Будут похрустывать колышки
высохшей мертвой стерни.
Пеночки тонкое горлышко
в сумерках всхлипнет льняных.
И удивленное «нако-ты!»
скатится мягко с крыльца,
будто вчера и не плакали
мы на поминках отца,
будто во все время выноса
мать не бранила его:
«Ну, на кого ты покинул нас?!»
Ясно теперь на кого.