Пустели улицы... На рыжий
Менялся цвет фонарных точек,
И в комнате под самой крышей
Тянулась ночь без проволочек,
И увядали в банке с мутной
Водой болотные тростинки,
И сон – минута за минутой –
Свежел, как простыня от синьки;
Ступал обрывками на вывих
Внутри недремлющего ока,
Перекрывая каждый выдох
Тоской, таящейся до срока, –
И ничего не мог дополнить
К уже свершившемуся часом
Назад, когда густая полночь
Несладким выплеснулась чаем.
Но не убила – лишь, бледнея,
В лицо заглядывала днями,
Когда мечты и сны беднее,
Чем явь, стоящая над нами.
И в темноте включалась лампа,
И распухала сыром в масле,
И царства гибли на арапа,
И, задыхаясь, звёзды гасли.
И перед зеркалом ошуюю,
Водою стягивая вены,
Смывала женщина чужую
Надежду, как прикосновенье...
Всё оседало: плыли зданья,
Деревья сбрасывали запах,
И проявлялись очертанья
Пространства в замкнутых масштабах, –
И тёрлась улица углами,
И на проулках провисала...
И ночь кончалась под ногами...
И время замерло... Светало...