Я грезил о танцовщице

I DREAMED OF A DANCER

I dreamed of a dancer
who danced of the scything time,
the reaping dance of rustling wheat
in the autumn warmth of the steppes,
the dance of the wind in mellow sunfilled leaves
of the ancient oak forests
and the shifting needles of the firs on the foothills.

Though the musicians were caught
in the strum of the frenzy of life
she found a slower rhythm within
and danced carefully, carelessly, timelessly
with long sweeps of her arms.
Her beaded headdress pulsating,
her embroidered blouse echoing the plants; forms.
While round her the grim wolves
waited, their necks lowered,
their lengths tensed.
With them, heavy-haunched bears bunched
ready to swipe.
But the slow dancer calmed them, charmed them,
and even the thorns put on leaves,
and I, who watched
from the edge of the dream,
longed to be healed
as the earth is healed by the dance
and longed to sleep
the sweet lilting lulling sleep
of the one who would sleep
beside the dancer.

 

Я ГРЕЗИЛ О ТАНЦОВЩИЦЕ

Я грезил о танцовщице
скифских далеких времен:
танец жатвы шуршащей пшеницы
танцевала она в осеннем тепле степей,
танец ветра в густой, пронизанной солнцем листве
древних дубрав
и танец дрожащих хвоинок в предгорьях.

Музыканты исступленно бряцали
в безумном бреду бытия,
но она отыскала внутри замедленный ритм
и безмятежно, безоглядно, в безвременье кружилась, –
вздымались плавно руки,
подрагивала в такт из бисера тиара,
узорчатая блуза колыхалась, растений очертаниям вторя.
А вкруг нее застыли грозно волки
и выжидали – морды долу,
напряжены тела.
Переминались рядом тяжелобедрые медведи –
вот-вот набросятся.
Но танцем колдовским всех усмирила,
шипы колючие, и те листвой оделись,
и я, за ней следивший
с тонкой грани грезы,
так страстно захотел, чтоб и меня сей танец исцелил,
как исцелил он землю эту,
и я возжаждал сном забыться –
сном сладким, ласковым, желанным,
сном того, кто задремлет
подле танцовщицы этой.