Сиреневый вулкан. Повесть

Евгений Сайковский
                Сиреневый вулкан.

                Повесть

                1

   Сирень отцвела быстро и не напоминала о себе обожжёнными на ярком солнце светло-коричневыми кистями, ставшими неприметными даже среди свежих зелёных листьев невысоких прибрежных деревьев и раскидистых кустарников.
   Подобным образом красивая женщина, после бурной молодости, становится тихой, спокойной, покладистой, чуть-чуть потерянной среди собственных мыслей, времени и пространства, как сбитая на взлёте или крутом вираже лётчица.
   В похожей ситуации сирень, не стремясь слишком быстро из весны в лето, на жаркое солнце, так у неё случается из-за его прихотей, без малейшего желания стала антиподом себя самой недавней.
   Такой нежной и вызывающе волнительной,  не умеющей жить тускло и не признающей запреты на красоту, и на всеобщее внимание, которые, как ей кажется, сопровождают её всегда.
   В подтверждение не зря прожитых мгновений, она всё-таки смогла за время цветения добиться своего, не только провести время в мечтаниях.
   После исполнения желания, до следующего года скромно переместилась на второй план, чему была несказанно рада.
   Несмотря на, не морозную зиму и холодную весну этого года, она как-то вдруг, незаметно, даже для себя, сумела за одну ночь распуститься и зацвести белыми, лиловыми, с самыми разными оттенками цветами.
   Даже не зацвести, а вскипеть, от избытка чувств и большого желания ощущать себя свободной от любых невзгод и непременно быть в центре не только своего окружения, а и всего мироздания.
   Пускай не навсегда, на какой-то миг, став фрагментом чужой жизни и всё же разом добиться своего.
   Сумев будто по мановению волшебной палочки, превратить обычные кусты в нежные, яркие весенние факелы.
    Наутро, даже самые неромантичные жители близлежащих окрестностей поразились сиреневым буйством.
    Одни эстеты среди них, коих не выделишь в толпе по внешним признакам, были вознаграждены за тонкий нюх пьянящими, изысканными запахами.
    Другие были пожалованы, за тонкий художественный вкус, божественными натюрмортами, ласкающими взор своими свежими первозданными красками.
    От зарисовки скромной веточки, до многопланового, царственно захватившего душу, раскидистого сиреневого куста на фоне декадентского антуража, быстро стареющей дамы в разорванных колготках, с пьяной улыбкой на устах и с сигаретой в губах.
    Добропорядочные горожане, дабы никого не обидеть, коими, вне всякого сомнения, были и остаются, все, без исключения, живущие в делах и заботах праведных, где-то глубоко, на подсознательном уровне, были всё-таки непременно благодарны сирени, за долгожданные, редкие минуты  посетившего всеобщего благоденствия.
    Хотя, быть может, привычный для кого-то интеллигентский скепсис, по поводу всего, чего угодно, без исключения, в том числе и любых восторгов, по поводу и без оного, в принципе, нигде не затерялся.
    Закономерным следствием рассуждений, обозначился очевидный компромисс, с, возможно, неуклюжими для кого-то, но зато своими доморощенными, выстраданными принципами, который был успешно найден.
    Он заключался в том, что молчаливое большинство, как обычно, сделало вид, что ничего особенного не происходит.
    Мол, так и должно быть в это неповторимое для каждого время и нечего, там чего, отвлекаться на восторги, если хотите, пустую трату времени.
    Для серьёзных и ответственных людей, других дел много.
    В это самое долгожданное сиреневое утро, не описать которое было никак не возможно и даже по отношении к его первозданности несправедливо, происходило не только трогательное обновление природы, а и события куда более прозаичные, но от этого не менее важные и интересные.

    Видавший виды служебный автобус, полностью, под завязку, заполненный молодыми, спортивными не только на вид, одинаково коротко постриженными людьми в камуфляжной форме, рано утром, выехав из ворот воинской части, по ходу движения, остановился около местной достопримечательности - Соковского моста, соединяющего пологие берега никуда не спешащей равнинной реки Уводь.
    Никого из редких прохожих, в столь раннее время, тем самым своим появлением не удивив и тем более, не обрадовав.
    Возможно, потому, что подобные перемещения военных дело обычное в любом населённом пункте по причине того, что оных в погонах, их активности год от году меньше не становится.
    В последнее время эта профессия, Родину защищать, вызывает немалый, даже повышенный интерес.
    О людях служивых стали больше популярно рассказывать с телеэкрана, как об постоянных участниках самых важных в стране событий на любую вызывающую интерес тему.
    От танкового биатлона и прохождения торжественным маршем в парадном строю до масштабных боевых действий.
    Эта же остановка автобуса, в одном из областных центров золотого кольца у моста, была одной из давних традиций.
    На них, революционных, боевых и трудовых, как на геркулесовых столбах, без спешки, с толком и расстановкой, строилась система воспитания армейской молодёжи.
    Перед дальней дорогой, всегда останавливались в этом знакомом месте у моста, тихо и неприметно.
    Рядом старообрядческая церковь, недалеко ещё церковь православная и женский монастырь, памятник воинам - героям Великой Отечественной.
    Дальше по течению реки излучина, на которой река Уводь встречается с сёстрами, легендарной рекой Талкой и Харинкой.
    И что? А ничего, каждая из них продолжает спокойно стремить свои воды дальше, туда, куда ей больше нравится.
    - Спрашивается, где, как не здесь проститься со своим прошлым, пожелать себе любимому успехов в будущем?
    - Рядом, на берегах реки в это время, кряквы высиживают птенцов и ты, в одиночестве, наедине с собой, без сантиментов и пафоса, прощаешься с родным, не большим и не маленьким.
    Единственным и неповторимым, знакомым до мельчайших подробностей и не знакомым совсем, чужим и холодным городом.
    Таким же неспешным и размеренным, как наша, для кого-то совсем не завидная, а для кого-то единственно-возможная провинциальная жизнь, без которой себя не представляешь.
    Прощаешься потому, если что случится непредвиденное, можно было бы вспомнить в последние мгновения эту пронзительную простоту и утреннюю свежесть.
    Вспомнить это, возможно, веками в храмах, у икон, намоленное место, знакомый мост, в центре пересечения городских магистралей и людских судеб.
 
    Водитель, привычным движением открыл обе входные двери. Прохладный, с сонной реки воздух, быстро заполнил салон и был не прочь обосноваться в салоне, что было весьма кстати, так как приятно и полезно для здоровья.
    Несколько десятков пассажиров, без привычных команд и приглашений, быстро, по-военному, вышли  из автобуса на тротуар.
    Кто-то из них обратил внимание на свадебные замки новобрачных, висевшие на перилах моста, с характерными надписями, Юля плюс Костя - любовь.
    Кто-то бросил монетку в неглубокие воды реки или пройдя несколько метров прочитал фамилии героев и полных кавалеров орденов Славы.
   Венки, возложенные в День Победы и гвоздики, вечный огонь, горевший круглосуточно, полностью соответствовали неброскому торжеству момента и как будто специально приурочены к их приезду.
    Разговоры и тем более речи по заурядному поводу не были предусмотрены, каждый был предоставлен себе, и вскоре в том же составе они быстро вернулись на свои места, и автобус привычно зашуршал шинами по асфальту утреннего города.
    Покидая его пределы, увозя вооружённых военных людей, толи после ритуала, толи обычая, на выполнение специального задания далеко от дома, которое в деталях никто не знал, но был готов исполнять в лучшем виде, как принято и как учили, как принято, не жалея живота своего и без рассуждений
    Было ясно лишь одно, обстановка в южных приграничных районах, где они должны оказаться не позднее чем через сутки, напряжённая, быстро изменяется.
    Подразумевалось, что многие решения придётся принимать самостоятельно, как говорится с колёс.
    Уверенности вернуться без потерь не было, хотелось, чтобы она появилась и не умирала последней.
    Среди пассажиров, если так можно назвать людей готовых в любую минуту занять оборону, пойти в атаку или сбить летательный аппарат, были представители войск дяди Васи, различных силовых ведомств.
    Срочно собранных вместе, в дополнение умений и профессиональных возможностей друг друга, в связи с необычной, конфликтной ситуацией.
    Под аккомпанемент благих пожеланий от высокого начальства о давних добрососедских отношениях, непонятно из каких предпосылок и сведений они при этом исходили.
    Это самое, всё знающее начальство благоразумно старались ситуацию с срочной отправкой не комментировать и не вступать в дискуссии с подчинёнными, особенно по поводу того, насколько возможно их пожелания исполнить.
    Давно замечено, в дороге знакомства происходят очень быстро и через несколько часов налицо были первые признаки боевого братства, для начала в виде крепких мужских рукопожатий.
    Хотя происходило это весьма сдержанно, всем было ясно, что едут не на пикник и не на курорт поправлять здоровье.
    Несмотря на это, никто не чувствовал себя хоть чем-то обделённым в этой жизни или тем более ущербным, видя дорогие автомашины за окном и уже загорелые, приветливые женские лица.
    Присутствовал лёгкий шарм, вы на отдыхе, а мы на работе, путешествуем вместе с вами.
    А опасности, это наши мужские проблемы, у кого их нет, в этой жизни, учимся преодолевать на ходу.
   - Ведь, это же надо, обычные приветствия, слава Украине, слава героям, а звучат как фашистские.
   - Так, они такие и есть.
   - Ну, да?
   - Дело в том, кто их произносит.
   - А у нас что, на Кавказе? Аллах акбар, ещё ни о чём не говорит?
   - Ну, да?
   - А что стрелять будешь?
   - Зачем так сразу, стрелять, но насторожиться надо.
   - Смотрел последние известия?
   - А как же. И по нашим каналам, и по их, и по Дождю.
   - Нюх потеряли каратели, до крайностей, беспредел полный, по своему населению, без зазрения совести.
     Уже и зажигательными снарядами. Язык поворачивается громогласно обещать, после победы устроят толи фильтрационные, толи концентрационные лагеря.
    А потом расселять по разным регионам страны, не говорится, а подразумевается, в качестве людей второго сорта, подсобных работников.
     Для своих силовиков придумали тесты, вроде нашего полиграфа. Смысл один, готов убивать сепаратистов, на кого пальцем покажут, без суда и следствия, подходишь.
    У них это называется проверка на вшивость. Не хочешь, не можешь, становиться нацистским преступником, снимай погоны, такие не нужны.
    - Вывод однозначен, без всяких рассуждений и мудрствований лукавых.
      Не прошёл аттестацию, не соответствуешь по моральным и волевым качествам.
      Не патриот, характер не нордический, не вписался в ситуацию.    
     - Откуда ты это всё знаешь?
     С одним парнем на соревнованиях по боевому самбо познакомился, его к нам взяли, когда оттуда уволился. Проиграл ему схватку за несколько секунд, простой зацеп и чистая победа.
     Они ведь там за премии по ведомостям отчитываются. Это перед другим-то государством, надо же так опуститься, ниже плинтуса.
     - Хотя, говорят и по-другому, эти самые деньги не пахнет.
     - Дело не только в этом. Изначально, всё построено на лжи.
      Будто вокруг люди не понимают, кто убивает мирных людей - детей, женщин, стариков - на востоке.
    - Да, хоть и не мирных. Другое дело не хотят ничего знать, разбираться.
     Случайно, стрельнул и ага, пуля, не туда полетела, ракета ниоткуда появилась.
   - Валили бы сразу на инопланетян. Мол, так и так. Прилетели зелёные человечки, завалили. И свалили на своих тарелках.
   - Ты сам-то, в бою настоящем бывал?
   - А то. На Кавказе. В командировке, но об этом, ни по телевизору, нигде.
   - Ну и как?
   - А ты, что?
   - Я, нет. В учебном только.
   - Ну и как? Ты не ответил?
   - Если кто-то говорит, что не страшно, не верь. Врёт, как тыловик или снабженец. Помню, как мне один заливал, когда молодым был и зелёным.
     Потом оказалось, что он штабной, но в почёте, при орденах, званиях.
   - Нет таких людей, кто не боится?
   - Никогда бы не поверил, что к этому можно привыкнуть. Это так, странно, когда привыкаешь, но всё равно боишься.
     Раздвоение личности происходит, не я один это чувствовал, многие говорят, в одно время, ты в разных ипостасях, в реальности и воображении.
   - Недавно в Арктике с парашютом приземлялись. Там никакого раздвоения, всё по-нашему, спокойно, как надо, там мы хозяева положения.
     Кондово, чтобы знал, так это, в сравнении с боем, прогулка на свежем воздухе.
     Холодно, не дай Бог, снесло бы куда, за сугробы, это всё, суши вёсла, но страха почти нет. Пули, снаряды страшнее.
   - Ранение, вот это не приведи Господь. Тяжёлого, тем более, да ещё в полевых условиях. Вообще не надо, лучше сразу, у меня было такое.
   - Жить-то хочется.
   - Это конечно, но боль изматывает. Ноет, болит, никому не нужен, уже ничего не надо, только бы один конец.
     Тем не менее, ты прав, я погорячился, всё равно умирать молодым страшно.
     На войне насмотришься, на такое, от чего волосы сами дыбом встают.
  . А куда едем, не забыл? Вспомни, как они, эти наши противники, даже в госпиталях расправляются с ранеными, это финиш.
     Всё шито-крыто для них, замяли, как будто и не было ничего, а эти военные преступника ещё и герои. Льготы им, как фронтовикам.
    Неужели не понимают, что рубят сук, на котором сидят.

                2

   Дорога на юг жила своей отпускной жизнью, отгородиться от неё разделительной полосой не получится, как не старайся.
   Никто и не старался. Понимание неестественности войны, применение на поражение оружия, самое тяжёлое для каждого.
   Об этом рассуждать не принято ни в одной стране, ни в одном армейском подразделении, это признак дурного тона или неподготовленности личного состава.
   Разговоры были ни о чём и обо всём. Обсуждались виды из окна, как красиво цветёт придорожный багульник.
   Есть ли жизнь на Марсе и сколько миллиардов лет спокойной жизни отпущено нашей маленькой планете.
    - А ты, как попал в нашу контору, вид у тебя, уж, больно интеллигентный, вопросы въедливые.
    - Вообще-то я филолог. К русскому языку всегда уважительно относился, другими языками интересуюсь.
    - А если дадут задание внедриться под прикрытием, украинский язык быстро изучишь? 
    - Если, да, кабы, во рту вырастут грибы. Легко, я многое из Тараса Григорьевича, в оригинале, по памяти могу.
    - Читал, что ли, много, у меня, к твоему сведению, с чтением всегда сложности были, по-хорошему завидую.
      Не то, чтобы лень читать, хотя особой тяги нет. Не верю я словам написанным на бумаге, напечатанным на компьютере.
      Хоть ты меня застрели на месте, как при попытке к бегству.
      В жизни всё по-другому. Никто, никогда, мне никаких советов, не давал, как там описывается.
      Хотя я и не просил ни у кого и ничего. Как-то до сих пор обхожусь без этого и ничего, не жалуюсь. Может умишко и плох, но свой, доходит долго, зато надёжно.
    - Может быть вы и правы, но я с детства рассчитывал на многое, своим трудом добивался, а ничего не получил.
      Думал, диплом с отличием, что-либо решает, старался, оказалось, пустое дело. Точнее, я пустое место.
    - Что так к себе нелюбезно?
    - Много читал, пытался писать авторские тексты, такая тягомотина, глупость и бездарность получается.
      Другими словами тоска зелёная, хотя грамотно, по правилам, очень старался, времени и сил много потратил.
     Не настолько глуп, чтобы считать себя непризнанным гением, мол, следующие поколения признают, возведут на пьедестал. Всё гораздо примитивнее.
      Не могу представить человека, который сможет мои творения хотя бы дочитать до конца.
      Зачем ему это надо, если я, автор, не знаю, зачем пишу, может быть, даже меньше его, читателя, во всём разбираюсь.
    - Уже хорошо, что признаёшь это, другие всю жизнь чистописанием занимаются, так и не признавшись себе что бездарны.
       Может и не совсем потерян для того, чтобы стать великим, встретишь через четверть века и не признаешься.
    - Да, ладно вам иронизировать, хотя это комплимент, спасибо.
    - Пожалуйста, не жалко, тем более бесплатно, шучу, не обижайся. Продолжай, дело говорил.
    - Так вот, не верил, когда доказывали, что мы из вас готовим специалистов по языку, писать это свыше, дано не каждому.
      Хотя подумаешь, с другой стороны, эко дело писать.
   - На лекциях рассказывали, были времена, не так давно, слежка была за авторами. В книжках это описано.
     На пишущей машинке несколько экземпляров напечатает автор, знакомый прочитает, передаёт другому уже своему знакомому.
     Никаких тиражей, гонораров, ещё и за решёткой можно было оказаться.
     Каждый сам для себя планку устанавливает, для преодоления. Сейчас, хотя бы не сажают и на том спасибо.
   - Может и не сажают, потому что за авторов не считают, а так, обслуживающий персонал, кушать подано.
     Там же, в контрразведке, знающие люди сидят. Я тех ребят знаю, палец в рот не клади, по локоть откусят.
     Хотя сейчас много молодёжи пришло, вот их я уже не знаю, может, что и по-другому.
   - Всё может быть.
   - Между прочим, хороших русских писателей больше всего среди врачей и военных.
    - Ещё скажи жандармов.
    - Стишки жандармы пописывали, на приличном для того времени уровне, а так нет, особо не отмечены.
      Не приветствовалось сиё занятие. За ослушание могли и в карцер посадить, розгами попотчевать, может поэтому?
    - Ну и слава Богу, этого ещё не хватало. Сам вольнодумствует, и сам за это же других сажает.
    - Как-то никогда не задумывался, кто, да что и как, да и не тянуло.
      Ведь столько всего понаписано, куда ещё и так лишка.
    - А не сажают сейчас, так, не за что, никто ничего путного не пишет, показуху гонят, которую все знают.
      Казематы с тех самых времён законсервированы, дадут отмашку, сразу заполнят, найдут может, если захотят и не показуху. И кого в казематы надо, но думаю, сейчас не до этого.
    - Этого я не знаю, о казематах впервые слышу, а насчёт творчества, вы ошибаетесь, если творческая мысль перестаёт развиваться, то мы проживаем жизнь ненужную.
      Ещё это означает, что в обществе движения вперёд нет. Дружно ползём назад. Как с горки, на санках.
    - Не понял, с этого места поподробнее, если сможешь, уже становится интересно.
    - Пожалуйста, как смогу, уж, не взыщите, если что не так.
    - Давай, сразу по существу и без предисловий.
    - Например, какая мощная литература родилась после Великой Отечественной.
      Каждое слово выстрадано, факты перепроверять не надо. Образность, сюжеты.
    - И что, с этим я согласен, читал многое, извиняюсь за предыдущие слова, той литературе верю, но другой, что после, не очень, неинтересно.
      Не понимаю, к чему ты это ведёшь.
    - А к тому, что необходимо было на том же уровне развиваться дальше. Но всё застопорилось. Пошли повторы, вполсилы. Объяснения этому, детский лепет на лужайке.
    - На курорте не пишется ничего стоящего и в клетке сытая птичка  петь отказывается.
     Неправда это, всё пишется, если есть что писать. И в клетке, ещё как пишется, если не писать не можешь.
    - Я у одного хорошего, известного автора, фронтовика, спросил.
   - Вы же были рядовым бойцом, а пишете о генералах, фронтах, масштабных сражениях?
   - Он понял, я о чём, обиделся и говорит.
   - Внучок, весьма неучтиво, кто это тебя так научил спрашивать, так я же был на войне, мы победили.
     Чего я тебе дальше скажу, я ему не говорил, а только хотел сказать.
   - Так и пиши о своём, а не переписывай чужие мысли, из чужих книжек.
     И так во всём. Наполовину думаем, вполовину уха слушаем, да и то не других, а себя, ещё, кто я, присутствует, всё кое-как делается.
     Говорят, рынок, читатель рублём рассудит, если плохо написано, не купит.
     Ерунда всё это, книги и рынок несовместимые понятия. И ещё, лень выросла в неимоверных размерах среди тех, кто может и должен творчеством заниматься. Это тяжкий труд, по-настоящему работают единицы.
     Почему-то считается, чем выше должность, тем меньше головой работать надо, а только поддакивать.
    Многие творческие люди на административную работу подались, там легче, в разы сытнее.
     Вот так дружно назад, как раки и пятемся, всё это подтверждение того, о чём раньше говорил, есть лишь движение вперёд и назад. Среднего не дано. Мне так кажется.
    - Не понял и что?
    - А то, что неверия стало больше вокруг, чем правды, у людей, которые требуют самоотдачи автора лично для него, это касательно литературы, иначе, не верю и всё, даже понятие “колорадо” появилось. Всё пожирает на своём пути, а толку от него никакого.
      Не у меня неверия, а у тех, кого за столько лет не убедили, что не все методы достижения своих целей допустимы.
      Плохо старались, это мягко сказано. Обидно, но получили то, что заслужили. Фашисты маячат на горизонте.
      Вина в этом писателей, для литературы не существует границ, искренне, от всего сердца или конъюктура, на потребу. 
    - Ты хоть и молодой совсем, но глубоко копаешь. Сильно преувеличиваешь значение своих книжных дел, хотя утверждать, что ты не прав, не буду, лучше послушаю.
    - Книги остаются потомкам, сейчас уже и в оцифрованном виде, от этого не легче.
      Совсем плохо, если их не читают, но это неправда. Меньше, да, но это другая тема, не менее важная, лучше я продолжу предыдущую мысль.
    - Дай, лучше я, достаёшь потихоньку. Не спрашиваю, кто виноват, за то, что случаются войны и так всё ясно.
     Но не думай, что я скажу, что система, тоталитарная или какая-нибудь ещё нехорошая.
     Мало свободы, не дают митинговать и так далее, это чушь несусветная. С свободами как раз всё нормально, то есть это не главное.
     Без сильного государства никак, не получается, с ним считаться надо и получше своё дело делать, по-моему, а не только за другими подмечать. Это не из той оперы.
   - Не хочешь ли ты сказать, что по этой причине надел военную форму и в самое пекло.
     Хотя не отвечай, именно так и есть.
     А если схлопочешь на передовой, по самое первое число или в братскую могилу, в одночасье, и никто не узнает, где она твоя.
     На войне это запросто, такой крутой или глупый, или блаженный, одно другого смешнее?
     Вы за меня и ответили, а как по-другому.
    - Ты меня спрашиваешь, будто я смогу разложить по полочкам. Извини, ни в университетах, ни в академиях не обучался, вот правильно целиться в противника научить могу, боевому самбо.
    - Это пригодится. Вы старше меня, скажите, неужели может быть скоро мировая война?
    - Она неизбежна, по моему разумению.
    - Извините, как-то не по себе стало, об этом так прямо никто не говорит. Тем более братские народы, неужели отсюда начнётся.
      Неужели самые близкие народы, самые непримиримые противники, враги на всю оставшуюся жизнь.
    - Так, ты меня спросил, а я тебе ответил. Отсюда начнётся.
    - Какие аргументы?
    - Пожалуйста, все ждали вступления в должность президента у соседей и что, ну, вступил, кто-то не разобравшись, похлопал в ладоши.
    - Мол, лучше такой, чем никакой. А вот это уже, как сказать.
      Что он провозгласил? Наш язык вне закона, наш великий, могучий, лишь на региональном уровне, а вот каратели в законе.
      Те, кто семьи от вторжения защищает - террористы и с ними разговаривать не собирается. Фильтрационные лагеря, прелести оккупационной жизни.
      Поставили на пригорки орудия и бьют по домам, измором берут, страхом за детей. Все делают вид, что ничего не происходит. Геноцид.
     Вынуждают вводить войска и биться не на жизнь, а насмерть. Третьего не дано.
   - Для того и едем. Потом всё свалят на нас, а какой другой выход?
   - Не может быть, может всё образуется. Нет дорогой мой, чудес на свете не бывает.
     Людей очень серьёзно оскорбили, унизили, многих согнали со своих родных мест.
     Лишили своего, последнего, такое не прощается. За детей, родителей любой мужик глотку перегрызёт.
     Всё это хамство и наглость будут продолжаться, у меня сомнений нет, терпение лопнет окончательно.
     Потом уже никакие правители простой народ не остановят. Снесут всё, что только можно и себе во вред, в том числе.
     Почему-то сегодня никто не заикается, что то, что разрушается пулями, снарядами, ракетами, гусеницами надо восстанавливать. За чей счёт, дяди Сэма?
    Так он на инаугурации жвачку жевал и свысока посматривал. Неужели он будет людям пострадавшим помогать?
    Оно ему надо. Денег даст, сколько-то, разворуют мигом. Что, а это умеют, и у них, и у нас, ждут как манны небесной, ради этого и рвались к высоким должностям.
  - То, что сейчас у соседей происходит ясно и понятно. Наша роль для меня тем более ясна, как дважды два четыре.
  - Но почему в огромном приморском городе не нашлось мужиков, которые встали бы против фашистов. Все по домам попрятались. 
    Им с этой властью жить, не хотят в списки неблагонадёжных попасть. Своя рубашка ближе, как не крути.
  - Это вы правы, но говорят не суди, да не судим будешь.
  - Это уже ты прав, просто время есть поговорить, не часто бывает, пока в дороге, да и собеседник ты интересный.
  - Взаимно. С ними мы разберёмся, задавим, своих защитим, пока, во всяком случае, пусть и не простыми делами будем заниматься, но я о другом. Нам со своими делами разбираться так как надо, а не как кому-то хочется.
  - Я подрабатывал студентом на выборах, насмотрелся. Всё решают деньги, если их много, то путь во власть открыт.
    Это даже не обсуждается. Приходит такой избранник к власти, отбивает затраты, получает прибыль, обычный бизнес.
    Формально все делают круглые глаза, рассказывают сказки, сами же над ними смеются, в узком кругу, так сказать.
   - С этим согласен, а наши отставники, приходят на гражданку во цвете лет, сорок пять, что за возраст, бывает и раньше, а их путь во власть? Пускать не приветствуется.
     Считают, что всего две извилины в наших головах и то от фуражки. Особо никому не нужны.
    А чего им там делать? Ну, это ещё как сказать.
    Среди тех, кто на нашей стороне у соседей, таких большинство. Комплекс человека невостребованного, который не навоевался.
    С таким же интересом они будут и у нас в стране хороводиться, если не дай Бог, что-нибудь подобное начнётся.
    Им всё равно, я эту породу знаю, сам такой, за тех или за этих, лишь бы при деле, даже не в деньгах суть.
    Скучно охранником на складе, воротником сидеть, в чине полковника или майора. А это нашему брату красная цена на гражданке.
    - Вы хотите сказать воевать, это в самой природе человека заложено, готов не согласиться.
    - И правильно, не в природе, а слишком много военных. В том числе бывших, будущих.
      Всех кормить, одевать. А зачем всё это, кому, чего оружием докажешь. Всё равно каждый при своём мнении остаётся, если даже его территорию захватят.
    - Смотришь телевизор, чего снарядами дома, школы, водопровод, разрушают, толку что.
      Кто ремонтами будет заниматься, вот с тех умников, кто стреляет и вычитать бы, пусть до скончания века отрабатывают.
    - Избрали в столице на видное место, так он на себя в зеркало насмотреться не может.
      Ему бы быстрее останавливать это насилие, так нет, красивые речи говорить надо, многозначительно улыбаться.
     Как отвратительно всё это, раньше никогда даже подумать не мог, что придётся с этим столкнуться.
    - Если такая схватка непримиримых началась, обе стороны виноваты. Отбросить все амбиции и договариваться между собой, думать, как бы людям помочь.
    - Ты всё причитаешь, как отче наш, помочь людям, у военного есть приказ, который он обязан выполнить, иначе, зачем форму надевать.
      Мы же не от матери Терезы, благотворительная организация.
    - Прикрываться приказами проще всего.
      У нас даже двоих полное непонимание друг друга, у каждого своё. Вот и хорошо, что высказались, сразу легче стало. В себе держать нельзя, вредно для здоровья.

                3

    Пока люди в камуфляже дискутировали, горячась и соглашаясь, подспудно чувствуя, что сегодняшний сосед по автобусу завтра, возможно, вытащит тебя раненого из-под огня.
    А быть может бросит, истекающего кровью на поле боя, спасая себя, причитая слова о добре и справедливости, прося на словах прощение за свой грех.
    Как раз в это время, в родном городе, после сытого обеда, для полного комфорта, включив на полную мощность кондиционеры, в уютном зале заседаний, собрались ответственные за судьбы горожан, весьма заметные фигуры на шахматной доске.
    Народные избранники и чиновники, приглашённые специалисты, чтобы обсудить проблему, как им казалось, поднятую на щит не ко времени и по этой причине, притянутую за уши.
    Другими словами. Морщить лоб, при предстоящей дискуссии было мало смысла, да и не очень-то хотелось.
      В миноре звучало много правильных слов, выступления были то длинные, то короткие, в основном, ни о чём, хотя иногда интересно, иногда непонятно, но здорово.
      Калорийная пища хорошо и приятно усваивалась. Растянутые  за время муниципальной службы желудки и другие внутренние органы привычно тянули голову в послеобеденную дремоту.
      - С утра борьба с голодом, после обеда со сном. Вся жизнь в борьбе.
      Так любил шутить местный мэр, с чем было трудно не согласиться.
      Был он полный, русоволосый, с круглым, открытым лицом мужчина. Лет пятидесяти с небольшим от роду.
      Десяток лет уже изнывающий на этой должности, но не без оснований, рассчитывающий доработать до выслуги, дающей право на повышенную пенсию.
     По жизни он был непростой товарищ, бывший военный, попавший под сокращение.
     Свои интересы для него всегда были на первом плане, но он это умел скрывать, как и многие, но не наглел, поэтому держался на поверхности.
     Но, к своему несчастью, своей недалёкостью, примитивностью суждений и постоянным стремлением к подковёрной борьбе, уже успел многим надоесть.
       Если в кулуарах завязывался шутливый разговор, был весьма демократичен к подчинённым. Как и по любым другим вопросам, которые не касались самой службы.
       Подшучивал над своим лишним весом, каждый раз подчёркивая, что он не виноват в этом.
       Вообще не причём, досталось по наследству, папа, мама, такие же безразмерные.
    - Взаимодействие представительной и исполнительной ветвей власти находится у нас на очень высоком уровне.
      Можно подумать, что могло бы быть как-то по-другому, при такой, весьма неплохой зарплате и прочих не лишних чиновничьих возможностях.
     - Неоднократно обобщался положительный опыт и докладывался на самом верху, в столице.
     - Имеем хорошие, давние традиции, другие у нас учатся.
       Это точно, с кураторами связь налажена, справки, отчёты на любой случай под рукой. Что в этом плохого?
       Наверху ещё только подумали, или сами им туда подсказали, и тут, сразу, не отходя от кассы, нате вам, уже отчёт готов и делать ничего не надо.
       Вот что значит люди на своём месте, таким цены быть не может, просто бесценные.
     - Поэтому возвращаться назад, вводить вновь районное деление, вместо общегородского, нецелесообразно.
       Правильно говорят, любое новое, хорошо забытое старое. Так пусть оно там, в прошлом, остаётся.
      Не для этого к власти пришли, чтобы ею делиться. Отдавать завоёванное. Всегда заметна сущность всяких прохвостов, если кому-то по жизни хорошо, сытно, уютно, то ему от этого обязательно плохо.
      По ночам спать не будет, лишь бы чего-нибудь такого скабрёзного придумать и самому постараться другого оттеснить с насиженного местечка.     - Знаем эту публику, поможешь ему район возглавить, а он будет считать, что сам всего добился, так и поздороваться при встрече забудет.
     - Тем более, вновь избирать депутатов районного звена, с ними проблем не оберёшься.
       Сколько энтузиастов засветится, отмахнуться от них не получится, у них мандат народного избранника.
      Каждый своё отстаивать начнёт и без них голова кругом, были бы деньги, сами бы давно всё решили, а без денег как, за бесплатно никто не работает и зачем эти нововведения, и так всё налажено и годами проверено.
     - По окончании обсуждения можно было спокойно проголосовать, дать отрицательный отзыв и вопрос с плеч долой.
     Это так, но опытные чиновники понимали, что с их позиций, только так и нужно бы поступить, но жизнь меняется на глазах, не в масть попадёшь, себе дороже. На несколько ходов вперёд считать приходиться.
     Люди всё больше высказывают недовольства, хотят быть не посторонними наблюдателями всего, что в городе происходит.
     Сами хотят влиять на принятие решений, хотя основной массе, всё до лампады.
     Тех не задевают, они только за это спасибо говорят, что не мешают.
     А вот для стремящихся в будущем к большим чиновничьим должностям, чтобы уверенно себя чувствовать, очень может подойти статус депутата такого, как кажется, неприметного уровня.
     Это настораживает, к кому власть попадёт, станет район неуправляемым, что тогда? Это большой каверзный вопрос.
     - Посудили, порядили, решили на некоторое время повременить с окончательным ответом.
       Там дальше, на деле покажет, а  нос держать по ветру, как бы чего не вышло.
       Это дела не главные, кроме них, есть над чем, голову поломать.
       С территории братского народа, что ни день ,то такие новости, что свои уже совсем не новости, а текущие дела. Поток беженцев стал увеличиваться и конца ему не видно.
     Хоть и далековато, а кто знает, как всё может обернуться. Старые кадры у власти может действительно своё отработали.
    Может быть нужны более энергичные, организаторы, а не исполнители. Не обязательно молодые, среди них бездельников и ротозеев не меньше, чем среди опытных, а тех, кто где-то, в чём-то, успел себя проявить, характер имеет.
    Хотя с любыми нововведениями своих проблем будет больше, глаз за всем нужен, новые лица такие пошли, что себя ни в чём не обидят, особенно если что-то, где-то, плохо лежит.
    Обведут вокруг пальца и будешь глазами моргать, перед законниками, да по носу щелчки получать.
    Самим вкалывать придётся, не до спокойной, размеренной жизни.

    - Столько всего обсудили, а не познакомились. Не-по пацански, как-то.
    - Золотые слова. Где ты слов правильных нахватался.
    - Везде, жизнь научит, за что ей спасибо.
    - А ты всё книги вспоминаешь, сам себе противоречишь.
    - Да, это я так. Меня Стасом называют.
    - А меня Тима, полностью Тимофей.
    - А меня по паспорту Станислав, бабушка говорит правильно с ударением на и, благороднее звучит.
    - Слушай, не обижайся, вспомнил, мы в детстве стасиками тараканов называли.
     Я в  детстве вдвоём с матерью в комнате в общаге жил, как с отцом развелась, так этих усатых, особенно на кухне тьма была.
     Привыкли, от них ничего плохого не видел, как члены нашей большой семьи были.
     - Сказанул тоже. У меня мать врач-эпидемиолог, так она всех приучила руки мыть раз по десять за день, правда, толку что, а тараканы, это круто, экзотика.
     - Извини, за вопрос, а отец чего, так.
     - Ничего толком не знаю, к молодой ушёл, дело известное. Мать думала вернётся, когда та его выгнала, а он куда-то уехал и долго ни слуха, ни духа. Потом она где-то узнала, пропал без вести.
     - А мать как?
     - Что мать, так одна и живёт. Не задаром служу в горячих точках, накопил денег, купил ей квартиру, у нас в райцентре, не так дорого, как в столице, например, болеет часто.
     - Извини, я так бесцеремонно.
     - Ничего, нормально, а как ещё, по-другому.
     Его василькового цвета глаза слегка затуманились, он быстро, как бы незаметно, указательным пальцем вытер слезинку и неожиданно произнёс.
    Только тебе расскажу, поклянись, что молчок.
   - Клянусь.
    Мать звонила, к ней моя знакомая приходила, молодая совсем, в два раза меня младше, говорит, ждёт от меня ребёнка, а я её знаю два дня. А мать первый раз увидела.
   - Как это?
   - Так это. Не знаешь, как бывает?
   - Причём тут, я знаю или нет? Хочешь, рассказывай, не хочешь, за язык никто не тянет.
  - Извини, злюсь, это со мной бывает. Мать сказала, что ты как хочешь, а она будет рожать и вместе будут воспитывать.
  - И что в этом особенного, всё как у всех. Чего паниковать, приедешь распишешься, сыграешь свадьбу, будешь отцом.
  - Знаешь, сколько ей лет?
  - Опять вопросы задаёшь, откуда я могу знать?
  - Так мало, что могут к уголовной ответственности привлечь. Приходил полицейский к матери, сказал, твой сын педофил.
    Та конечно послала его подальше, но я интересовался, легко могут посадить, даже если по согласию и всё такое.
    - Может всё по-тихому, без шума.
    - У нас так не получается, все, всё, о каждом знают.
    - А её родители?
    - Я их в глаза не видел, мать говорит моих лет, с ней разговаривать не стали, говорят про меня, старый кобель, пусть отвечает.
   - Ещё доказать надо, что ты отец, не так это просто.
   - Чего доказывать, что не знаю, что был первый у неё и всё такое.
   - Дурь какая-то, не бери в голову.
   - Это тебе так кажется, только об этом и думаю.
   - Если что, сам пойду в тюрьму, но ребёнка не брошу. Насмотрелся как мать со мной одна, нет, такого я своему не пожелаю.
   - А ты не был женат?
   - Официально нет, жил то с одной, то с другой, как-то не складывалось. Наверное, боженька испытание дал.
   - Может быть, а ты что верующий?
   - А как же, в нашем деле без веры нельзя. По молодости недопонимал, что дело не в том, что есть он на самом деле или нет его.
     Он мне нужен, без него непонятно зачем вообще мы живём. А у тебя как с этим делом?
   - Если честно, то по-разному, в церковь пока хожу только из любопытства.    Интересно, конечно, но, иногда, кажется, что без меня они там разберутся.
    Живут и будут жить, зачем я им.
   - Не спеши, формально не надо, только когда почувствуешь, что это твоё и без церкви не можешь.
   - Понимаешь, я думаю, что без церкви я могу жить, а вот без веры нет, только я не знаю, можно ли так.
     Так сходи туда, может быть, с каким-нибудь умным человеком поговоришь.
  - Если живым останусь, обязательно, предчувствие какое-то нехорошее.
  - Это ты брось, нам жить надо, какие ещё годы.
    Разговор продолжался, пока Стас, не обратил своё внимание на то, что Тимофей склонил себе на грудь голову и толи задремал, толи крепко уснул, по-детски причмокивая губами и время от времени глубоко вздыхая, и как будто желал проснуться, но это у него не получалось.
  Снился ему не то сон, не то посетило видение, недавних событий, которые он уже пережил.

                4

  В конце мая выдались по-летнему жаркие дни. Градусник зашкаливало, бились рекорды десятилетней давности.
  Обожгло не только сирень, одуванчики отцветали ещё быстрее, вместо жёлтых, едва распустившихся цветиков, полетели над травой маленькие воздушные белые парашютики с семенами, с заботой о будущих всходах.
  В выходные на пляже собралась молодёжь, дела подождут, огороды никуда не денутся.
  Места наши скорее северные, чем южные, как там будет с погодой завтра неизвестно.
    Молодое красивое тело под солнечные лучи, что может быть желаннее после длинных холодов.
    Тимофея ноги сами понесли на пляж, до окончания отпуска два дня, билеты куплены, рюкзак собран.
    Никаких особых событий почти за месяц не произошло, если не считать, что благодаря материнским кулинарным способностям заметно набрал лишний вес.
    Это не беда, на службе предстояла командировка, только что звонили из части.
    Обычно возвращался после них тонкий, звонкий и прозрачный, в хорошей спортивной форме, поэтому особенно не расстраивался по этому поводу.
    Он лишь мог представить себя со стороны, но раздевшись, почувствовал, что на него молодые девушки особого внимания не обращают.
    Может, думали мужик с животом, толи дело молодые поджарые парни, которые, быстро разбежавшись, прыгали с берега в воду, показывали свои способности на водной глади.
    Вода в реке была не очень холодная, но бодрила, не все решались купаться подолгу, а лишь охлаждали тела после загорания.
    Он, степенно войдя в воду, размашистым кролем спокойно проплыл около полусотни метров, вспомнив, как в школьные годы был лучшим пловцом среди сверстников.
    Выходя из реки, обратил внимание на стайку молоденьких девушек, которые по-домашнему расположились на берегу.
     Были, судя по возрасту, школьницами из младших и старших классов.
      Одна из них выделялась своими привлекательными, скорее женскими, чем девичьими формами рано созревшего тела, созерцание которых так на него подействовало, что перехватило дыхание и заставило остановиться в нерешительности.
       Девушки словно услышав армейскую команду, рота подъём, всем в воду, весело, разговаривая на ходу, быстрым шагами её исполнили, пошли купаться.
       Он ринулся ей навстречу, но она быстро прошла мимо, как ему показалось, совершенно к нему равнодушно.
       Из-за её уверенной, вызывающей походки стало как-то неуютно, пасмурно, на небе туча зацепилась за край солнца и несколько минут не туда, ни сюда.
       Стало портиться хорошее с утра настроение, показалось, что жизнь проходит мимо, направившись для начала в сторону и ничего хорошего впереди как не светило никогда, так и не светит.
       Кто-то окликнул.
      - Тим, давай в нашу кампанию, уже стол накрываем. Словно что-то узнав.
      - На кой тебе эти малолетки, смотри какие у нас дамы, в самом соку, не пожалеешь.
      Женский голос вступил в разговор.
     - А что, дело говоришь? Такому видному мужчине легко. Её поддержали дружным смехом.
      Стало на душе полегче и он им в такт ответил.
     - Обязательно, мои дорогие, придётся так и сделать. Куда я без вас, а никуда, надейтесь и ждите.
     - Всё, замётано, ждём.
      Тим, сам не зная почему, посидев немного в мокрых плавках на траве, вблизи распустившихся кувшинок и понаблюдав, как кряква строит равными парами десяток совсем маленьких утят, быстро оделся и потихоньку побрёл в сторону частных жилых домов.
     Остановился, чтобы попить из колонки, как увидел знакомую девичью кампанию, которая остановилась около него.
     Девушка, которая понравилась ему на пляже, помахала подругам ручкой, мол, завтра встретимся в тоже время, на том же месте.
     Подошла к нему и спросила.
     - Вы меня не помните? Как, совсем нет? Год назад, в такое же время, на свадьбе, в доме на Набережной.
     Как уж это, ну, может быть, я ещё маленькая была. Мы даже один раз станцевать могли, да магнитофон замолчал.
    - Всё может быть. А сейчас, что уже большая?
    - А то. Не то, что тогда, все говорят, очень удивительно, что ты ни с кем не встречаешься.
     Я бы может быть и не против этого, но не находится, кто бы мне понравился, да и времени, особенно, лишнего нет.
    - Зачем ты мне всё это рассказываешь?
     Разговаривая с ней, он в душе корил себя за каждое сказанное слово, как ему сказалось, сказанное не так и не тем тоном.
     Ему, почему-то вдруг, хотелось не только говорить, а взять её на руки и сколько хватит сил, нести в любую сторону.
    Чтобы в реке, она вставала на его широкие плечи и прыгала в воду, как многие делают, на зависть одиноким  окружающим.
    Но он сказал то, что совсем было не в тон её радужному к нему отношению.
    - Вот видишь, как ничего у нас с тобой не получается.
    - Я поняла, извини, я думала, переходя на вы, что вы меня помните, я вас иногда вспоминала.
     Но он действительно её не помнил, а о той свадьбе в памяти были одни черно-белые неконкретные обрывки.
  - А почему на пляже не призналась?
    Она ответила вопросом на вопрос.
  - А какое это теперь имеет значение?
  - Ну, а всё-таки, настроение почему-то начинало выправляться.
  - Думала, что вы первым признаетесь. Извините, пожалуйста, может быть, я многого не знаю, но, вообще-то, парни первые должны.
    Теперь уже он её перебил. Хотел сказать, никто никому ничего не должен, но произнёс совсем другие слова.
   - Извините, вы меня, пожалуйста, я не прав по всем статьям, может быть потому, что ты, он первым вновь перешёл на, ты, изменилась, какая красавица стала.
   - Ну, так, уж и красавица, зимой лыжами занималась, тренер говорит, румянец гарантирован, обещают в сборную области взять, стрелять учиться надо.
     Говорят, биатлон вид спорта перспективный.
     Комплимент, красавица, она поняла по-своему и такой ответ ему понравился, вообще-то умненькая девушка, ещё таких не встречал, подумалось Тимофею.
    - Стрелять профессионально, это делать я умею, кое-что могу подсказать, как, например, быть с дыханием при выстреле.
      Вдруг, он как то робко, даже застенчиво улыбнулся. Так случалось с ним лишь в детстве.
    - Знакомиться будем или ну его, это знакомство, обойдёмся. Почему-то полагая, что она ответит отрицательно и что делать в таком случае, он не знал.
      Но она просто и уверенно сказала.
     - Валентина. Прошу любить и жаловать.
      Он опешил. Допустим, любить, ещё рановато, а вот жаловать, это всегда, пожалуйста.
      - Тимофей. Наша, вам, с кисточкой.
      - А что, это значит?
      - Сам не знаю.
      - А зачем говоришь, если не знаешь.
      - Слушай, ты меня как командир воспитываешь, между прочим, последние дни в отпуске, наслаждаюсь гражданской жизнью.
       А там, дальше, опять, через день на ремень, равняйсь, смирно, хотя я это приукрашиваю.
       Это только в учебном отряде, потом, дисциплина тебе самому нужна, будешь нарушать, можешь и пулю в лоб получить.
        Она его внимательно слушала, не перебивала, хотя добавить ей было нечего, она слышала, что Тимофей военный, воюет в разных местах и о нём среди знакомых говорили всегда очень хорошо.
        Она спросила. В прошлом году у тебя на пиджаке награда висела, я боялась спросить.
        - Орден Мужества, это за Кавказ, за много лет. Чего бояться, то, спросила бы, это я так, по пьяни, надел в тот день, неделю свадьбу справляли.
        - Зачем ты так, на себя наговариваешь.
        - Правильно говоришь, я сейчас завязал с этим делом накрепко, одни неприятности от пьянки.
        - Правильно. А почему у друга гуляешь, а сам не женишься.
        - А полегче вопросов у тебя нет или все такие.
        - Все такие.
        - Хочешь, чтобы я сказал, жду такую умную как ты. Не дождёшься.
        - Ты что, поругаться хочешь, так я не буду с тобой ругаться.
        - Почему?
        - Зачем, какой смысл? Может, я хочу, как моя бабушка ждать с фронта героя.
        - Не надо, заливать, сейчас такого не бывает, может быть в книжках. Воюют сотни или даже тысячи, а героев единицы, половина из них посмертно.
        - Героя, в смысле защитника.
        - Чего защитника, выражайся яснее, банкиров, дельцов, так на это их службы безопасности существуют.
        - Государства? Так от его интересов, до, лично, твоих, очень большое расстояние.
        - А почему ты всё за меня решаешь? Может, тебе всё ясно, а мне не очень. Потом, государство мне ничего плохого не делает.
        - Какая ты идейная, надо же, можно подумать хорошо живёшь и у тебя всё есть, что хочешь.
        - Мне хватает, не жалуюсь.
        - По курортам разъезжаешь, в роскоши купаешься?
        - Мне этого не надо.
        - А чего тебе надо?
        - Никогда не думала, что ты такой зануда, как ты быстро надоел.
        Он сам чувствовал, что непонятная раздражительность мешает быть собой.
       Чем провинилась перед ним эта милая доброжелательная девушка, что он так непочтенно с ней разговаривает.
       У него ещё не было таких знакомых, которые бы так внимательно к нему относились и им бы это нравилось.
       Именно это вызывало подозрительность, но он вернулся из расслабленного состояния в более привычное.
         - Валя, извини ещё раз, больше не буду, в последний раз, что-то я сегодня как говорят на бильярде, в шара не попадаю.
         - Извиняю.
            Незаметно, они подошли к лесопосадке, взялись за руки и пошли по траве в её чащобу, ни о чём не думая и заранее не жалея о том, что может произойти.
            Предположительно больше беспокоясь, если ничего между ними не произойдёт и всё останется так, как оно есть на данный момент.
            На вольном воздухе пели спокойные и озорные птички, полевые цветочки строили глазки, солнце перешагнуло зенит и двигалось к закату.
           Около раскидистой берёзы, Валентина без малейшего смущения прижалась к своему спутнику всем телом.
           Он обнимал её, стараясь поначалу как можно нежнее касаться, потом   сильнее прижимая к стволу, в котором начал движение берёзовый сок и возможно думал о том, что обнимает обоих.          
             Она отдала ему в полное распоряжение свои по-детски пухлые, пахнувшие свежей земляникой не целованные губы и радостно удивлялась, как приятны и желанны его нескончаемые поцелуи.
             Оказалась способной ученицей и через некоторое время научилась целоваться так, как будто имела большую практику.
             Взяла инициативу в свои руки и так искусно находила всё новые ощущения от слияния губ, что у Тимофея стала кружиться голова.
             Ему не могло повериться, что его взрослого, немало повидавшего на своём веку, как варенье на горбушку хлеба размазывает совсем молодая, свежая как берёзовый сок, девушка.
             Он при этом ещё и поверить должен, что она в первый раз наедине с мужчиной.
             Такие мысли, может-быть и мелькнули в его голове, но надолго не задержались.
            Поскольку были совершенно лишними и никак не влияли на дальнейшее развитие событий и вообще ни на что не влияли.
            Она безропотно подчинилась, когда он бережно уложил её на траву, спокойным уверенным движением расстегнула лифчик.
            Оказавшись в не стеснённом положении, стоячие как породистые гончие груди, вызывали непреодолимое желание их мять, гладить, целовать.
            Говорить жарким голосом какие-то слова, которые не имели никакого значения, но были неотъемлемой и необходимой частью всего происходящего, которая нравилось обоим, отчего диалог продолжался бесконечно.          
           Тимофей понимал, что она не против того, чтобы ему полностью отдаться и если бы она хоть чуть-чуть сопротивлялась, то он бы силой подавил такое сопротивление.
           Однако, она вела себя так, как будто была инициатором и добивалась своего, что ему не совсем нравилось.
           Возможно, лишь потому, что такого бурного и желанного чувства у него никогда не было и, как ни странно, он стал понимать, что никогда больше не будет.
           Это было удивительно ещё и потому, что происходило как бы раздвоение личности.
           Он был здесь в объятиях и одновременно наблюдал за всем происходящим откуда-то издалека, чего ему совсем не хотелось.
           Её тело было настолько нежным и упругим одновременно, что его сильные мужские руки, казалось бы, сжимают изо всех сил, ни синяков, ни каких-то других следов, лишь благодарные, частые стоны Валентины, да ответные объятия, поцелуи.
          Она отстранила его руки, словно окончательно поверила в его нерешительность.
          - Подожди, я сейчас.
          Быстро встала, скрылась в кустах сирени и так же быстро вернулась на своё место.
          Он закурил, пальцы едва заметно дрожали, хотел избавиться от волнения, но не получалось.
          Из-за этого волнения появилась нерешительность, ему было даже себе признаваться неудобно, что за время отпуска у него не было женщины.
          Не сказать бы, что не было желающих скрасить его холостяцкий досуг и мужские потребности.
          Как-то всё не складывалось. Возникли новые обстоятельства, какое-то странное понимание, похожее на высокомерие, что сверстницы и кто ещё постарше, совершенно не в его вкусе и перестали интересовать.
         К тем, кто моложе, подойти было непросто, так как в родном городе его почти все знали и пока он не решался это сделать.
        Этот случай был как бы желанный и в тоже время уникальный со всех сторон.
        - Брось сигарету, тоже мне надумал, в такой момент. Тебе что плохо со мной?
        - Как ты можешь такое говорить? Уже бросил.
        - Никогда больше курить не будешь.
        - Как скажешь.
         Она улыбнулась, быстрым движением, со словами, руки вверх, даже не сняла, а от нетерпения сорвала с его мускулистого тела тенниску и откинулась на спину.
           Его рука почувствовала, что у неё под лёгким платьем приятное голое девичье тело.
           Волнение также внезапно как началось, так и закончилось, появилась уверенность, он почувствовал себя хозяином положения.
           Уверенными, смелыми движениями быстро подавил её вдруг появившееся сопротивление.
           Она на самом деле оказалась не такой смелой, как возможно ей хотелось быть, не давая раздвинуть свои ноги.
           Даже тихо, внутренним голосом прошептала.
           - Тима не надо. Я передумала.
           Но было уже поздно, она громко вскрикнула, заплакала горючими слезами, которые потекли горячими ручьями.
           Он даже хотел остановиться, но тело само двигалось в такт с её телом.
           Было удивительно, она плакала, едва не просила о помощи, а сама помогала каждому его резкому и глубокому движению.
           Вскоре всхлипывания прекратились, она обняла его спину, стала гладить, вонзать свои острые ноготочки, целовать грудь, шею, оставляя лиловые следы.
          Потом подняла свои раздвинутые ноги, взяла их руками, в этот момент он вскрикнул.
         - Валя.
          И замолчал на самой высокой ноте.
          Произошло извержение сиреневого вулкана и непонятные громкие звуки мужчины и женщины, которые вряд ли нарушили негромкую тишину леса, но были для него не менее своими, чем пение синичек или мерное постукивание трудолюбивого дятла.
          После случившегося, они долго, молча, сидели рядом, не стесняясь своей наготы.
          Опустошённые и счастливые, отдав друг другу нечто, цену которому они не знали.

          В этот момент автобус резко затормозил, послышался скрип тормозов.
          - Кто-то весело сказал банальную фразу, от которой повеяло гражданкой.
          - Не картошку везёшь.
          Тимофей сначала очнулся, а потом окончательно проснулся.
          Такие сны ему никогда не снились, на душе было светло и радостно.

                20.06.2014г.