Как листьев игривые тени,
в барак, по окошку, извне,
под вальс в первозданном твореньи,
с поклоном на белой стене.
Лаская края абажура
возвышенной, мнимой рукой,
толкали несметные нити,
баюкая люльку в покой.
В пиру по хмелящей арене,
где ветер в тональность входил,
толь с дрожью тянулось боренье,
спартански - враждующих сил.
Мелькали в тенях кандалами,
привидятся вихри погонь,
ретивые копья сверкали,
под всполохи, алый огонь.
Под занавес, в скромном финале,
кленовый, матерый солист,
всесущий покорного лета,
украдкой вальсировал лист.
Припомнится лет пантомима,
тянуло ту память в узды,
толь ты скоморох - арлекино,
рожденный в запале весны.
Ваш поскрип, что старые петли,
качай в гамаке эту мглу.
Сюита взростала не слышно,
со струнами слезы в игру.
И впрямь той рукою ветвистой,
к незримым взлетим небесам,
Бетховен, иль Глинка,...Вы ль мистер?
В прохладе вальсировал сам.
К ночи засверкала зарница,
прощалась перинная мгла,
кидала погода на лица,
теней чехарду - как всегда...