Клички 1: http://www.stihi.ru/2014/04/30/3875
Клички 2: http://www.stihi.ru/2014/06/12/5802
Клички 3: http://www.stihi.ru/2014/06/12/6641
Василий Федорович, учитель истории, был Батя.
У него была шея борца, он был добродушен и основателен. Кроме истории он вёл у нас военное дело и иногда позволял в «мужской» компании солдафонские присказки.
- Не говорите «Постой!» - вставлял он между делом, - я однажды окликнул женщину «Постой!», а она ответила: «Стою, хоть дой!».
Шутка не была голословной - ради рифмы - в то время многие держали коров, и редкая хозяйка не прикрикивала: «Да стой ты!» на беспокойную во время дойки корову. Никто из нас, однако, не смел позволить себе вольность в разговоре в присутствии Бати.
Однажды сосед по парте еле слышно шепнул мне: «Батя пьяный!». Я поднял голову. Лицо учителя было чуть багровей обычного, замаслившиеся глазки смотрели умильно. Класс замер, мы во все глаза смотрели на учителя, он удивлённо смотрел на непривычно притихший класс. Урок прошёл в полной тишине при необычайном прилежании. Ничего подобного раньше не случалось, как не было и впоследствии, это был единичный случай и, если бы не сигнал соседа, я бы ничего не заметил. Я рос без отца и в тонкости «выпимши или тверёзый ноне» не вникал. Пьяным для меня был державшийся за столб мужчина на улице.
Я не помню ни имени, ни предмет, который преподавала Чита. Она была уже немолодой дамой и нещадно «мазалась». Как раз прошёл фильм «Тарзан» и имя обезьянки из фильма прочно приклеилось к учительнице. Ко всему прочему, она имела скверную привычку постукивать острыми маникюрными ногтями по нашим стриженным макушкам. Это было не столько больно, сколько противно. Сейчас я понимаю тоску одиночества стареющей женщины, но тогда … она нам просто не нравилась и всё!
Скучный и до отвращения безразличный к ученикам преподаватель физики именовался Румын. Он был полнеющий брюнет, нам не нравилась его привычка поддёргивать брюки ладонями приложенными к животу и пояснице. Были ли у него румынские корни – неважно, но после войны в массах осталась стойкая антипатия к бывшим союзникам немцев. После, повзрослевший и женатый Славка-Цуня породнился с учителем - они стали сватами и соседями. Вячеслав хвалил Николая Федоровича, так звали нашего «Румына», как очень сдержанного человека и хорошего собеседника.
Учителя, которых мы любили, редко имели клички. Елена Кондратьевна, тучная, приятной полноты женщина, в кличке не нуждалась – её фамилия Сопа никак не склонялась и произносилась с почтительным юмором. Она носила платья с вырезом и, навалясь на стол, смущала нас, девятиклассников, необъятным бюстом. Она была завучем, преподавала литературу, была женщиной с юмором и понимала каждого из нас. Мы платили ей глубокой симпатией и матриархальным уважением.
Чудаковатый Сергей Петрович, учитель рисования и черчения, клички не имел. Иногда претенденты на оригинальность сокращали его имя до СерПетрович. На уроках его творилось невообразимое – шум, гам, стреляли жёваной бумагой из скатанных из тетрадного листа трубочек, в задних рядах даже ходили по партам. Сергей Петрович кричал, от возбуждения сильно картавил, но это только усиливало всеобщий гам. Ружейный пистон залеплялся хлебом, насаживался на металлическое перо и ручка ронялась на пол. Раздавался резкий, до звона в ушах, выстрел. Сергей Петрович с криком искал виновного.
Внезапно в классе устанавливалась мёртвая тишина. В двери появлялся директор Глазов – естественно «Глаз». Тяжёлым взглядом из-под массивных очков он обводил класс и пОпы шалунов прилипали к сиденьям. Говорили, что раньше он работал в КГБ. Директор молча уходил и класс до конца урока вёл себя весьма сдержанно.
Сергей Петрович был увлечённым человеком и мы дружили с ним. Он вёл кружок рисования, мы грунтовали холсты и вдохновенно мазали их настоящими масляными красками. Он знал много технических премудростей – от него я узнал, как делать белую эмаль из яичного белка и извести.
Имена многих учителей забылись, но в памяти остались их лица и ощущение исходившей от них доброты. Зоя Трофимовна, молодая, улыбчивая женщина любила нас, первоклашек, как своих детей. В деревенской среде телячьи нежности в семье не прививались, и светлое ощущение школы начиналось с доброты первой учительницы.
Помню больную туберкулёзом молодую учительницу геометрии в 5 классе. Она была очень худа и остроноса. Солнце играло в её зрачках, она смотрела на нас пристально и пронзительно радостно. Через полгода она умерла. Мы старательно выдерживали печальный вид в похоронной процессии, а на кладбище расшалились. Кто-то кому-то дал пинка, мы сдерживая смех, устроили небольшую возню за спинами взрослых. Никто нас не одёрнул – было символично – молодая жизнь торжествует.
Пожалуй, темой учителей удобнее всего закрыть тему школьных и уличных прозвищ. Что я и сделаю, поблагодарив добравшихся до конца читателей!
1950-2014г.г.
Фото из НЕТа