Но никто так не выживает тебя, как он,
Из твоей же души со всем твоим барахлом,
Не ведет к себе в сердце – «Это теперь твой дом.
Оставайся навеки в нем».
Но никто никогда не смотрел на тебя вот так,
Что ладони забыли, как схватываться в кулак,
А сознание увидело, наконец, что мрак –
Это просто ресниц взмах.
Но никто так не обнимает тебя: как брат,
Как отец, как Учитель, как море и как закат.
Просыпается римской прохладой пустых веранд,
Трубадуровских серенад.
Но никто так не улыбается на тебя,
Будто ты – познающее сказочный мир дитя,
Он глядит и смеется, кольцо твое теребя:
«Боже, как я люблю тебя».
Но никто не поет твою песню три дня подряд
Про гулянье котят, не обходит с тобой весь сад
До тех пор, пока ты не погладишь там всех котят,
Не споешь им по пять рулад.
Он открыл тебе, как красив Петербург в пургу.
Осыпался шиповник в Аничковом саду.
Мы стояли на палубе в море, и на ветру
Мои волосы рвались в лицо твоему отцу,
Мы глушили портвейн из бутылки, по кораблю
Мы бежали, смеялись и пялились на зарю,
Мы бросались бы в ноги вот этому ноябрю.
Я безумно тебя люблю.
Мы стояли, пока нас венчал университет
И держал , как венец, над Невой этот первый снег,
Обещал нас хранить, пока устье священных рек
Нас не соединит навек.
И по берегу к пирсу, где высились купола,
Бог весть взявшиеся откуда, плыла зима,
И в руке твоей мирно лежала моя рука –
Вот оно – мое «навсегда».
Фейерверки гремели и плакали старики,
Херувимы-тяжелоступы святой страны,
Мы смотрели на город со сто второй высоты,
Так задумчивы и юны.
И играл в темноте все тот же саксофонист
На пустынной Дворцовой. Казалось, спускался вниз
Босиком, наступая на шпили, в сиянии риз
Тот, кто дал нам с тобой спастись.
В каждый миг, в каждой мысли моей я несу хрусталь
Нашей чистой любви, ее ледяную сталь,
Ибо нет ничего сильнее, мой плен, мой рай,
Ибо она – Грааль.