Памяти моей Жанны
Другим живётся хорошо, а прочих мучит зависть.
Какая невидаль! – «Москвич» на весь большой квартал.
Подружкин папа вёл «Москвич»,
А мы сидели сзади,
Как будто издан был закон, чтоб он двоих катал.
Не раз внушала мама мне, что клянчить – это плохо.
«Пусть пригласят тебя сперва, откроют шире дверь».
Внушала разное… и всё, как об стену горохом,
И приглашал ли кто меня, не вспомнится теперь.
Асфальт был мокр, простор пахуч,
Прозрачный дождик капал.
А майский гром гремел вдали, как выпивший сосед.
В киоске шарик голубой купил подружке папа,
А у меня ни шара нет, ни даже папы нет.
Я зайцем ехала тогда на кожаном сиденье,
В моём кармане ни гроша, не то чтоб звонкий рубль.
И мне хотелось попросить такой же шарик синий,
Такой же точно голубой из крепких, верных рук.
Цвет щёк моих стал густо-ал, я стала краснокожей,
Шепчу бесшумно ртом сухим: «Как лёгок! Как он кругл!»
Подружка папе говорит:
«Купи ей шарик тоже,
Шары должны похожи быть у преданных подруг».
И было так в душе легко, что я не попрошайка,
Что деликатность соблюла, схватив за нитку дар.
Что можно выбрать антипод, – раздутый красный шарик,
Чтоб синий шар стал пиком грёз на все мои года.