В дверь кто-то Скрябин:
-"Кто там?"
-"Кто, кто, папа Римский...-Корсаков, открывай!
Я посмотрел в Глазунова, там стоял Ойстрах, волосы Растрапович, сам синий, аж зеленый.
Открыв дверь,я пригласил его в комнату, он слегка поежившись и осмотрев мое жилище, сказал:
-"Закрой фортепиано, у тебя сквозняк, а мне после вчерашнего
очень Тихон Хренниково и поставь Чайковского, а то пить очень хочется, да и
замерз я".
Красные, как у кролика глаза и два мешка под ними, наводили на мысль о бурно проведенной ночи.
Мы гоняли с ним Чайковского, ели Безе, он немного повеселел, а потом робко спросил:
-" А покрепче у тебя что-нибудь есть?"
Я достал из Сервантеса бутылочку "Роял" и мы с ним выпили по Бестужеву-Рюмину Петрова-Водкина.
-"Давай еще по Рюмину!"
-"Давай, ответил я".
Ну дали, потом еще и еще, когда кончился Петров-Водкин, мы стали пить красное по-черному, я только успевал доставать из Сервантеса запас своих марочных вин.
-"Погоди, погоди, а что ты там от меня прячешь?"
Он выхватил у меня из рук бутылку французского коньяка, которую я хотел
заныкать от его любопытных, ищущих глаз.
-"Камю"..., прочитал он, еле ворочащимся языком.
Раздасадованный тем, что мне не удалось припрятать последнюю бутылку очень дорогого коньяка, я махнул рукой.
-"Тебю, наливай!"
После всего выпитого Петрова-Водкина и красного по-черному,
он сел на "Красного коня" и стал выплясывать танец с саблями, нечаянно кулаком задев по Сервантесу.
Бах,Бах... ах, Иоган Себастьян вашу мать, стекло старого буфета разбилось в дребезги...,Брамс, Брамс, зазвенели Бестужевы-Рюмины, бокалы и фужеры.
-"Это вам не полет шмеля в воздухе!".
Взъерошенная говорящая ворона в клетке, испуганно втянув в себя черную голову в пернатые , покатые плечи с перепугу прокричала по англиски:
-"Кар-Мен,Кар-Мен!", что означало - пошел вон, мужик!
В прокуренной комнате стоял тяжелый запах перегара, пахло Мусоргским, на душе было очень Паганини.
-"Не пора ли тебе восвояси, мой дорогой друг Горький Челкаш?"
-"Ну, раз у тебя ничего нет..."
Я нахлабучил ему на голову Шопен, накинул на плечи Шуберт и закрыл за ним дверь. На дворе были первые заморозки, давно пожелтел и скукожившись спрятался под снег Стравинский, с дерева упал последний Ференц Лист.