Он ту мелодию спросил:
Откуда ты всё это знала,
Как жил тогда и полюбил,
О том, как плакала-рыдала
Душа уже прощаясь с ней
Навеки, до исхода дней?
Тогда ещё, в немом просторе,
Так томно шелестело море,
Блестела круглая луна,
Играла бликами волна
И на песке ещё не стылом
Из пены кружева сушила.
А на душе творилось что-то:
Теснилось сердце отчего-то
И то ли горечь, то ли жаль,
То ли какая-то печаль,
Пред вечной сущностью стихии...
Он помнит, сочинял стихи ей...
И вдруг из сумерек фигура...
Какая-то по виду дура
Плелась, босая налегке...
Пакет и тапочки в руке
Или сандалии, неважно,
Тут главное, что так отважно
Вдруг ни с чего: "Ну, как дела?"
Он вздрогнул и сказал: "Дела?.."
Чего уж тут, в копне волос
Её лицо при лунном свете
Казалось лучшим на планете:
Глаза и губы, тонкий нос...
Украдкою обшарил ноги
Живот и грудь... и вот, в тревоге
Забилось сердце как-то часто,
А у неё глаза лучатся
И нет неловкости в речах...
А воздух в это время пах
Не только атомами йода,
Но и присутствием свободы.
Однако, было непривычно -
Так не ведут себя, обычно.
А голос ворковал и звал
И он за ним, как бы в гипнозе
То весь в жару, а то в морозе,
Однако, рук не распускал.
Хотя... Конечно же хотелось!
Припасть, обнять, зацеловать...
И слово дикое вертелось,
Рвалось... Но было не сказать.
Зато вовсю о чём попало:
О всех концах и всех началах,
О музыке, литературе,
Какой-то чёртовой культуре
Кочевников тут живших где-то,
Доцентах университета,
И от египетских гробниц
До вида и подвида птиц,
Оравших громкие приветы
Уже пришедшему рассвету.
Какой магнит! Не отпускала
Всё было мало, мало, мало!
И ничего не иссякало,
Всё нарастало, нарастало,
Хотя и заплетались ноги...
Что это было? Боги, боги!
Мелодия, ты знала это!
Порви же душу у поэта
На лоскуты и вновь сложи!
Пусть оживают миражи,
При тонкой на разрыв струне
На той проснувшейся волне,
Что так шипела у причала,
Глупца чему-то поучала,
А он то думал - эпизод.
Пройдёт конечно, всё пройдёт...