Брату

Хана Вишнёвая
Здравствуй, мой брат, я пишу к тебе из темноты. Помнишь меня, ало-рыжую девочку-горечь? И всё равно, что с тобой я нахально на «ты», и всё равно, что комок застывает в горле. Я… давлюсь пустотой, задыхаюсь, живу в тумане, вроде бы день, а кажется – вечная ночь.
Тебе больно, мой брат. И весь мир постепенно вянет.
Я смотрю.
Я дрожу.
Но ничем не могу помочь.
Дай мне руку, мой брат, протяни её сквозь километры, ну а я постараюсь просто не отпускать, вопреки тишине, вопреки безудержному ветру.
Я с тобой, мой брат.
Ты держись.
Не смей отступать.
Ты ведь помнишь меня, ало-рыжую девочку-горечь? Говорил, что добро прячу где-то упорно внутри, только брат, чтоб понять, мне нужна будет чья-нибудь помощь.
Я не добрая, брат.
Я пустая.
И всё – горит.
Мы с тобою, мой брат, абсолютно ни в чём не похожи; ты – спаситель и свет, ну а я же – стальная нить, я могу только чувствовать, так оглушительно, кожей, не умею спасать, могу только лишь рядом быть.
У меня глаза – не глаза, а просто болото, я же ведьма, мой брат, ну а ведьмы редко добры; я приветлива, да, но настолько, как скальные гроты, как молитвы без слёз, как сожженные мной миры.
А ты помнишь меня.
Говоришь, что со мною – легче, а я с вечным упорством, сама не зная, зачем, все печали свои – да тебе, мой милый, на плечи.
Я хотела б помочь, только хуже делаю всем.
Только знаешь, мой брат, я люблю тебя. Очень. Честно.
Ты – мой свет. Ты прекрасен. И ты, несомненно, герой.
Пусть я тьмой разбавляю, пусть буду совсем бесполезной, но я очень хочу просто остаться с тобой.
Я пишу тебе, брат, из предзимья и из тумана, я пишу для того, чтобы знал ты, что ты не один в этой серости дней безудержной, и даже пьяной, обжигающий мой, я с тобой среди этих льдин.
Повторяю молитву, черкаю в тетради буквы, прохожу наугад, закрывая глаза и боясь.
Умоляю, мой брат, не сдавай назад ни минуты.
Мы спихнём всё на осень.
Мы смоем привычную грязь.
Ты прости, мой родной. Я с тобой, я с тобой, ты слышишь? И, мой брат, я прошу, не вини себя.
Не виноват.
Это осень, мой брат. Коллективно так едет крыша.
А булат был снаружи. Внутри-то совсем не булат.
Я пишу тебе, брат. Ты ведь помнишь меня, наверно?
Если хочешь – кричи. Это просто болевой шок.
Понимаю всё, да. Пусть сейчас оглушительно скверно, но потом – обязательно! – будет всё хорошо.

01. 02. 2013