И вот, герой уходит в темноту.
Один, как полагается герою,
И тьма его глотает, не жуя,
С плащом, плюмажем и мечом волшебным.
А кто-то остается позади,
На зыбкой и изменчивой границе,
Где начинаются владенья жутких монстров,
Которые за тем лишь рождены,
Чтобы под меч подставиться однажды,
Условием для подвига служа.
Герой уходит. Друг его, волнуясь,
Дрожит слегка и тянется во мглу
Неловкими и бледными руками,
Всю преданность свою употребив
На то, чтобы на месте оставаться,
Не сделать шага, следом не пойти
И не ворваться в середине схватки,
И не отвлечь – что значит погубить.
И он сознательно не двигается с места
И оставляет этих, в темноте,
Вдвоем, наедине с предназначеньем.
Вот он стоит. С большим мотком бинтов
Для друга – и с бальзамом для него же,
И ничего не выделив себе,
Лишь только веру твердую в героя,
Который не умеет умирать.
Стоящий слушает. Он весь – большое ухо.
А вдруг ему послышатся шаги,
А может, крик: «Скорей, ко мне, на помощь!»
А может, оборвется тишина
Негромким щелканьем и скрежетом хитина,
И за границу тяжко выйдет монстр,
Который друга съест в один укус…
Века текут. Конца не видно битве.
Вот с чудищем сражается герой,
А на границе, глядя в темноту,
Стоит второй, и ждет его, и верит,
И снова ждет,
И ждет,
И ждет,
И ждет.