Баллада о царской шутке. Киплинг

Олег Рождествин
(The Ballad of the King's Jest)

Когда пустыня цветёт от весенних вод,
Наш караван бредёт через Хайберский проход.
Худы верблюды, но тучны рюкзаки,
Тяжка поклажа, но легки кошельки,
Когда северяне привозят товар
На площадь торговую в Пешавар.

В сумерках синих прохладных весьма
Мы лагерь разбили в подножье холма.
Из розы костра струится дымок,
И по кольям палатки стучит молоток.
И пони косматые, как и прежде дики,
Запах корма учуяв, рвут поводки.
И рядом ворчанье верблюжьей толпы,
На фурлонг растянувшейся вдоль тропы.
И кошки персидские - для продажи -
Шипят на собак с верблюжьей поклажи.
И чтобы с едой торопились орут.
И огни мерцают на форте Джамрут.
Крылатый сумрак доносит до нас,
Как пахнут верблюды, ковры и мускас,
Гул голосов и дыма угар -
Вот знак, что в Хайбере проснулся базар.

Крышка стучит о чугунный котёл,
Ножи наточили, и вот я пришёл
К Мабубу Али - он проводник -
Над сбруей и скарбом своими поник.
За полгода сплетен запас был велик.
Но молвил Али, что беседа
"Намного приятнее после обеда".
Горстьми мы набрали коричневый плов
Из нежного мяса курдючных овнов.
И кто не вкушал подобного блюда,
О Аллах, Не знает, что хорошо, а что - худо.

Мы бороды наши отерли от жира,
Мы на пол легли исполнены мира,
И беседа шла на север, и беседа шла на юг,
И мы затянулись кальяном, посасывая мундштук,
Четыре темы, чья выше других цена:
Женщины, кони, власть и война.
О них говорили, но лишь о войне
Побольше хотелось услышать бы мне.
Про русских и про хитрый обет,
И про стража на Гильменде, что в серое одет.
Мабуб Али потупил взгляд -
Иные так делают, когда неправду говорят.
Ответил: Про русских что рассказать?
Когда наступает ночь - ничего не видать.
Однако известно, что серость ночей
Отходит под натиском красных лучей.
Мудро иль глупо, скажи, мой друг,
Царю сообщить о врагах вокруг.
Нам много известно про Ад или Рай,
Но кто может знать, что думает Царь.
Без спроса советов давать не надо,
После истории Вали Дада.

Отец его очень любил болтать,
Кудахчущей квочкой была его мать,
Уж так повелось на земле испокон -
Обоих черты унаследовал он.
А также безумие - ведь не зря
В Кабуле искал он милость царя.
В погоне за славой он шел туда,
Где в серых одеждах стояла орда.
Я также ездил в те края,
Ни взгляда, ни слова - цела жизнь моя.
Нахватался он слухов, их передать поспешил,
Один сказал - другой повторил.
Сказки кочуют из уст в уста,
Что серая орда идет в наши места.
Новости эти слышал любой -
Они проходят с каждой весной.

На юг без оглядки - скорее назад -
В город Кабул спешит Вали Дад.
Созван дурбар к царю на поклон,
С начальником войска беседует он.
Пройдя сквозь визирей сомкнутый строй,
Пред царские очи предстал наш герой.

Гулям Хайдар посмеялся над ним,
Будто бы мать над чадом своим.
Но потешаться не стоит сильней,
Когда лик царя могилы темней.
Негоже кричать о скорой войне
При полном дурбаре и при царе.
К стене городской он юнца проводил,
Где персик в расселине корни пустил.
Сказал ему царь: хвалою богат
Ты будешь, пока отливают булат.
Рёк ты, что русские силы в пути?
Всевышний послал тебя всех нас спасти.
С дерева будешь за ними следить.
Недолго придется тебе сторожить.
Кричал ты, что русские силы в пути -
И часа им хватит, чтобы дойти.
Жди и смотри. А врага различишь,
Знамение людям моим сотворишь.

Мудро иль глупо, скажи, мой друг,
Царю сообщить о врагах вокруг.
Покинуть не смог бы он деревцо -
Двадцать штыков его взяли в кольцо.
Персик расцвел и словно в бреду,
Он вниз посмотрел, предвкушая беду.
Бог свою волю в том проявил -
Лишь семь дней спустя конец наступил.
В назначенный срок, утверждают теперь,
По веткам запрыгал как дикий он зверь.
Медведем и опицей ствол он качал,
Висел как ленивец, как нетопырь кричал.
Веревку в отчаянье он отпустил,
И упал - на штыки - и дух испустил.

Мудро иль глупо, сердечный мой друг,
Царю сообщить о врагах вокруг.
Нам много известно про Ад или Рай,
Но кто может знать, что думает Царь.
Про серые орды что рассказать?
Когда наступает ночь - ничего не видать.
Две темы, чья выше других цена,
Первая - любовь, вторая - война.
Покуда знаем, что льется на последней кровь,
Будем, друг мой, говорить про любовь.

Все "схожести" с переводом А. И. Оношкович-Яцыной совершенно случайны -  я не читал тогда её перевода