Мне повезло – я никогда не видел врага через прорезь прицела. Да и вообще, ни одного врага, настоящего врага, пришедшего в твой дом, чтобы убить тебя, никогда не видел.
В Великую Отечественную меня ещё не было.
На "Пражскую Весну " меня ещё не призвали. Хотя и могли – в шестьдесят восьмом мне было двадцать. Бог миловал.
К началу афганских событий я уже отслужил и в эту мясорубку не попал. Ни срочником, ни макаронником – как военный строитель, был в дальнем резерве и разносил повестки ребятам, которые туда попали.
К чеченской войне я был уже слишком стар и волей судьбы оказался в другом государстве. Наш Узбекистан за годы независимости, слава Богу и жёсткому руководству, ни с кем не воевал.
Моей семье повезло – все мои воевавшие родственники остались живы. Дядя Коля, старший брат матери, дважды попадал в кашу, но остался жив. В сорок первом, при передислокации из Севастополя в Новороссийск его транспорт разбомбили. Немногих, оставшихся в живых, подобрал корабль сопровождения. В сорок третьем, во время неудачной, неподготовленной Керченской операции, от его роты из новобранцев, отборных, хорошо обученных, но никогда не воевавших сибиряков за пол часа в живых осталось три человека. И в том числе он, политрук роты. Он об этом даже книгу написал. Только в то время её нигде не напечатали – требовали убрать самую страшную главу об этой самой операции.
Дядька Володька, младший брат матери, без единой царапины прошёл от Сталинграда до Берлина, был тяжело и почти безнадёжно ранен в сорок пятом при штурме Рейхстага, полтора года валялся по госпиталям, сначала в Берлине, потом где-то в Поволжье, на него даже похоронка пришла. Но его вытащили, и когда от него письмо пришло – первое после похоронки! – бабушка Наташа чуть с ума не сошла.
Дед Марко партизанил в Гомельских лесах. Под немцами побывали и бабушка Марина, и тогда ещё малолетний дядя Ваня, брат отца, и многие родственники из Чеботовичей, белорусского села, в котором отец родился. Отец на фронт не попал, хотя в сорок первом ему было восемнадцать. Но от полуголодной и неустроенной студенческой жизни он заработал туберкулез, от службы был освобождён, и лечился в Алма-ате.
Близким друзьям моим тоже повезло. Друг Женька, пограничник, служил на китайской границе, и попал под дембель за считанные дни до событий на Даманском. Друг и сосед Валерка четыре месяца торчал в Кушке, и как мостовик-строитель, каждый день ждал отправки в Афган. Но обошлись без него. Другой друг, простите за невольную тафталогию, тоже Валерка, ГБ-шник, сопровождал из Афгана "груз двести" и спился, не выдержав встреч с родственниками погибших.
Я никогда не воевал, даже АК-шку держал в руках только один раз, когда принимал присягу. Но все эти войны так или иначе прошли через меня, оставив в памяти поджившие, но постоянно напоминающие о себе шрамы. Даже нынешняя война на Украине – в Киеве живёт семья моего двоюродного брата, и я не знаю, живы ли они.
Наверное, это страшно – смотреть на врага сквозь прорезь прицела. И это ужасно – знать, что если ты не убъёшь его, он наверняка убъёт тебя. Тебя и всё то, чем ты живёшь, что ты ценишь и любишь. Страшно даже в телевизионных новостях уидеть дуло ручного пулемёта, торчащее из окна номера кулябской гостиницы, номера, в котором ты недавно останавливался!
Хочется сказать – люди, остановитесь! На земле достаточно места всем! И никакие куски золота, никакие галлоны нефти не стоят человеческой жизни. Даже одной! Ребята, давайте жить дружно!
Ташкент, 9.05.2014