Игорь – каким он был
«Игорь Царев обладал редким качеством – он был равен своим стихам, писал так, как чувствовал, как жил. И его стихи навсегда останутся с нами – как поддержка, утешение в скорби и подаренная нам великая радость от общения с прекрасным» - эти слова из некролога на Стихи.ру.
Игорь действительно писал так, как чувствовал и как жил. Ни одно его стихотворение не написано «ради красивого словца», у каждого своя история. И даже если эта история не была личной, то она прошла через его сердце случайной встречей, наблюдением, размышлением, интересной беседой или даже просто шуткой, вызвавшей живую игру его ума.
Тонкое чувство юмора, которым он обладал, привлекало к Игорю людей. Он не был шутником, постоянно рассказывающим анекдоты и гогочущим над каждой остротой. Его шутки не сыпались, как горох из дырявого мешка, он не выкрикивал их, чтобы все услышали, а изредка и к месту тихим голосом произносил реплику, после которой добавлять уже было нечего. В этом он был истинным гурманом. И людей делил по их отношению к юмору на «других» и «наших». Нет, он не считал одних плохими, а других хорошими. Он вообще любил людей, в том числе и «других», и всегда был с ними доброжелателен. Просто в свой ближний круг он кого-то впускал, а кого-то нет. И если я позволяла себе (а я частенько позволяла!) критические высказывания в адрес кого-то из новых знакомых, не вызвавших моей симпатии, Игорь терпеливо объяснял, что «нельзя ругать кошку за то, что она не собака, и если тебе не нравятся кошки, то не надо вместе с ними мяукать…»
Игорь вообще был неординарным человеком. Его энциклопедические знания, математический склад ума, широкие познания во многих областях науки позволяли ему быть генератором идей, исследователем, на счету которого есть и научные открытия. Его легкое перо позволяло ему доносить свои мысли даже до неподготовленного к серьезным размышлениям читателя. Им написаны книги, которые стали бестселлерами. Я помню, как в 1990 году по не очень любимому руководством СССР радио «Свобода» мы неожиданно услышали, что вышла книга Игоря Царева, которой предстоит стать бестселлером. Мы были потрясены – книга была еще в издательстве и выйти должна была только через 10 дней! Вот как работала разведка! А тираж действительно был заоблачный и разошелся мгновенно.
Потрясающая интуиция и высокая скорость мышления всегда позволяли Игорю безошибочно выбрать из множества вариантов единственно верное направление, единственно правильное решение, единственно верное слово, единственного человека из толпы. Он не был провидцем и пророком, но он практически никогда не ошибался в своих логических построениях.
При всем этом Игорь был Человеком Игры. В 1985 году мы подружились с Клубом фокусников, и нас научили некоторым премудростям этого потрясающе сложного и красивого мастерства. В результате я, знающая практически все «хитрости» наших «магов и волшебников», до сих пор не могу исполнить более трех-четырех трюков, а Игорь мгновенно научился целой серии фокусов, которые успешно демонстрировал в кругу близких. Увлекшись, он сам стал придумывать новые, причем делал это так виртуозно, что профессионалы ему аплодировали.
А в какой-то момент его увлекли «психологические опыты с чтением мыслей». Он привлек меня, и мы с наслаждением «сдвигали крыши» несчастным «подопытным». Но надо отдать нам должное - ни одному из нас в голову не пришло зарабатывать на этом или просто морочить людей ради поднятия собственного престижа. На вопрос очумевших друзей: «Неужели это правда?», - мы хором отвечали: «Нет!»
Никто, кроме тех, кто знал Игоря очень близко, даже не догадывался, что этот худощавый человек обладает незаурядной физической силой. За его поминальным столом я рассказала, что Игорь пальцами сгибал металлические монеты и вытаскивал из стен гвозди, скручивал с банок «прикипевшие» крышки, сворачивал прутья арматуры, а его руку ни разу не удалось положить ни одному из наших весьма не слабых друзей, даже когда они наваливались на нее вдвоем.
Рассказывая об этом, я в какой-то момент почувствовала, что далеко не все этому поверили. А уже через несколько дней Марина Шапиро переслала мне полученное ею письмо от Виктора Лычакова – одноклассника Игоря, в котором он вспоминает: «…До сих пор помню курьезы, связанные с его очень сильными руками…». Свидетель не ангажированный – ведь мы с Лычаковым даже не знакомы. А когда три дня назад на 40-й день я зашла в «Российскую газету», чтобы помянуть Игоря с его коллегами, в какой-то момент на фоне воспоминаний прозвучала фраза: «Впечатление силача он точно не производил». И тут же один из сотрудников стал объяснять, что для того, чтобы согнуть кочергу не надо быть Иваном Поддубным, а достаточно обладать определенным строением мышц рук. И привел пример одного своего знакомого, нисколько не похожего на силача, руку которого никому так и не удалось положить.
Я знала некоторых людей и до сих пор общаюсь кое с кем из тех, кому пришлось на себе испытать Игоря силу и бойцовские качества. Он никогда не был задирой, всегда старался обойти ситуацию, в которой могла назреть драка, но если ему это не удавалось, то оставалось только посочувствовать его противнику. Я расскажу о нескольких подобных историях дальше. А пока скажу, что мне очень нравилось то чувство защищенности, которое я испытывала, находясь рядом со своим мужем.
Да, Игорь не был тихоней. Скорее он был авантюристом в лучшем понимании этого слова. На Грушинский слет под Самарой (тогда Куйбышев) он и его друг Андрей Тихомиров приехали на велосипедах. А это более тысячи км! Впервые сев на лошадь, Игорь верхом на ней прошел по горным тропам Кавказа. Он летал на дельтаплане (правда, при одном из приземлений сломал себе 3 ребра). Он сплавлялся, преодолевая пороги, по рекам. Он поднимался на горные вершины. Он даже умудрился лично поучаствовать в проверке на жаропрочность специального костюма для работы в пламени, температура которого сопоставима с температурой плазмы (горящие нефтяные скважины)… Остались фотографии, которые обязательно войдут в эту книгу.
Родившись на Дальнем Востоке, Игорь еще мальчишкой ходил с отцом на охоту и отлично знал, как управляться с оружием. В свободное время мы с ним частенько забегали в тир, чтобы посоревноваться в стрельбе по мишеням. Азарт был велик, потому что Игорь, хотя и прекрасно стрелял, не всегда мог похвастаться победами - я в этом деле тоже весьма и весьма! А холодным оружием он владел просто виртуозно, и в этом нет ничего удивительного: занятия фехтованием плюс природная артистичность!
Игорь вдоль и поперек прошел заповедные места Дальнего Востока и умел выживать в самых сложных условиях. Он был упрям и настойчив, когда ставил перед собой задачу. Это касалось и его жизненных планов. Приняв решение стать журналистом, он не побоялся уйти из науки, хотя не имел журналистского образования. Несколько лет он жил впроголодь, но своего добился: начав карьеру «корреспондентом на договоре» в «Московском комсомольце», в конечном итоге стал ответственным редактором в «Российской газете». Семь лет он добивался и добился женщины, которую выбрал на всю оставшуюся жизнь. Он трудно вошел в нашу семью, но сумел стать для всех самым родным и любимым человеком.
Но если Игорь в ком-то разочаровывался, то уходил без скандалов и объяснений - сразу и навсегда, не оглядываясь. Об этом хорошо знают те, кто сегодня, когда его не стало, вдруг вспомнили о «былой дружбе» с ним. При этом Игорь никогда не был категоричен в оценке людей, к которым повернулся спиной. «Каков подлец!», - говорила я. А Игорь возражал: «Просто он ДРУГОЙ человек, вычеркни его из нашей жизни. Понимаешь?» Я понимала, но разумом, а не сердцем, в котором бушевали обиды.
Талантливый человек во всем талантлив. Игорь хорошо рисовал. «Игорёк ещё до нашего знакомства был членом Клуба ленинградских карикатуристов. В этом клубе состояли такие люди, как Георгий Светозаров, Виктор Богорад... Теперь они живые классики, - вспоминает его друг ленинградец Андрей Тихомиров. - Естественно, художники устраивали выставки, на выставках бывали и зарубежные зрители, или они сами отправляли свои работы на зарубежные выставки. В ответ получали каталоги выставок, которые часто арестовывались (достаточно было даже безобидного изображения Брежнева). Потом Игорь стал ходить в Клуб все реже и реже, и очень "страдал", что "люди карикатуры" "...уже в цвете рисуют, а я!.." Но на самом деле, уже было понятно, что основное его творчество - это стихи». В этой книге обязательно будут представлены серия выполненных им карикатур и рукописи «юных стихов» 70-х годов, которые передал мне для книги Андрей Тихомиров.
После ухода Игоря из «почтового ящика» в «Московский комсомолец» для него наступило тяжелое время. Как «корреспонденту на договоре» ему платили 3 копейки за строчку, что выливалось в лучшем случае в 40 рублей за месяц – это в то время, когда средняя зарплата москвича, на которую можно было кое-как прожить, составляла примерно 120 рублей. Чтобы выжить, Игорь рисовал карикатуры, которые продавал в печатные СМИ, малевал декорации для постановок в мелких театриках, даже выполнял работы для студентов и дипломников художественных ВУЗов. Первым подарком, который он сделал мне, была прекрасная картина, которая уже тридцать лет висит в нашей спальне…
Игорь писал сценарии, песни, сам их исполнял, был потрясающим выдумщиком. Во всяком случае, мою жизнь он превратил в волшебный карнавал, даря мне праздник за праздником. «Я придумал для тебя новую игрушку!» - радостно сообщал он. Диапазон этих «игрушек» был широк: от веселого капустника до… стола президиума в Городской Думе. Да, да, не вру! Я действительно вела заседание в Думе по альтернативной энергетике. Но об этом позже.
Игорь никогда не хвастался. Впрочем, это утверждение справедливо лишь по большому счету. А так, «по-детски», было, конечно, пару раз, и это всегда кончалось конфузом. Но об этих уморительных историях с хвастовством знают только самые близкие, которые давно перевели их в серию семейных анекдотов, на которые он не обижался. И об этом я тоже обязательно расскажу.
Игорь никогда не выносил за порог личной жизни то, что касалось только нас - его семьи и близких друзей, которых он тоже считал семьей. Но в этой большой семье существовали различия. Его собственная семья – это старшее поколение, жена и младшее поколение. А наши самые близкие разновозрастные друзья – тоже семья, но «с итальянским акцентом». Как часто, собираясь все вместе, мы хором орали: «Мафия бессмертна!» Оказалось, что смертна – Игорь ушел вторым. Первым в 2002 году так же скоропостижно покинул нас Слава Малиновский. Ему было 39 лет. Это был необыкновенно талантливый, светлый и самый близкий для нас человек. Он был моложе Игоря на 8 лет. А сейчас они лежат на одном кладбище в трех шагах друг от друга. О душевной связи Славы и Игоря и их совместном творчестве я обязательно расскажу.
И еще: у Игоря были золотые руки. Слова из его стихотворения «…здесь каждый гвоздь забит моей рукою…» - истинная правда. Но «гвоздь» - это слабо сказано. Мы никогда не пользовались услугами наемных работников. И не от бедности или жадности. Просто мы очень трепетно относились к нашему дому и не хотели, чтобы к нему прикасались чужие равнодушные руки. А на даче вся работа, требующая кропотливости, вкуса и дизайнерского мастерства, тоже доставалась Игорю – потому что никто другой не выложил бы так декоративные каменные стенки, бордюры, дорожки, альпийскую горку…
Перечитала и подумала: какой-то ты у меня, Игорек, слишком уж положительный получаешься, надо вспомнить хоть что-нибудь отрицательное. И… не вспомнила! Хотите - верьте, хотите - нет! Ну да, бывало, ссорились – не без этого, но по мелочам, даже вспомнить из-за чего не получается. И обиды ни одной в себе не носила. И ни от кого плохого слова о нем не слышала. Даже странно как-то… А ведь раньше я не задумывалась об этом – счастье не требует анализа.
Кажется, что все, о чем я здесь пишу – о другом человеке, совсем не похожем на того Игоря Царева, который остался в общественной памяти скромным (читай – тихим), доброжелательным интеллигентом и талантливым поэтом. Даже высказывалось мнение о том, что Царев слишком (даже стерильно!) правильный. Вот один из таких откликов на интервью, которое у Игоря взяла Екатерина Шталь («Клубочек»), и реакция на этот отклик:
14.03.2010 08:59:16 Арс
Как все правильно сказано! Умно, скромно, живописно. Хорошим русским языком. Читать - наслаждение... Говорю это без всякой иронии.
Вот только... Слишком правильно все. Неоспоримо. Стерильно как-то. Дистиллировано.
Очень самокритичный, но крайне талантливый автор. Борец с Конторой. Прекрасный семьянин. Рода дворянского. Но прост в общении весьма...
14.03.2010 10:04:49 Галина Булатова
…Игорь, некоторые не верят в чистую воду. Между тем, из такого родника хочется пить и пить…
Меня всегда поражало: в чем истоки доверия к людям, обладающим некими пороками, и недоверия к тем, кто чист душой? «Не пьешь с нами – значит стучишь», «Интеллигент – значит сноб», «Хороший семьянин – расскажи кому-нибудь другому», «Людей любишь – а с чем? С хреном или с горчицей?», «Скромничаешь – так это от гордыни» и т.п.
Эта моя тирада предназначается не Арсу – судя по всему, он умный и доброжелательный человек. Только, как и многие другие, не очень верит тому, что «слишком». А кто устанавливает, что есть «норма», относительно которой определяется, что такое «слишком»? Почему быть самокритичным, талантливым, прекрасным семьянином, да еще дворянского рода и при этом оставаться простым в общении – некая нелепица, вызывающая сомнения? Но, к счастью, сомневаются не все – спасибо Галине Булатовой, выступившей от имени своих единомышленников. А их немало, и потому искренне верится, что наступает то время, когда всем захочется пить из чистого родника.
Ну что же делать, если Игорь действительно был очень чистым человеком? Тридцать лет, прожитых с ним, убедили меня в этом. Но стерильно правильным его никак не назовешь. И эта книга, которую я сейчас пишу, позволит увидеть его таким, каким он был на самом деле. Вы спросите: «Неужели он всю жизнь маскировался под скромного интеллигента?» Да нет же, он вообще никогда не притворялся. Просто в житейских буднях не так уж просто разглядеть в скромном интеллигенте, который проходит мимо с доброй улыбкой или даже перебрасывается с вами несколькими словами, страстную и жизнелюбивую натуру.
Свою разностороннюю и насыщенную самыми противоречивыми событиями жизнь Игорь никогда не выносил на общее обозрение – просто потому, что это никого, кроме самых близких людей, не касалось. Он умел отделить «личное» от «общего». «Я не люблю винегрет – ни на столе, ни в жизни», - шутил он. А теперь, когда Игоря нет с нами, и когда никто уже не сможет войти в его жизнь в обуви для улицы, я решила, что могу приоткрыть дверь, за которой Игорь Царев хранил свое «личное». Лучше, если это сделаю я, а не возникшие из ниоткуда «старые друзья» с ущербной фантазией. Но тем, кто все-таки захочет перешагнуть порог и войти в эту дверь в грязной обуви, я предлагаю задуматься: стоит ли переступать черту, которая проходит между жизнью и смертью?
Игорь был верующим человеком. И хотя он не знал наизусть молитв, не выстаивал церковные службы, он всегда приходил в храм поставить свечку и попросить Господа о своих живых и мертвых. Он любил и уважал нашего семейного духовника отца Леонида, который в ноябре 2002 года отпевал Славика, через два месяца – в январе 2003 года - венчал меня и Игоря, а еще через десять лет проводил первого из нас двоих в последний путь.
Игорь много писал о страдании, смерти, одиночестве. Но это далеко не все о себе, это судьбы, пропущенные через сердце Поэта, умеющего искренне сопереживать. И неверно думать, что его смерть пророчески связана с его стихотворениями. Я полностью согласна с рецензией, которую прочитала на его странице:
Рецензия на «Часы» (Игорь Царев)
Какая отточенность мысли! Немного не согласна с теми, кто назвал это стихотворение пророческим - каждый поэт много думает о быстротечности жизни и неминуемости смерти. А вот так написать об этом - не каждому дано.
Галья Рубина-Бадьян 26.07.2013 12:23
Да, жизнь Игоря была не легка, в молодости ему пришлось пережить много бед, но Игорь не думал о собственном уходе, у него было море радужных планов на будущее. А вот страх потери дорогих ему людей жил в нем постоянно – и это читается в его стихах.
Наступило время рассказать о таком Игоре Цареве, каким он был, а не числился. Мне кажется, что будет не правильно, если для всех, кто любит его творчество и его самого, он останется только талантливым поэтом и скромным человеком с доброй улыбкой. Это будет равносильно ошибке зоолога, который, основываясь на нескольких признаках, занес альбатроса в отряд голубиных.
У меня нет сомнений в том, что многие люди имеют право узнать гораздо больше о поэте и человеке Игоре Цареве – и тогда его стихи засверкают для них новыми гранями. Ведь в них - и его вера, и его любовь, и его счастье, и его фантазии, и его страдания, и переживания о судьбе своей страны, и боль за все живое на этой планете. В них - его воспоминания, в них - то, что никем не должно быть забыто.
Эта книга для тех, кто любил и продолжает любить Игоря Царева и его стихи.