.
Положенье вещей таково,
каково положенье вещей.
Итак, по слову поэта, ответьте:
как прожить поэту на свете?
И это он не о Светке,
с которой –
как в охотничьей сетке;
это и не о свете,
который –
гербы да гламур:
всё – на «г», всё – фаст-фуд,
всё – жопа.
Поэт говорит о свете,
который –
сидение на табурете
и перед глазами расклад:
Первое.
Как присесть хоть на паршивый оклад,
чтобы, всего-то, жрать –
между звонками судебного копа:
«Плати! или отдашь табурет!»
Второе.
Как не сойти с ума
перспективы двух точек –
Сума и Тюрьма,
которые – Родина-Ма”Ть”Ма,
Дозволяемый Паритет
с опущением почек.
Третье.
Опущенный в нищету
Разум Этого Света.
(сетями охоты,
просчитанной теми, кто – жопа)
Разум, включаясь в эту охоту,
даже не крикнет «ату!»
почуяв поэта;
положенье вещей таково,
что – даже не плюнет.
Поэт бы поужинал.
Четвёртое.
Нет. Снова Первое.
Коп никогда уже не позвонит:
за долги телефонная точка молчит.
Ма”Ть”Ма объявляет в розыск
тебя, твой разум живой, твой голос.
Родина, обнюхивая табурет,
обнаруживает
Твой Единственный Оттиск.
Родина с горечью говорит:
«За долги
он мог бы отдать свои почки
смертельно болеющей дочке
мировой судьессы,
которая, как и мать,
злонамерена мировою судьессою стать»
Приказ Родины: «След!»
Охота нюхает, берёт след.
Четвёртое.
Ату, не ату!
Как в фаст-фуде сейчас говорят с нервою:
«не формат!»
И поэтому, и наверное,
вот настоящий расклад:
– Берегитесь, просчитавшиеся гербы!
Вам – ваше вечное «г»! – гробы!
Я же, мой разум живой, мой голос –
из-под ваших сетей – в высоту!
проваливаюсь, как елей.
С табуретом.
Пятое и вечно Первое:
Таково положенье вещей.
конец
.