.
Иногда я лаю, но никогда не спорю.
Спор – эт.ведь игра в последнее слово:
прав, кто последним втиснулся
и это вот, как бы истина.
Но что есть истина?
Два нектара Вселенной – и тьма, и свет
от рождения есть именно тьма и свет.
Я смотрел свидетельство о рождении –
досточтимые! последнего слова в нём нет!
Есть первое и единственное:
для тьмы – тьма, а для света – свет.
Я прячусь в бочке от непогоды
и от счастья молчу;
в моём кувшине две жизни, обе –
по самое не хочу.
На звук мешаю вино с водою,
впотьмах и под рёв грозы;
меня нисколько не беспокоят
вопросы пропорции или лозы:
совпадение варианта с матрицей –
всё равно, как четверга с пятницей,
всегда никакущее!
Так что, для этого ада, бури, сумятицы,
я смешал вино наилучшее,
и…
спорьте, хоть насмерть, господа сомелье!
Бочку только не разнесите мне.
Я же, выпью за ваше сухое
– будем здравы! –
белье.
И вот солнце!
Я выхожу под небо над головой,
я смеюсь:
– Диоген, опомнись!
Неужели всё это с тобой!
И великий мир,
и усердные боги
на такой короткой, как цепь дороге!
Счастье моё! разве мне
спорить с тобою?
Иногда между нами
встаёт человек на коне;
конь играет сбруёю,
человек же – бессмертного Бога
и требует от меня подыграть…
Вбить в мой пифос свой пафос.
Опасен.
Но я всегда отвечаю просто:
– Не закрывай мне солнца.
Два золотые рога
зовут тебя умирать:
баранье упрямство, упорство
и желание прободать
целомудрие
клином последнего слова…
Но нет последнего слова!
есть первое и единственное.
Я не спорю; не сотрясаю основы;
не пунцовею от вымысла.
И за это меня не очень-то любят,
много врут, называют псом;
бочку мою – конурой, а цепь
сравнивают с воплощённым злом.
Что ж!
Пусть так и будет.
Пёс так пёс!
правда, не павловский,
со слюнявою фистулой,
но –
лающий яростно, взахлёб и до слёз,
сторожевой
пёс
истины.
конец
.