Я вас не знаю, гость. (Очень безумно врать, но ставить на стол серебряные вазоны,
Окропив крестом бессмысленно и нечетко края да углы.)
Вам же по-горячее? Я вас не знаю. И вы, пожалуйста, честно молчите, кто вы.
Раз так случилось, то так уж тому и быть...
Не в первый, но, чую, в последний пускать всё на самотёк мне.
Самой затыкать же рот себе - мордой в сухие пальцы,
И говорить: я представляла вас, вы в голове отёком
Бессонных ночей загноились; теперь я знаю, что всё же дано сбываться...
А за окном присядет солнце и улыбнется лучисто в спину,
И какими окажутся блики от люстр несусветно красивыми...
И с какой беспробудной глупостью все иконы смотрят глазами прямо в Вия
И не видят его. Поднимите им веки, пожалуйста, пусть не вилами,
Пусть пальцами, пусть молитвой - они ж слепые!
Поволокой блаженной и льдяной глаза завесили,
Разбудите, и пусть колыхнется шаль на плече внеземной Марии,
Пусть она с "мягко" ступит на "твердо" - месиво,
А куда, ты прости, раз для человека болото - каменно?
Раз даже плиты земные движутся, в одно, как на юг - все птицы.
И помани нас не золотом, нет, - руками ты.
Мы пойдем за тобой. Главное - появиться.
А то является чёрт те что, и ты ему чай и сушки...
И садится ярило ниже и ниже, и яриле всё равно,
Что кое-кто притворялся сильным, но надеялся стать лучше
И ждал, всё же Бога, а не того, кто как-то хотел стать Богом.
Он встанет и, собираясь уйти, собой заденет случайно люстру,
Последние пальцы солнца блеснут в кристалле щепоткой спасения, стаяв в вечерней жиже,
Образа закричат и расширят глаза, и рассмотрят, что реки меняют русла
И впадают едино в Стикс. Просто Бафомет, он гораздо... гораздо ближе...