Погоны и губная помада

                Посвящается всем, кто защищал
                Россию в горячих точках.
                Посвящается участникам события
                Весны 2014г.

                Погоны и губная помада.

               
Действующие герои повести:
Командир полка – гвардии п-к  Стасов Олег Константинович
Начальник  штаба полка – гвардии п/п-к  Крупнов Ефим Олегович
Снайпер – гвардии рядовой Селезнёв Сергей - (Селезень) позывной
Снайпер – гвардии младший сержант Кулич Павел (Куль) позывной
Командир 1 роты – гвардии капитан Соев Юрий Алексеевич (Сойка) позывной  5-ый эфир
Бывший командир батальона – гвардии майор Федин Вячеслав Сергеевич
Настоящий командир батальона – гвардии майор Алексеева Юлия Петровна (Юля) позывной  3-ий эфир
Заместитель командира батальона – гвардии майор Панцырь Сергей Трофимович (Пан) позывной 4-ый эфир
Заместитель командира батальона по политической части – гвардии капитан Ложкин Владимир Алексеевич (Волк)
Начальник штаба батальона – гвардии старший лейтенант Добровольский Антон Владимирович (Акула)
Командир взвода 1 роты – гвардии старший лейтенант Зосим Владимир Поликарпович (Сим) позывной 8-ой эфир
Командир взвода 1-ой роты – гвардии лейтенант Вялых Олег Иванович (Ум) позывной 10-ый эфир
Военврач – гвардии майор Лебедева Надежда Святославовна (Лебедь)
Командир отделения – гвардии младший сержант Бледнов Алексей (Бледный)
Командир 2 роты – гвардии капитан Сланец Виктор Борисович (Слон)-------------------------------- 6-ой эфир
Командир 3 роты – гвардии старший лейтенант Завьялов Анатолий Сергеевич (Стрелка)-----------------------9-ый эфир
Командир 4 роты – гвардии капитан Серых Пётр Семёнович (Кум)--------------------- 7-ой эфир
Фельдшер 1и2 роты – гвардии прапорщик Клок Вадим Захарович  (Клок)
Фельдшер 3и4 роты – гвардии старшина сверхсрочной службы Потехин Вячеслав Юрьевич (Слава)
Старшина 1 роты – гвардии прапорщик Звягин Елесей Владимирович (Елесей)
Старшина 2 роты – гвардии прапорщик Золотухин Артур Сергеевич (Ухо)
Старшина 3 роты – гвардии старшина сверхсрочной службы Коваленко Павел Тимофеевич (Коваль)
Старшина 4 роты – гвардии старшина сверхсрочной службы Бугаев Семён Артёмьевич (Бугай)
Адъютант ком. батальона – гвардии прапорщик Гречин Николай (Гречка)


Командующий потоками – Беглай «бригадный генерал»
Командир «Восточного потока» - Селим
Командир «Западного потока» - Курзун
Командир «Южного потока» - «Кол»
Командир отдельной роты – Фархад
 
 




Бывают трудные минуты.
Бывает лгут, бывает ждут.
И совершают дни разлуки
И, согрешая - не поют.

Часы пролётные ведутся
Отсчётом памятных времён.
Бывает, что они сойдутся
И сядут встречей, к нам за стол.

И мы живём не для потери
Своих протоптанных дорог.
Мы вместе с временем сидели
В воспоминаньях и, дай Бог

Что можем вспомнить не прощаясь
С своею памятью не раз.
Мы светлых дней не забываем.
Которые живут для нас.

  Эта повесть не реальная история, а существовала она или нет, я не знаю, но всё же факт прояснился и объяснился мне, лежащему с закрытыми глазами тихой весенней ночью, спящему в наше человеческое время отдыха от перенасыщенных  будничных часов дня, когда  мы не только торопимся жить, делая, подчас, не мало ошибок или повторяем их, но и стараемся, всё же создавать себя, выражать своё - "Я" не только перед кем-то, а больше, всё же, доказывая самим себе - на что мы способны, а на что, нет.
 Скажу правду: эта история показалась мне во сне всеми, или, почти всеми кадрами сюжета, которые я хочу превратить в повесть на белых листах бумаги, зарисовывая то, что увидел.

Итак.

                I.

                «Б А З А»

                1. «Развод».

  Гарнизон полка дивизии десантников находился в заболоченных лесных местах на западных Российских рубежах, недалеко от городка «Н»… и на стратегических картах Министерства Обороны обозначался вторым эшелоном боевых хранений Российской  вотчины земельных просторов. Это была  боевая единица - дивизия, коей предназначалось в тактическом плане военных действий не столько, переводя на язык малограмотных  (в отношении боевых структур), как сторожить наши  Великие границы Родины – России, в случае угрозы из вне, а именно они должны были   осуществлять поддержку первого эшелона  военных структур и своей  внезапностью появления в назначенный час не только прийти на  помощь, но и атаковать вне зависимости от положения действий первого эшелона, принявшего на себя удар, т.е. они должны были громить  противника, расчленяя его и, как исход этого результата, первый и третий эшелон (подмога) добивал напавшего врага.
 Тактический план этих действий был грамотно разработан не только по задаче – победить, но и, как это сделать, чем это сделать с наименьшими потерями, меньшим числом: «Главное не сколько? Главное, как!» «Не числом, а умением!»
 Манёвренность, мощь, сила, уверенность, где-то, может и отступить при  необходимости для нанесения главного удара. Это, как удар молота по ледяному шару и шар должен превратиться в брызги осколков, а брызги добивают не осторожничая остальные.
 Но история сия в своём освещении будет принадлежать не крупномасштабным операциям, не скрою – боевых, именно боевых действий, где  кровь, пот, пороховая сажа и слёзы  на глазах за  погибших: друзей;  товарищей;  боевых  соратников; «мальчишках» и  мужей,   будут насыщен но сложены в строки  письма повести, а только об одном и не малозначимом эпизоде той жизни полка  № ,..  где первая роль отводилась батальону «МЕДВЕДЬ».

 Плац. Военнослужащие гвардейского полка, ожидающие построения в стройные ряды «коробочек» на утреннем солнце, ясно и безоблачно, глядевшем на молодых и взрослых, возрастных мужчин, некоторое время «мариновались». Кто курил, кто, что-то рассказывал, а другие просто смеялись по поводу анекдота, пересказанного балагурами части.
- По ротна-а! На построение-е! Становись!  –  команду громогласным баритоном объявил начальник штаба полка, п/п-к Крупнов Ефим
Олегович, уважаемый и «страшный» полководец. – Равняйсь! Смирно – о!
 Он зорко оглядел выстроенные «коробочки» строевого построения  ротных редут полка  десантников и резко, чётко, повернувшись на место встречи приветствия и доклада командиру полка,  чётким строевым шагом гордого гренадёра-десантника  двинулся к вступавшему на плац командиру части, Стасову Олегу Константиновичу. Точно по времени, печатая каждый свой шаг звонко раздававшемся звуком подковками сапог в утренней тишине по асфальту плаца, начальник штаба не только показывал, но этим показом он учил своих подчинённых.
 Отрапортовав в приветствии о готовности полка и проведённой проверке личного состава подразделений для принятия плановых задач в бое -    вой и учебной подготовке, какие должен установить командир полка, п/п-к Крупнов сделал шаг в сторону, давая пространство для движения
п-ка Стасова к месту отдачи приказаний – на середину плаца перед строем полка и, развернувшись пристроился рядом с ним, чуть сзади.
 Всё происходило, как и всегда: буднично, ежедневно, ежемесячно… но, как и всегда: задорно-строго, выверено по строкам устава, парадно, красиво! Даже зыбкая утренняя сонливость солнечного небесного тепла Земли, красоты, осветившихся красок по округе, разбежалась: от барабанного марша оркестровых ударников на плацу; строгости военного этикета (приводящего даже ленивого в соответствие чувства мерности службы военного, а не «заблудшей овцы»), громких и чётко произносимых команд; дыхания и без дыхания строевых порядков полка. Природное чудо-утро (хотел сказать: испугалось…) тоже равнялось на защитников Родины и стало ещё ярче, и красивее, ещё звонче и бодрее. Но всё же, что-то было не так, что-то изменилось в будничном разводе полка. Этот день нёс открытие нового будущего, впоследствии… Подтверждалось же  фактом состояния командира полка – не тем обычным  спокойствием его  лица и стройности движения, какая-то гроза и вялость одновременно. Скорее всего это была усталость.
- Здравия желаю, други мои! – совсем  необычное приветствие, совсем необычный голос, но всё же громко на весь плац, командир поздоровался со своим войском. Произошло некоторое замешательство в рядах, но это был миг растерянности, всего лишь миг…
- Здравия желаем, товарищ полковник!..  – прогремел единым хором строй.
 Полковник Стасов опустил голову. Снял фуражку. Вытащил платок из кармана брюк и протёр внутренности  фуражного  околышка, как-будто там была непростительная влага от пота, мешающая ему. Он выполнил свою миссию так, словно пролил в извинении душевные чувства перед сослуживцами, перед братьями по оружию. Одел фуражку. Поднял голову и посмотрел на ряды своего полка снисходительно с дружеской любовью к собратьям. Длилось это не долго, но, казалось, что такое поведение  командира не кончится, пока его душевное  состояние не придёт в равновесие с окружающим миром, не сольётся, как всегда со служебной  обязанностью учить, командуя своими подчинёнными. Его взгляд и осмотр рядов указывал на то, что он ищет кого-то, но нет, этот взгляд был  обращён ко всем и к каждому в отдельности, и всё, что сейчас происходило со Стасовым передавалось в мозговые  клеточки  сослуживцев. Недолго длилась эта кинофотографическая съёмка, недолго, но щемило сердце и будоражило сознание в неопределённости происходящего. Что случилось с «Батей», понимал не каждый, если вообще, кто-то, что-то понимал. Всегда строгий и жёсткий, он стал мягким, неуставным и грустным.
 Драматургия этого сюжета наполнялась не только теми чувствами, какие ощущали десантники на построении развода, но и, какой-то скрываемой тревогой за своё будущее. Всё исходило от поведения «Бати». У Стасова, то ли от солнца, то ли от воздушной утренней росы, то ли ещё отче  го, на глазах появился водяной наплыв солёной капли. Этого никто не видел.
- Вольно! – скомандовал полковник и, резко повернувшись кругом, направился к месту приёма  прохождения полка  вместе с начальником штаба полка и своими заместителями, строевых колонн подразделений для убытия с плаца по местам службы, учёбы, занятий, проще говоря – воен         ной работы.
 Когда все стали по местам, Стасов обратился без напряжения по микрофону к личному составу, по-отечески дружелюбно:
- Други мои! Сегодня я приветствовал вас не так, как писано в уставе. Простите за эту неформальность, даже можно сказать, панибратство. Есть
тому причина, а потому прошу снисхождения за расслабленность. Я, пока не могу сейчас сказать, но ваши командиры получат указания и определение выполнения этих задач, какие мы будем отрабатывать в будущем и сейчас. Я надеюсь, что всё будет выполнено с успехом и в точности точности, как велит нам присяга, как велит нам Родина, как верит в нас наш народ! Вы обязаны выложиться до конца, но выполнить работу, какая потребуется сегодня, завтра, послезавтра…- он немного кашлянул в кулак от спёртости гортани и хрипоты в его голосовых связках, продолжил, - поверьте старику, всё не просто, но надо! Мы обязаны! Мы писаны законом: дружбы, любви, чести. Законом жизни: своих близких и далёких, но наших людей, нашей Родины! Я в вас уверен и ни на секунду, даже её толику в вас не сомневаюсь. Я верю в вас! – он отошёл к начальнику штаба и, что-то сказал ему, приблизившись к уху  п/п-ка  Крупнова, после  чего последний вышел вперёд и встал рядом с отключённым  микрофоном.
- Командиры батальонов собираются в 10.30 на совещание в штабе. Задачи будут поставлены там. Ещё раз  повторяю, в 10.30, при себе всё пишущее и личные документы. Полк! Равня-я…йсь! Сми-и…рно! На пра-а…во! Первая рота, левое плечо вперёд по маршруту прохождения строевым, ша-а…гом, …арш!
 Полк, под оркестровый марш «Славянки», двинулся с развода на места службы, как и всегда.
- Чего это с ним? – спросил рядовой  Селезнёв своего  друга и двоюродного  брата, стоявшего и идущего вместе с ним в одной шеренге справа,-
как будто что случилось с нашим «Батей». Совсем разнежился.
- Тебе-то, что? Хромай, пока подковы не стёрлись. Узнаем. Дыши глубже, иди ровно. Всё потом…- ответил Кулич Павел, младший сержант, с нотами наставничества и руководства.
 Оба  они были  снайперами роты. Сибиряки с одной неприметной деревушки в Иркутской области. Жили рядом там и служили вместе, рядом здесь, как говорится: «плечом к плечу, голова к голове, нога в ногу!»
 Полк проходил строевым перед командованием части с приветствием на ходу, повернув голову и прижав руки к бёдрам. После прохода, подразделения сворачивали в разные стороны или в одну, а именно туда, куда надлежало идти, для подготовки или уже на место их учебной работы, занятий, службы и т.д. Шли очень  молчаливо, под впечатлением  сказанного и сделанного «Батей»  на  построении. Без песни, без шепотливых разговоров меж собой, каких-либо  шуток-прибауток. Все были  сдержаны и серьёзны. Каждый раздумывал над  происшедшим,  ломая голову в догадках. Да и настроение «Бати», словно телепатическим образом передалось, гвардейцам.

                2. Дежурство в наряде

 - Слушай, «Куль», так я, что-то не пойму. Я видел или нет, как вчера «Батя» расчувствовался перед нами, - Сергей Селезнёв, - я раньше боялся
 его, как огня, а сейчас…
- Дурак, ты «Селезень»! Причём, такой же, как и колобок из сказки – круглый и съедобный, - ответил «Куль» без сожаления, что это не понравится брату, всё же насмешка и унижение. – Ты думаешь, что он не человек, а военная машина без души и сердца?  Салдафон? Нет, братец, это
человек огромной  души и с большой буквы. «Батя», это наш! И всё тут. А, что там случилось, -  он указал  пальцем на потолок, типа-наверху… - нам не ведомо, да и надо ли знать об этом? Три пол и смотри, чтоб блестел, как вымытые яй… Сам  знаешь, не маленький, а я пойду покурю. Скучно мне с тобой, хоть вой, «нарядник» хренов.
 Они служили уже полтора года и были, как про них говорили: «Два сапога на одну ногу!». Это не «два сапога – пара» и потому, что их связывали не только родственные связи. Мысль одного, если принималось решение обоюдно и выполнялась вдвоём, вместе. В их службе много выдалось приключений. Много было всего. Охотники, не балаболы, сильны духом и телом, но «Куль» владел инициативой и руководил, иногда «Селезнем» по-тихому, не настаивая на своём  мнении, правда, Сергей  этому не препятствовал, но и не  был «подкаблучником». Он  понимал, что, кто-то всё же должен брать в их дружбе большую долю ответственности, а потому и верховодил, правда «Селезень» всегда помогал своему бра ту – не  ошибиться и на своём, иногда, настаивал. «Селезень» тоже был не без таланта: его меткая и быстрая, чёткая стрельба, его холодная расчётливость, его рассудительность и осторожность, была выше похвал, но оба они были весёлыми и общительными в жизни. «Куль» чаще рассматривал суждения брата, прежде, чем сделать что-либо, и чаще же принимал эти здравые мысли. Изъянов в них было не мало, но что поделать если горячность молодости – не мудрость старости! Служили. Служили по чести и совести, по присяге! Кто на них надеялся в доверии, никогда не отрекался, и обращался к ним ещё не раз и не два. Стоило того!..
- Вот, едрёноть!..- «Селезень» закончил уборку и подошёл к «Кулю», вытирая руки о форму слегка после уборки.– Давно я так не пахал, всё молодые «шлягеры» за меня «дынили», а тут!.. Эх, если бы не ротный на дороге…
- На, вот, - «Куль» протянул Сергею сигарету, - за успешно выполненный и терпкий труд. Не хрен было тащить сумку в казарму, да вечером, да
ещё не по «кривой», а на рожон попёрся… - Павел сплюнул в огорчении и затянулся, - тебя не жалко, а пиво…
- Да, чё, я-то!.. Ладно, не убудет… Ещё возьму.
- Только не ты.
- Это почему?
- Хмырь ты, ещё тот. Соображалка в этом деле у тебя тугая. Других  пошлю. Стрелянных. А ты молчи в свои сопелки. – «Куль» хмыкнул, наслаждаясь своим нравоучением, а «Селезень» сделал гримасу обиженного: губы трубочкой, а брови галочкой по – строже, но сигарету из рук брата принял без слов.
- Ну, ну… Не промахнись. Берёшь на свои, а я по факту доставки заплачу и сверху налью. Согласен?
- Точно говорят: «Селезень», которого не легко сбить на пролёте». Согласен, - примирительно улыбаясь подтвердил «Куль» и хлопнул по протянутой ладошке брата в знак дружбы и соглашения в перемирии. Сделка состоялась.
 Сергей тоже расцвёл, как маков цвет в удовлетворении, что снял с себя груз посыльного. Он не желал пытать «счастье» повторно.  Уж, лучше другие в клетку пусть попадают, чем он. Как говорится: каждому своё!
- Слушай,- затягиваясь сигаретным дымом, продолжил разговор «Селезень»,- уже вечереет, а наших на горизонте и в помин не видно, и обед им
вывозили в поле. Чегой-то я не всё понимаю. Ротный говорил, что в обед всё проверит здесь, а его и тень не появлялась. Складывается впечатление, что, что-то готовится не на шутку, а мы, просто отдыхаем. Кратковременный отпуск с трудом у нас сегодня. Думаю светит нам дальняя до- рога, да не простое дело. Не зря же тех, кто свалит через полгода из-за этих застенок, по нарядам натыкали.
И нас, почему-то только двое поставили, а третьего не дали. В поле они уехали с полной выкладкой, с техникой. Прогревают себя и её, что ли? Наверное к учениям готовятся…
- Похоже на то. Я тоже думаю, что грядёт настоящая работа, а то, всё мелочь, какая-то… Помнишь, как выезжали на «совместку» с Псковскими мужиками и Ивановскими? Во … была заваруха! Тогда точно также было… Но, вот поведение «Бати», это крайняк  какой-то. Что-то не то, - заключил задумчиво «Куль», вглядываясь в перспективную даль – увидеть своих с полигона. – Ладно, пошли телевизор «канифолить», а то скучно как-то. Может, что интересного покажут по «телеку».
- Пойдём.
 До ужина оставалось ни мало, не много, но час был. Павел сидел перед «теликом», вытянув ноги и без интереса пялился в экран. Смотрел «мультики». Сергей уселся в кубрике и готовил свои «причиндалы» к форме «дембеля». Берет он отложил напоследок. Это главное, что могло их выделять, как ВДВ, без различных опознавательных знаков, а их рассказы, конечно интересные и поучительные, были подтверждением всему, да «дембельский» альбом закреплял, ставя печать, типа: «Верно!», на всём том, что они прошли, пережили, чему научились в стенах гарнизона и в небе. А научились они многому: выживать силой  воли и не  спасаться от трудностей; прорываться там, где нельзя  жить тем, чем не живут; видеть то, что другим запретно было даже слышать, что они не простые ребята, а мужи, породнившиеся с Богом и с ……  ради тех, кто от них далеко и не рядом (а, как бы этого хотелось!..), ради тех, кто их кормит полагаясь на их защиту в родной и любимой стране. Родина Россия – мы её: Сила! Честь! Слава! Они – десант! Они – первые! Они – мужики!
 Солнце уже подходило к исходу дня и, даже ужин вывезли на полигон, на «поле», где полк демонстрировал или, просто проверял свою способность вести боевые задачи, профессионально. Этим десантники подтверждали качества подготовки.
 «Куль»  и  «Селезень» поужинав, ожидали  свою  смену, которая  совсем не  спешила на  подмену. Но: «Солдат спит – служба временем идёт!»   Что ж, такое бывало и не раз, но в ребятах зудил, какой-то жучок нетерпения и, в некоторой степени, растерянности – как-то не так всё было, да и долго… Тревоги не было, но неудобство в чувствах, хоть отбавляй. Один желал вволю отдохнуть от наряда вне казармы (самоход), другой то- же имел свои планы, совсем не совпадающие с данным положением дела.
 Павел отвернулся от наскучившего его телевизора. Встал и разминал поясницу верчением тела из стороны в сторону с нагибанием вниз и приседаниями, с некоторыми другими упражнениями.
 Сергей поднялся со своего места, благо, окно было рядом и, как раз выходило на дорожку, идущую от штаба полка, где ходил развод наряда.  Он легко мог посмотреть, что и делал, дабы не пропустить момент встречи, кого-либо или чего-либо, стремящегося попасть в казарму их роты. Жаль было одного – отвлечься от такой приятной заботы, как готовиться к «дембелю» в раздумьях мечты и в тишине казармы.
- Атас! Смена ползёт, - он увидел строй наряда, идущего по дороге.
- Понял. – Павел лихо катнул табурет, на котором он сидел, к кровати, откуда его взял. Табурет, не спотыкаясь, в указанном направлении по по-
полу, покрытому мастикой и блестевшему от работы Сергея в натирании этого пола, докатился точно на место и встал вровень с другими по линии в ряд, не выпячиваясь и не утопая…
- Хе, удачно, - Павел сам удивился своей сноровке, улыбнулся и бросился к месту дежурного для встречи смены, оглядывая в который раз помещение: всё ли чисто; нет ли лишнего, ненужного. Всё было, как надо.
«В норме-то в норме, но всё равно докопаются, бл…. Фиг с ними. Не каждый  желает в наряд, хотя многие  только об этом и мечтают».  «Куль» поправил форму, а Сергей стоял на тумбочке в позе «оловянного солдатика», молча.
- Готов, братец? – Павел оглядел Сергея. – В норме. Ждём, с…
 Через некоторое время дверь в помещение открылась и во внутрь вошёл, сначала командир роты.
- Смирно! Дежурный на выход! – скомандовал Сергей в пустую казарму.
- Товарищ капитан! Во время моего дежурства происшествий не случилось. Личный состав роты находится на полигоне!– отрапортовал Кулич и замолчал, ожидая приказа командира роты.
- Вольно! – скомандовал ротный: гвардии капитан Соев Юрий Алексеевич.- Приступите к смене дежурства.
 Ротный ушёл к себе в канцелярию, Кулич и Бледнов новый дежурный (тоже младший сержант), приступили к своим обязанностям. Но, как  ни странно, смена прошла быстро, хотя оба недолюбливали друг друга.  Причина была давнишняя, но заскорузлая и по сей день они сторонились в  общении между собой. Не уступали ни в чём, норовя поддеть, обхитрить, надсмеяться и т.д. Но в этот раз такого не произошло. И вот, стоят наши гвардейцы перед ротным после доклада о сдаче и приёме дежурства в ожидании указаний ротного, и видят не то, что раньше – грозу и привычный разгоняй от Соева, наоборот: снисходительность,  дружелюбие и улыбку, что с ним  крайне редко  происходило, особенно, в последнее время.
- Что-то, добры -  молодцы, вы быстро отстрелялись. Ну, и хорошо. Извини, Кулич за опоздание, но так надо. За спиной, его прозвал «Сойка», а это быстро пронеслось по полку и приклеилось навсегда, что позволило быть позывным в эфире, кроме постоянного, выданного сверху «5-ый». Ротный понимал причину выбранного: во-первых, с крыльями; во-вторых, приятно, что не соя, какая-то, да и фамилию не портит. Жёсткости в нём было не мало, но всё уравновешивалось: справедливостью; разумностью и, неожиданно для всех - чувственной душой, но ценность его была в честности, с которой он носил погоны, выполняя свою работу, какой посвятил себя в жизни навсегда. Соев был женат и имел двух дочерей и сына. Он имел всё, что было необходимо. Отроду ему было сорок два года и двадцать четыре календарных… Их он уже «отвоевал» у Армии для пенсии. Бывал в разных точках: и горячих, и холодных, и тихих, и беспредельно  шумных. Ордена и медали  блестели с отливом и переливом. Уже седина пробилась  наружу, местами, но горячность и резкость его характера не говорило о старости, а наоборот – о молодости и живу чести.
- Ну, что, младшИе?. Отдохнули в наряде-то, а, Кулич?- ротный произнёс это, как-то горьковато с улыбкой или нечто похожим на неё.- Вот и я, о том же: хорошо, когда всё хорошо, правда, Бледнов?
- Так точно! – не сговариваясь друг с другом ответили оба.
- Вот так, молодцы, - не часто, если вообще, когда-то слышали они такое в свой адрес. – Хорошо, ребятки. Бледнов, ты иди, а ты,  Кулич останься. Перетереть, кое что надо. Присаживайся.
 Кулич сел на стул, когда Бледнов вышел из кабинета перед ротным. Бояться было нечего, если  сам ротный только, что его хвалил, чего уж, там.. Павел, всё же из осторожности напрягся и превратился в слуховой и глазной аппарат внимания, в полной готовности ко все
му.
- Павел, как там у тебя на Родине, в Сибири? – Соев закурил сигарету, хотя Кулич не видел его курящим, потому он был  крайне  удивлённый поведению ротного. Его брови подпрыгнули вверх, а рот приоткрылся и он ответил с небольшим заиканием от неожиданности:
- Да, да… всё в норме, товарищ гвардии капитан. – Вопрос Соева прозвучал, как-то по житейски тепло, а поэтому, Кулич и ответил не по воен- ному, уставному.
- Будь на стрёме, вместе с братом, - капитан пропустил ответ  Кулича, понимая, что тот был в замешательстве.  – Всякое может произойти в эти дни. Что именно, я тебе не могу сказать, но доверяю, потому и предупреждаю. Вы у меня золотое зерно, которое я берегу, как «зеницу ока» все- ми силами. О нашем разговоре… Сам должен понять. Брата насторожи, как я тебя, но аккуратно. Понял?
- Так точно!..
- Спокойно, я не готовлю тебе и ему что - либо. Просто время наше жестокое и суровое. Сегодня так, а завтра – эдак… Ну, давай, иди на отдых.
- Есть! – Кулич встал со стула резко, стройно. Отдал честь. – Разрешите идти?
- Валяй, покуда…
 Павел развернулся и вышел из  кабинета. Когда он  оказался рядом с Бледновым, тот выказывал  нетерпение и ждал  услышать от сослуживца, что-нибудь эдакое, но посмотрев на проходившего  мимо Кулича с безучастным и хмурым  выражением лица  стальной  мимики, где все жилы лица и шеи были напряжены, а резкая походка добавляла гарантию неприступности и не желания с кем-либо говорить, он не стал пытать счастья в любопытстве и не стал спрашивать эту, не понятно, какой живучести, фигуру. «Куль» прошёл мимо, практически не замечая Бледнова.
 «Не понял, чего это он такой деревянно-железный? Не, ну его к ляду, ещё попаду под руку, а там молот, не чета мне. Не…» - помыслил Бледнов и пропустил, устраняясь от Кулича, идущего в кубрик.
- А-а!.. – Бледнов махнул рукой, как будто  сказал: «Хрен с тобой…» Куличу надо было  расписаться в книге  приёма и сдачи дежурства. - Сам распишусь. – И пошёл к тумбочки дневального, где лежала книга. Дневальный хотел было окликнуть Кулича, но, что-то его остановило. Он обратился к Бледнову:
- Товарищ, гвардии младший сержант, а как же…
- Цыц, зелень! Давай сюда её и стой, как вековой камень, - юморнул, Бледнов. – Ты ничего не видел. Узрел?
- Так точно!
- Охлынь, зелень. Дежурь, а то сил не хватит. Ротный здесь. Вишь, как «Кулю» попало? Смотри, чтобы мне до тебя было не дотянуться руками, а там и ноги в колесо завернёшь. Усёк?
- Так точно!
 Бледнов показал кулак молодому со свирепым лицом и чувством полного неудовлетворения, что он не услышал от Кулича интересующего лю- бопытства. А хотелось-то как!..
- Смотри у меня!- Бледнов пошёл за Куличом, всё же надеясь услыхать, хоть толику новостей, думая, что тот придёт в свою прежнюю «форму».  Но зря. Павел прошёл в кубрик, куда  Бледнову  было заказано… где на месте  был брат. Он сел  рядом (койки их были  двуяхърусными: друг  над другом спали).
- Серёга, ты, как всё это понимаешь? Мне сейчас ротный выдал, какую-то чертовщину для нас с тобой, но я ни хрена не понял. – И он рассказал
брату о разговоре с ротными.
- Да и я, чего-то не догоняю… Пришли  поздно. Посмотри  на них, - «Селезень» указал  головой  на ребят, лежащих, сидящих в кубрике, - даже мыться не идут. Скоро проверка, а они, как ватные. Молчат. Я спросил Федьку, а он махнул рукой и завалился, как-будто ему всё тело отбарабанили. Видимо, долго носились с полной выкладкой.
- Ладно, пойдём «причипуримся», а то сами, как заразные. Спали-то всего-ничего… Третий в наряде был  бы не лишним. Пошли. – Павел протянул брату полотенце и мыло. – Пошли, пошли… Сейчас проверка будет и отбой. Ни фига сегодня не получилось…

                3. Военная работа.

 Ещё утро не расстелилось по округе своим рассветным блеском, а роса не рассыпалась для орошения корней травяного и всей растительности земельного покрытия почвы; ещё солнце, чуть забрезжило из-за «бугра», тянув за собой рассветные, а затем и дневные  будни;
ещё «осколок» луны висел на чуть бледнеющем небосводе…
- Подъём! Тревога! – дневальный орал, включая свет в казарме. – Выкладка полная! Построение на улице!
- Что? Где?.. – «Селезень» свалился со второго «этажа» кровати и, чуть было не приземлился на голову Кулича, который резво кинулся к табурету с лежащей там формой.
- Бля… - «Куль», как-то по обычному смахнул, что-то со своей головы, - осторожней…
 Они одевались и экипировались по шаблону: быстро и чётко; не толкаясь и не мешая друг другу. Никто не был лишним. Тишина в разговорах, только ритмичное дыхание и топот сапог по полу, да лязг оружия нарушали эту тишину и на выход. Они вылетали в открытую дверь казармы на построение перед ней поочерёдно, течением ручья. Пять-шесть минут и всё было кончено. Рота стояла в строю в ожидании дальнейших указаний командиров.
- Хорошо, - без удовольствия сказал тихо ротный своим взводным, - но надо бы секунд на двадцать сократить выход из казармы. Быстрее надо! – уже громче, чтобы все слышали, указал ротный.
- Будем отрабатывать, - констатировал гвардии старший лейтенант, Зосимов (взводный - «Сим»).
- Если время будет работать на нас, - добавил Соев.
 Утро расходилось: солнце выпрямляло свои «космы-лучи» и красило облачные причуды облаков в золотой пурпур. Красота, тишина  и свежесть…
- Первый взвод! Прямо, бе-егом на плац, …арш! – Зосимов.
- Второй взвод! Прямо, бе-егом на плац, …арш! – гвардии лейтенант Вялых (взводный – «Ум»).
 «Ту-ту-ту-ту!... Цлак-цлак-цлак!..» - ритмично раздавался топот-шаг бега роты, сапог и набоек: носков, каблуков этих сапог. Роса обрушилась на земь, питая природу, а птицы поднялись вверх и загалдели своим гомоном, поднимая со сна всё живущее в округе по команде «Тревога!»
 С другой стороны казармы, летела вторая рота под командой её  командира – гвардии капитана, Сланец Виктора Борисовича («Слон»).
О-о! Этот боевой офицер не умел «чикаться» с нерадивыми. Сам: в два метра ростом и всё, что было в метражном росте, наполнено было до отказа, правда немного медлителен в принятии решений, но не на столько, чтобы упустить важные моменты в их исполнении. Да, он мало рассуждал, но приняв своё за основу, действовал согласно обстановке, не очень быстро, но это напоминало, как «эффект» замедленного действия: «долго запрягать, но быстро ездить!» Его решения не раз помогали и выручали собратьев по оружию. Надёжен? О! Не то слово – ещё как! Командовал он разведротой. Это они были первее первых; это они были, как минёры (в сравнении), где ошибка влекла смерть другим. Это они ставили себя под начало начал!
 Ребята были не скучными, но сдержанными во всём, хотя молодость и озорство этих крепышей, снискало неувядаемую славу: «хулиганов» в хорошем понимании, но лучше с ними не связываться по спорам, тем более доказывать свою силу. Это не прощалось…
 Почему командовал ими Сланец, в корне отличающийся характером и мышлением от своих подопечных? Потому и командовал, что на его характере и отношении к ним, молодая поросль не только училась сдержанности, но и не старались делать ветреные молодые глупости, боясь разъярённого «Слона». Вышедший из-под контроля своих чувств слон, крайне опасен и неукротим!
 Роты на плацу, согласно расчерченной графики – кто, где стоит, выстроились, готовясь к продолжению…
- Становись! - кипели команды подразделениям батальона. – Равняйсь! Смирно! – и командиры рот шли на доклад к начальнику штаба батальона, гвардии майор, Панцырь Сергей Тимофеевич, тот же докладывал о готовности рот, командиру батальона: гвардии майору, Столярову Юрию  Акимовичу. После докладов и их приёма, комбат скомандовал: «Вольно!», командиры, собравшиеся в  центре плаца получали указания от комбата и начальника штаба. Приказы были короткие, но не громкоголосые, ясные и чёткие. Всё  определялось здесь же – на месте: подъём, выход из казармы, проверка боевого «скарба», т.е. амуниции десантников, с которым они должны, в случае боевых действий выступить на «тропу войны», что сейчас и предстояло выдержать каждому, невзирая на погоны и должности!
- Первая шеренга, пятнадцать шагов, вторая – тринадцать, третья – одиннадцать, четвёртая……… десятая  на месте, …агом…арш! – начальник штаба, Панцырь, скомандовал строю батальона. – Снаряжение к осмотру, оружие на плечо, …товьсь!
- Во, блин!.. А у меня в рюкзаке  пузырь пива, - «Селезень» растерялся не на  шутку, хаотично, думая: «Что делать?» (извечный  вопрос жизни). – «Куль»… - обратился он к рядом стоящему брату в надежде на помощь и глаза, так умоляюще просили этого, что Павел, не мог сдержаться и прыснул… Хорошо, что рядом, пока никого не было. Он тут же дал рецепт сквозь зубы, уже сдерживая  неукротимый гортанный хохот, что было очень и очень трудно в такой обстановке.
- Ты её проглоти или открой и вставь в з… сам знаешь, улетишь, на хрен, отсюда, заметят помашут. Летать-то ты умеешь. Ты не «Селезень», а больная  селезёнка. Под  гимнастёрку в пояс сзади заткни, да быстрей, пока нет никого. – Съязвил брат, уже, надуваясь от смеха, но владея со- бой, чтоб не рассмеяться на весь плац, и всё-таки он нагнулся, развязывая рюкзак, а головой туда – шнырь!.. Чтоб досмеяться в мешке от невозможности больше в себе хранить этот хохот. Надо было воздух выпустить.
- Ага, понял… - Серёга быстро, хаотично вскрывал свои «пожитки». Достал бутылку и на  корточках, вертя  головой, просматривая всё в округ себя, кабы, кто не  заметил, прятал  бутылку в брюки, но не  сзади, как сказал брат, а наперёд, так удобнее. Павел увидел это, но не стал отговаривать. – «Куль», посмотри, видно или нет?
- Во, бля. бестолочь. Беременный, что ли? Я же сказал назад. А-а.. уже не успеешь. Сдвинь в бок. – Сергей подчинился. В недалече шёл старшина на проверку. – Да, уж!.. Придём в казарму, я тебя… «единорог» беспутный! Если побежим, выкини её в кусты, понял? 
 - Угу… - «Селезень» был расстроен не на шутку. Он беспорядочно выкладывал вещи на досмотр, не понимая, что, как и зачем. Бутылка мешала и сильно тёрла бедренную кость, не давая сосредоточиться. А, гвардии прапорщик (старшина роты) Звягин Елисей Владимирович, умудрённый, как житейским, так и боевым опытом за свои двадцать лет службы (ему шёл сорок пятый год), приближался. Жена покинула его, умерла, ещё в двадцать восемь лет, трагически и нелепо. Её, когда она на работу шла, сбила машина. Долго не мучилась. Не приходя в сознание, скончалась на операционном столе. С тех пор он жил бобылём и не пытался  изменить свой образ  жизни. Всегда говорил, если, кто его спрашивал: «Почему не найдёшь другую?» - «Божественная заповедь! Дом семейный без любви, всё равно, что нора у него в пути по жизни и в службе!» Не мог он менять свою любовь, а она была бесконечной с Верой. Повторения не могло быть. Да и незачем. Всего хватало: дочь вырастил; дом есть;  в доме достаток; скоро, может и внуки появятся, а там… Поседел он на следующий год после тяжёлых событий в его судьбе, но был крепок на кость, «жесть» в общении и сама же добродетель в отношениях с приятелями, друзьями, которых ценил, даже если они допускали ошибки. Не любил он судить, не хотел. Это был человек, которого любили, которым гордились все.
- Ну, друзья-братья, показывайте вещички. Где, что прячете? Посмотрим, посмотрим… Ты, чегой-то, такой бледненький, Селезнёв, а? – с хит- рым прищуром глаз и, так ехидненько, спросил старшина, удручённого Селезнёва. Звягин присел на корточки около рюкзака гвардейца и медленно, как бы нехотя, стал перебирать содержимое. Сергей стоял, как вкопанный столб, а под беретом капелировал и стекал пот. Остекленевшие глаза, хоть и смотрели куда-то вдаль перед собой, но, вряд ли, что там видели.            
 Душа-человек, Звягин, имевший ряд различных наград и ранения, даже плен был за спиной в его военной работе, не  сложившуюся  любовь в жизни, и драматическую, а может быть, в некоторой степени, и трагическую судьбу, относился к своим парням, как друг и старший брат, но не переходил границ уставных отношений, хотя и очень любил этих сибиряков, и выделял их среди всех, но молча.
- Чтой-то ты мне не нравишься, братец, - старшина встал с корточек, осмотрев скарб Селезнёва и потянулся к оружию для проверки,-ты чего та- кой «устаканенный»?
«Селезень» молчал. Чего ему было отвечать, когда его «стакан» был до краёв налит тем, что было под курткой? Нем и глух (кабы не раз лить свою наполненную натуру). Прапорщик это заметил и улыбался во всю широту лица. Он понимал, что у гвардейца душа в пятках.. – Вроде всё нормально, только, что-то не пойму…- Звягин осторожно провёл по  выпяченному, немного подолу  куртки и,  конечно  же наткнулся на неумело, спрятанную вещицу. – Пожалуй эта обойма у тебя будет лишней. Охлынь, давай сюда, пока нет никого. О-о!.. какое мы пиво-то любим. «Козел», называется. Браво! Не посрамил нашу «братву». Ладно, ладно… успокойся. Я тебе её верну после проверки, а то, вдруг побежим. Трудно придётся, хоть и фамилия твоя птичья, но с таким грузом тебе не подняться.
- Поднимется, если вставит куда надо… - съязвил «Куль».
- Цыц! Тебе слово не давали, - отпарировал старшина, пряча бутылку в свою планшетную сумку. – До тебя очередь дойдёт ещё, братец. Пиво-то не подстава? Свежее?
- Так точно. Истинное, товарищ гвардии прапорщик! – не громко ответил, но  выдохнул  накопившуюся массу воздуха в груди от напряжения,  «Селезень».
 «Куль» еле сдерживал смех. Комичность вида брата и назидательная медлительность старшины в выборе решения, давали повод этому состоянию, Павла. Что поделать?.. В дополнение происшедшего, Звягин крякнул-кхекнул, посмотрев на Кулича, как бы, говоря: «не хорошо, так с бра том обходиться…» Процедура передачи «финишной палочки-бутылки» прошла спокойно и потрепав Сергея за щёку, Звягин перешёл к Павлу и строго, укоризненно посмотрел на него.
- Чего ржёшь? Не хочешь побывать на его месте, так молчи. Давай показывай, «смехунчик». Всё в норме?
- Так точно, товарищ, гвардии прапорщик! – ответил «Куль».
- Молодец… Сворачивайте. Вижу, что всё в норме, - и пошёл дальше на проверку остальных.
- Фу… блин и едрёна-корень! Весь взмок… - Сергей собирал свои вещи, вытирая беретом пот с лица, - совсем про неё забыл, но и то хорошо, что лишний груз не тащить, мешать не будет.
- Во, во… Только ноша-то своя, жалко, никак, а? – Пашка посмотрел не улыбаясь. Сжалился над братом.
- Да, пошёл ты…- обидчиво ответил Сергей.

- Закончить проверку! Одеть снаряжение! К марш  броску, двадцать  кругов вокруг плаца без  перерыва, …товьсь! Командиры рот, ко – мне! – начальник штаба батальона, Панцырь.
- Сергей Трофимович, а стоит ли? Скоро завтрак. Могут не успеть, - замполит батальона, гвардии капитан Ложкин Владимир Алексеевич, не то с просьбой, не то с напоминанием обратился к Панцырю.
- Алексеич, ты, как всегда о желудке больше печёшься, чем о подготовке. Сам знаешь, времени мало и каждый день, как манна небесная в пода- рок… - с раздражением ответил Панцырь. Они уважали друг друга, но недолюбливали. Всегда были правы, каждый по своему и всегда ставили свою позицию решения дела во главу, но не перечили, понимая, что и тот и другой делают своё дело. - Успеют. Не  клячи  тележные. Это гвардейцы!
- Как знаешь. Я напомнил, просто. Я в штаб. – Ложкин повернулся, не дожидаясь ответа и ушёл.
- Иди, иди…
 Топот сапог, дыхание мужчин и бряцанье железяк заполнили тишину утренней прелести дня.
«Не хотите жрать, что ли? Как кисейные  барышни  хлюпаете  сапогами! Это не бег, это бег на месте! Быстрее!..» - изредка подгонял Панцырь своих подопечных. Батальон убыстрялся и… и опять, через некоторое время замедлял свой бег, но Панцырь не давал растяжки на отдых. Несколько отрывистых грубоватых фраз, и гвардейцы бежали по-настоящему, понимая, что «война, войной, а обед вовремя!..»
 Одни бежали и мучились, другие, просто, добросовестно выполняли приказ, третьи… а вот третьи-то думали: «Да, когда же всё это закончится?! Там… уже здесь, запахи кухни: бочков с кашей и отварным мясом, ах!.. Для богатеньких пристоловый буфет с печеньем и кефиром, газировкой, ах!.. Сухофрукты, ах!.. Мороженное, ах!..» Но, пока было: «Шлёп, шлёп… и, как можно скорее… да, уж…» Успели. Двадцать кругов, как всё равно, что не было! И прямиком в казарму на сдачу поклаж, построение на завтрак, и опять бегом!.. «Тяжело в учении – легко в бою!» Завтрак, как завтрак – ничего нового. Немного отдыха в теньке и в казарму. Там скажут кому-куда. Потом обед. А после обеда… после обеда другие события.

                4. Подъём! Тревога!

 В прошедших буднях  было всего много, что меняло натуру десантников: как в характере, как в осмыслении их службы, как трудиться и обретать знания в военной подготовке, как мужественно преодолевать трудности, иной раз, обрекая себя на трагедию и не прекращать в такие мину- ты радоваться жизни.. Было. Всё было! И будет впереди, только, какое это – будет? Никто не знал. А пока, утруждённые своими обязанностями они тихо и мирно сопели, скрипя панцирными сетками коек, ворочась на них для удобства тела под байковым одеялом на матрасе, который тер- пел килограммовую нагрузку годами не одного «солдатика» в разные времена. Кто-то так натрудился за прошедшие сутки, что от натуги своих сил тела и мозга, тихо редко постанывал, а, кто-то глубоко  вздыхал. Рядом лежащие: на верху и сбоку не слыхали  этих всхлипов, сами  были в  яме сна, где не было видений, а одна глухота давила их, не  давая разомкнуть крепко закрытые веки. То, что происходило в последнее время это го месяца: ремонт техники; проверка оружия; стрельбы; прыжки; тренировки в боевом  искусстве рукопашного боя; марш-броски по различной местности – в любую погоду; теоретические занятия за столами  учебных классов; наряды и «самоходы»; гауптвахты и освобождение с них же; влюблённые встречи со знакомыми  подругами в увольнении, а то и вовсе – расставания (но этого было совсем немного и очень редко), всё  это смешивалось в один  ком  жизни их судьбы, их службы, который катился и катился от призыва до «дембеля». Но «солдат спит – служба идёт», а это всегда радовало. Всё не в пустую проведённые сутки-будни шли и отчисляли их время срочной службы.
 Голубой свет лампы ночного освещения спального помещения, охрана этого сна: «оловянный – солдатик» - дневальный  на тумбочке в  наряде и дежурный, рядом, сидящий на табурете, что-то читал, вот и всё, так сказать , живущее в этом «царстве», что ещё могло указывать на не «мёртвенность» его. Правда, скучная эта затея – наряд в такое время, а именно в ночь, но, что поделать, такова роль в постановке служебной пьесы.
 Тишина и умиротворение. Тишина и безделье, но в любой момент секунды…
Открылась дверь в помещение. Вошли: командир роты, взводные, старшина. Полностью экипированные: чемоданы; автоматы; планшетные сумки; бронежилеты… Дежурный вскочил с табурета и, приложив руку в отдании чести к голове, отрапортовал Соеву:
- Товарищ, гвардии капитан! Во время моего дежурства происшествий не случилось. Личный состав отдыхает. Лишних и отсутствующих нет. Дежурный по роте…
- Хорошо, что  нет  отсутствующих. Поднимай  роту с полной  выкладкой. Построение  перед  казармой. Наряд с дежурства  снимается и тоже в  строй.  Владимирович, - обратился он к старшине, - проверь тут всё с дежурным, и догоняй нас. Действуйте!
- Так точно. Рота, подъём! Тревога! – горланил  дежурный, включая  освещение. Старшина посмотрел на часы: «Два часа ночи…»  Соев, вместе со взводными ушёл из казармы к месту построения.
 Отдыха у роты не было. Ночь не удалась и сейчас. Не удастся она и.. С другой стороны  казармы, в роте разведчиков гвардии капитана Сланца, происходило тоже самое. Казарма «закипела».. Где-то не вдалеке затарахтели моторы бронемашин и «коробочек» (десантных танков). Гарнизон растворял ночную тишину и превращался в жужжащий улей. Весь район расположения этого гарнизона осветился светом фонарей и прожекторов. Гул  техники, топот «служивых», громкие команды  командиров, перекрикивающих друг друга, бряцанье и лязг метала, приводили тишину ночи в испуг, и весь этот грохот усилился добавлением каркающих ворон, разлетевшихся по всюду, но стремящихся поскорее убраться с насиженных мест. Ночь поднялась на дыбы, не понимая – к чему такой ажиотаж?..
 Рота Соева выстроилась в колонну.
- За мной, бего-о-м, …арш! – И командир впереди колонны начал разбег своих подчинённых к месту, куда им было назначено.

- Не понял, - «Селезень» вдыхая и выдыхая воздух, возмущённо старался высказать своё мнение, - они нас замучить хотят? «Куль», ты, когда-нибудь видел, чтобы каждую неделю мы носились в марш-бросках? Что это такое?
- Да, хрен его знает… Сам ничего не пойму. Дембель на носу, а тут, как салаги  носимся и конца этому не видно, ёлы!.. Все поднялись, во, смотри, дивизион связи и тот подняли, чего в кои-то веки не было. Смотри и медики туда же. Во, б… чего творится!
 Добежав до места, где все увидели стройные колонны грузовых  автомобилей и боевую технику: БМП; БТРы; десантные  коробочки (танки) и  ряд грузовых автомашин для загрузки личного состава, командиры направили командами своих подчинённых туда, куда было показано диспетчерами развода. А месяц назад…

………………………………………

- «Куль», я отлучусь на немного? Надо желудок подзаправить, проголодался, да и ногу  перебинтовать. Я в  «больничку» смотаюсь, хорошо? – Сергей, как бы извиняясь это проговорил, что-то, шебураша пакетом на кровати вверху. Он недавно  на прыжках повредил ногу при приземлении. Хорошо, что рана была не глубокая, но болела и долго заживала. Сапог спас от того, чтобы ногу не разорвало. Приземлился он на корягу, совсем незаметную с высоты, не видна она была в траве. Вросла в землю, а конец торчал, как пика «остроголовая». Обошлось раной, разорванным сапогом и гортанным матом по всей округе - в отбор и  без отбора!  Лофа была обеспечена! А, что? Ни занятий тебе, дней десять, ни, каких то, там, бегов по кустарникам, болотам, и вообще - лежи себе на коечке, да плюй  в  потолок, иносказательно, конечно, брат принесёт, что – ни- будь, пожалеет… Хорошо-то как!.. В медсанчасть его положили впритык, т.е. в коридор. Мест не было в палатах после этого десантирования. В полк пришли новобранцы после «учебки», а потому и раны. Правда, сложного ничего не было, так… переломанные, у некоторых ноги, да у двоих пробитые головы, у одного рука вывернулась. По мелочи… человек десять, всего-то. Но «Селезень» был в первых  рядах  раненых  (полгода  осталось служить), да и профессия уважаемая - снайпер, не считая его сибирской силы и душевного характера.
- Вали! А, то я не знаю к кому скачешь, «конёк безкопытный». – «Куль» широко  улыбался во всё своё лицо, но  без подтрунивания и сарказма, так сказать – от души и любви к брату, хотя и не сдержался. – Пряники купи, как же без них-то?
- Да, пошёл ты к «ляду»! Я, может, по- взрослому всё решаю, -«Селезень» не обиделся, но немного покраснел в стыдливости намерений,  какие он сейчас хотел сделать, - я может женюсь на ней…
- Не кипятись. Я по хорошему сказал, только думаю твоя затея к «вечере» через столетие произойдёт, - «Куль» захохотал, - не обижайся на меня дурака. Мне  такое не  грозит, пока. Ну, а ты у нас в первых  рядах во  всём. Только не пойму, зачем желудок – то загружать. Мало, что ли у  нас  жратвы в «»хранилище? А-а… понял, понял. На вот, ей подарочек отдашь за меня, но от себя, понял? – и Павел достал из тумбочки коробку конфет. Протянул Серёге. – Может и за меня словечко  замолвишь, вдруг у неё подружка  хорошая есть… - Павел, хотел  встать, но Сергей, повернувшись от кровати к нему, остановил, толкнув не сильно в плечо. Пашка, смеясь, уселся опять на место. Сергей не отказался, но буркнул:
- «Смеётся тот, кто последний!» Коробку возьму, за что спасибо, а вот твоей наглости не удивлён, но попробую. Брат, ведь, никак. А куда свою-то денешь? Помню распинался тут, недавно передо мной о возвышенной любви, а сейчас…
- Ни, хрена ты не понял. Она беременна. Не от меня. Сама  призналась, видимо совесть заела от моих  чувств к ней. Странный народ, эти бабы, так и норовят сожрать другого мужика, имея уже и, причём в наглую, так. Побоялась, видимо, - «Куль» сказал это с сердцем, но не жалея о том, что Сергей всё узнал.
- Прости. Почему сразу-то не сказал?
- Не хотел. Вижу, как ты относишься к своей, но был на страже, чтоб эту историю  выложить. Предупредить, так сказать. Думаю,  что не стоит тебе мешать теперь. Ладно, мчись «конёк» с крыльями, лети к ненаглядной.
- Ну, давай, - и Сергей, собрав свой пакет с гостинцами, а для прикрытия, положил  туда бинты, которые  нужны были здесь, но не в санчасти, покинул кубрик казармы. Павел вздохнул неопределённо, взял журнал и стал, что-то в  нём, не видя, разглядывать. Больше он, думал о том, в какое положение он попал, о том, что с ним произошло… и о брате:
 «Иди, иди, «конёк», никак  действительно она его достала, зазноба. Что ж, флаг ему в руки! Пущай потешится, а может, что и выйдет… Посмотрим, кто дальше  видит и чем всё это  закончится. Иди, иди, «светоч ясный – конёк прекрасный!» - сам же завидовал Серёге. Но не чёрной завистью, а завистью с мечтой  надежды, что и ему, когда-то повезёт, и повезёт непременно. Уходили они вместе. Невест не было, так, пролётные… А, тут, вона, как, всё выходит. Письма  писали только своим родителям, благо живы были, а потому им есть о ком заботиться и любить кого. Одним словом – не одиночествовали. Да и зачем им это время ожиданий на таком расстоянии? – любовь за кордоном! Зачем им это угнетение в чувствах: «А, как там… она? Как там… он? Не останусь ли я у разбитого корыта, с разбитым сердцем и неспокойной душой? А вернусь, отслужив, из огня, да в полымя попаду? - думали-то так, - продолжал размышлять Павел, - а вышло совсем наоборот».
 Видимо, доля солдата такая – защитника Родины и всех живущих в ней, под крышей  родного неба, откуда  они появляются, словно ангелы, но вовремя и вместе…

- Здравствуйте, Ирина! Вот и я, как обещал. И принёс, что вы просили,- застенчиво и робко, тихо с порозовевшим лицом от этого, Сергей вошёл в перевязочный кабинет, потупив свой взгляд на пакет, который он держал в руке, немного протянутой вперёд, как бы предлагая взять его мед -  сестре, в надежде благосклонного отношения к нему.
- А-а… Здравствуйте, здравствуйте! Птица – Селезень, или, как вас, там… - язвительно приняла его медсестра, но улыбалась ярко и пожалуй, не предрассудительно.
- Ну, зачем же вы, так-то. Сергей, меня  зовут. Плохого, ведь я ничего вам не сделал. А это, подарки за ваше  доброе  отношение ко мне от брата (немного соврал он от растерянности в оказанном приёме) и сочувствие ваше, - пробормотал Сергей, как будто не хотел, чтобы она его услыхала. Ирина – медсестра в санчасти. Сержант – контрактник. Её срок контракта тоже  заканчивался  вместе с окончанием службы Сергея. Красавица, но «палец в рот не клади». Упрямая, дерзкая, живая девчонка! Одному кавалеру, так сказать, за хамство приставания, шприцом в колено… Хорошо, что обошлось, хотя, этот, не монах, «закладную-докладную» написал. А вот ему не обошлось! Мордобой от сослуживцев он получил отменный и стал изгоем, правда, через месяц был уволен по сроку окончания  службы. След  простыл и звать никак, этот случай  передавался по слуху и Сергей знал об этом. Вот и сейчас она стояла со шприцем, готовя болеутоляющий укол для него и открыто улыбалась.
- Не обижайтесь, - снисходительно и осознав нелепость, какую она допустила в приёме неравнодушного к ней, гвардейца, Ирина извинилась. – Давайте вашу раненую… А подарки-то зачем? – притворно в удивлении спросила она.
- Так… это… Здесь то, что вы просили недавно и брат попросил вам передать в знак уважения и за меня… Ой!.. – Ирина поставила бес- сердечно укол, которых он боялся, но не успел поныть.
- Я? Когда это?.. И почему брат, а не вы? Странно, как-то. Но от брата я приму, хорошо, что не от вас, - как бы сердилась, Ирина. Ирина отвернулась от Сергея и, сдерживая свою смешливость, надула щёки. Выдохнула.
- Ну, я… это… - он не знал, что  ответить и запутывался  всё больше и больше, потеряв чувство  равновесия в мозгах. Не знал, как дальше себя вести. – Вы же говорили, что за всё надо платить. Вот я и подумал. Вы же хотели кожаный кошелёк?
- Мало ли, что я хочу!.. Ладно, спасибо и поставьте сюда, - Ирина показала место, куда. Сергей немедленно выполнил её приказ с чувством не- вероятного облегчения – уж, больно ноша тяжела для него! После того, как освободился от пакета (будь он не ладен), сел для перевязки на стул. Ирина начала осторожно, не спеша развязывать рану на ноге, иногда поглядывала на отвернувшегося от неё и молчаливого «гостя». Дверь перевязочной неожиданно, без стука открылась. Ирина прекратила развязывать. На пороге стояла военврач -Лебедева Надежда Святославовна. Женщина-боец. Никаких послаблений подчинённым в её санчасти и в службе. Она командовала гарнизонной медициной. Себя в обиду не давала, но и не терпела хамства  среди других. Дома же, падая на диван и под звуки  включённой  музыки  магнитофона, телевизора, кипящего чайника на кухне, не раз рыдала в подушку… Она потеряла своего любимого мужа на войне...
 Мир в это время для неё, как светлый и радостный, перестал существовать, а частица радости осталась в сыне, который служил в этой дивизии, но в другом полку. Замуж не пыталась выйти, хотя надежда пряталась в подсознании, что, кто-то будет с ней рядом, кто-то скрасит часы уединения, кто-то будет с ней вместе. Кто-то будет!..
 Красивая, стройная своим кипарисовым телом, прекрасными карими глазами, удивительно ласковой и мягкой улыбкой, но и с прямым характером «правды – матки» и строгой субординации между сослуживцами (не всегда, конечно)… она не только была такой в насущном  дне службы и отдыха, она была и мечтательной, и желанной, и сердечной женщиной. Её отношения к пациентам всегда носили сложившиеся правила:  «нет самых больных, есть потерпевшие, которых надо лечить, как бы не было трудно!» Её глаза  всегда говорили за неё и определяли  настроение, и отношение к тому или  иному: случаю, факту, что? в данный  момент могла  она сделать и, как относится. «Хирург от Бога!», так говорили все, кто её знал, а знали все и не только в служебных кабинетах, санчасти, во всём  гарнизоне, но и в домах, где квартировались  семьи офицерского состава и те, кто служил в полку по контракту или на сверхсрочной службе. Гарнизон ведь, находился, хоть и недалеко, но в отдалении от поселений. Это был закрытый гарнизон, потому работа, гвардии майора Лебедевой Надежды, не граничила рамками, только служебной деятельности. Она  всегда  приходила первой на помощь, если её об этом просили. Отказа не было, но те, кто жил с ней рядом, не злоупотребляли доверием врача-хирурга и звали её, когда уже была в этом необходимость.

- Ирина, - военврач, Лебедева, - вы помните, что в 11 у нас операция?
- Так точно, товарищ майор, я всё помню. Сейчас перевязку сделаю и готова буду.
- Хорошо, что хо-ро-шо… - Лебедева посмотрела на лежащие: коробку конфет, кошелёк и пакет. Улыбнулась, - не торопитесь. Получше и покрепче его вяжите. Славный, молодец. Настоящий гвардеец. Как, не больно, заживает?
- Так точно. Всё в норме, - он не понял, почему майор так улыбалась, чего уж тут смешного? Зато поняла Ирина и быстро начала разворачивать бинты на ноге в неуютной для неё позе, перед Сергеем, на корточках. Она не смутилась, а лишь нахмурила брови и сделалась, более, чем не приступной, какой-то каменной в лице и в резкости тембра голоса.
- Всё хорошо, Ирина. Не беспокойтесь. – Лебедева повернулась и, с той же улыбкой вышла за дверь.
- Да, я… Да, я… не понял, а что случилось-то? – Сергей посмотрел на Ирину и, увидев её строгий взгляд с суровостью блеска зрачков, виновато произнёс, - я, что-то не так сказал.
-  Бестолковая, ты птица, Сергей… Посмотри, куда поставил свои гостинцы. Она-то их увидела, - хотя сама была виновата.
- Да, я… Да, я… это…
- Ладно, уж! До свадьбы заживёт твоя нога. Всё, можешь идти.
 Он не хотел уходить отсюда и искал повод, чтобы, хоть на немножко ещё с ней остаться, но труба зовёт! Сергей  закрыл от жгучей боли глаза:
«Чем она мне намазала там? Больно-то как!..» - пронеслось в голове у  него. Даже  зашипел, как змея. Ирина это  приняла на свой счёт и с некоторым сожалением и, с  какой-то жалостью в глазах, смотрела на него, но молчала, а он и рад был, что хоть немного, но побудет с ней.
- Не спеши, я пока инструменты к операции подготовлю. Отдохни…-  утешительно, даже  ласково  прозвучало от Ирины. Только этого и ждал Сергей, только этого, и рад сему был. Он даже от боли перестал корчиться.
- Ничего… Бывало и хуже… - с достоинством не пацана, а мужа, сказал он.
- Да, ладно… На вас всё, как на собачках заживает. Ничего, милок, ты же гвардеец, десантник! Твоя сизокрылая, уж скоро встретит. Осталось -то совсем ничего… Полгодика. Послезавтра придёшь теперь, а через неделю и совсем не надо будет…
- Как это не надо? И, вообще, у меня кроме родителей и родственников никого нет. О, какой это  сизокрылой вы мне говорите, - он никак не мог  этого слышать, да и думать тоже об этом не хотел. – Я приду завтра, послезавтра в наряд. И каждый день буду ходить! Я тебя хочу видеть и слышать! Всё сказал… - это был судьбоносный поворот его жизни. Он и сам не ожидал от себя такого. А уж, как Ирина обалдела от услышанного!.. Рот приоткрылся, глаза, и без того большие, стали огромные, и ответить ничего не могла – дыханье остановилось, она замерла на некоторое время. Молчание и друг другу в глаза! Это была для них – великая пауза признания!
 Спохватившись, Ирина, только и смогла невпопад ответить:
- Да, чего уж там… Всё впереди!

 «Где же он? Сейчас на построение, а этого «конька» нет!» - думал в нетерпении «Куль», который хотел примкнуть к брату, но без осложнений. Он переживал не так за опоздание на построение, как то, что сейчас его  больше  интересовало – что о нём  промолвил брат? Что дальше у него будет, будет ли вообще, что-то? – «Кстати, сейчас был бы контракт, который ещё не подписан и я бы сразу мог определение сделать в своей семейной жизни» – он думал об этом и не раз, но не склеивались его  желание с результатом. Была, какая-то  неопределённость и тишина, и мрак, через который не просвечивалось его стремление к желанию. Дороги, пока не было!
 Пашка взял книгу, но читалось только между строк. Не было видно смысла рассказа, будто он был в тумане своих мыслей, в блуде клеток мозга о мечте – поступить в училище после контрактной службы, а может быть и во время неё. Он хотел познания душевной страсти любви прежде, чем завязать свою жизнь в семейный узел обязанностей. Что поделать, ведь Пашке было это неведомо и, как к этому подойти, он не знал, хотя желал. Он так задумался, что прозевал приход брата, который стоял на входе в их кроватный уголок и, улыбаясь смотрел на задумчивого бра та, совсем не обращающего на него внимания.
- Ты не хочешь новостей? – Сергей нарушил молчание и задумчивость Пашки. - Не похоже, что-то на тебя.
Сергей принял позу превосходства и весь сиял после «больнички». Пашка же был не навеселе. Он перебрал всех девчонок, вспоминая их имена, оценивая каждую на свой взгляд и по разумению, приравнивая к себе и будущей жизни военного - что, да, как?. Но ни одна не подходила по его оценке, одним словом: он служит, а тыл открыт. Не то! Не то…
- А-а… ты. – Пашка встал. Мотнул головой, как - будто хотел проснуться, - Ну, как свидание? Как приняли «подстреленного»?
- Дурак ты, Пашка. Влюбился я в неё, конкретно!.. Чего кривить-то. Хорошая девчонка. Не отстану, и точка!
Они сели. Сергей начал рассказывать про встречу с Иринкой. Таить перед братом нечего было. Он не переживал за то, что Пашка может смеяться над ним, но тот и не думал. Слушал серьёзно, как бы  определяя, будущее  Сергея и  возможность его стать на дорогу  жениха. Создать  свою семью. Сергей не обратил на это внимание. Он с жадностью делился своими чувствами и открытиями сегодня.– А, знаешь,  Пашка,  она,  пожалуй не прочь…
- Судя по тому, что ты мне рассказал, я тоже так считаю, но и ты знаешь про меня, как я чуть не попался на удочку. Внимательней будь, а время тебе всё прояснит и расскажет. Хотя, пожалуй оснований нет, чтобы не доверять тебе ей. Действуй, я рад за тебя,- последнее он добавил с некоторой грустью. Вздохнул…
- Спасибо, брат. Кстати, я и о тебе ей рассказал.
- Да, ты что?.. И, как прозвучал ответ? – Пашка оживился. В глазах забегали бегунки интереса и, даже лицо порозовело стыдливо.
- Нормально. Познакомит. Есть у неё на примете подруга.
- Очень интересно. А, когда? Это…
- Узнаешь.

- Рота строиться! – крикнул дневальный.

- Пойдём, Серёга, бум есть, бум жить, а там и нам что придёт вне обиде!
- Пойдём.
 Они дружески обнялись и пожали руки друг другу, как бы закрепляя союз и в отношениях создании семейств, и признании дружбы навсегда!

…………………………………………

 Прозвучала команда: «По машинам!»
 
- Первое отделение, за мной! – «Куль» командовал своим отделением и по приказу взводного направился к машине на загрузку в грузовик. Колоны рот батальона редели. Десантники усаживались в кузова, один за другим, рассаживались, снимая со своих плеч  рюкзаки  и  автоматы, ставя их между ног на пол кузова. Утрамбовывались, прижимаясь плечом к плечу с рядом сидящим, иной раз, не шуточно, а с силой подвигая соплеменника, давая места следующему, кто садился по очереди. Захлопывались  двери кабин со  старшими, которые и руководили водителем, и погрузкой в автомобиль.
 Загрузка заканчивалась и машины, после некоторой паузы, двинулись за ведущим колонной – «УАЗом» начальника штаба батальона, Панцырем, не спеша, согласно маршевой скорости колонны по дороге гарнизона на выезд из него. Проехали КПП и заняли полосу дорожной трассы.

- Когда же это закончится?.. Ну, никого отдыха-продыха!.. Одни броски по «пересечёнке» и к бабе сходить некогда. Ни полюбить, не пожить нормально, - кто-то громко возмутился в кузове, - мне до «дембеля» осталось… Так нет, опять в болото, опять, хрен знает куда!..
Но никто не поддержал, только «Куль» резко, смачно прохрапел:
- Заткнись, хмырь недоделанный! Тебя ещё только везут, скажи спасибо, а не своими копытами добираешься незнамо куда. Лучше досыпай, покуда есть возможность, покуда тихо, а то неровен час, выкину, чтоб не разлагался. Вони  меньше, и дышать  свободно! Понял? –  «Куль» вдобавок пригрозил нытику кулаком, размером – не с дыню, но… приличный жилисто-мясистый сгусток ручной плоти. Пашка, если это надо было, всегда приводил в чувство сознания непонятливых таким, вот мирным методом, но, если не доходило, увы, кому-то не повезло вдвойне:
в стычке - без сознания, а потом, с художествами на лице в виде крови, мелких ран и, конечно же с синим светом подглазных «светофоров»,  далеко видимых и отличающих тех, кому были не понятны его рассуждения, а особенно, тем, кто осуждал приказы.
 Колона двигалась по знакомой дороге, по которой они не раз уже проезжали. Эта дорога вела на полигон и на выход из гарнизона в мирскую жизнь населения близлежащих посёлков, деревень…Фары техники освещали эту сере-чёрную извилистую полосу и не встречали на своём пути ночных путников. Ночная мгла сгущала чувства неопределённости их поездки, хотя не раз они вот так двигались на учения, полигон… Сейчас же, было не то ощущение, что-то тревожило и задавало много вопросов, какие не находили ответа, Почему - то не хотелось спать, почему-то внутри себя было неуютно, почему-то… почему-то?.. Почему-то они не свернули на полигон, а ворвались в посёлок, быстро проезжая его и уже двигались по шоссе, неведомо  куда для  новобранцев, но похоже, что бывалые могли уже  догадываться о не простой поездке, не простой тревоге.
 Ехали молча, но, иной раз нарушали свою же молчаливость, какими-нибудь вопросами, или ещё чем-нибудь в этой скукоте поездки, хотя, молодые ёрзали на своих местах и старались понять, узнать: куда они едут? Взгляд и слово от Кулича, приводило их к ответу; понятному всем и каждому в отдельности. Молодые затихали, а «бывалые» посмеивались, что, конечно приводило к разрядке обстановки.
 Колонна двигалась уже не менее часа. Выхлопы газов из двигателей техники и ревущий гул моторов, напрочь разрушали оковы тишины ночного бдения, а ухабины на дороге, которые не редко попадались даже на шоссе, отдавали глухим звоном хлопанья железяк из чего была сделана техника, добавляя шума, от которого просыпались не только жуки и птицы, но и люди, закрытые в глухих своих коморках, спящими. Мощь техники резала ночь монотонно и долго, жестоко и жёстко. Вонь выхлопных газов до слёз доводили растительный  придорожный мир дороги, но этот антуражный конвой, с пониманием должен был относится к проезду колоны: «Надо, значит так должно быть», а потому принимали всё то, что не чисто было в воздухе от пыли, газов, поднятых и опускавшихся на ростки травы, листвы, цветочные головки бутонов… Им придётся терпеть и жить с этим ради тех, кто живёт вместе сними, кто мчался по маршруту в неизвестности…

- Первый батальон! На загрузку в самолёт справа в колонну по одному …арш!

Десантники, друг за дружкой пошли в самолёт на посадку: одни по привычке, другие не привычно, но в обязательном порядке. Они одно целое! Размышлять: зачем и почему? не в их правилах, не их это дело. Переборчиво - густыми шажками они заходили в открытое «туловище» самолёта ИЛ-86Д через рампу, открытую для них и заполняли  места в лайнере. Это  «туловище кита», словно  пожирало  гвардейцев. Они  заходили и  всё,.. пропадали там, а ряды строя редели и редели, безвозвратно… И заглотив каждого, не «выплёвывало» обратно,  наоборот, радовалось пол - ноте своей туши – пришлись кстати, словно «пищевая добавка» для много часовой работы в воздухе, по которой  они – самолёты, соскучились, да и те, кто управлял этой сплавно-металлической тушей, экипаж, давно уже зарделся на не простую работу в небе и на земле.

- Ба!.. Братец мой, да тут весь полк, если не вся дивизия! – прокричал на ухо Пашка Сергею. Шум двигателей в незакрытую ещё рампу, напрочь разрушал все звуки, торжественно ревя своей мощью. – Видал, сейчас угадаю – они нас на «масштабку» (учения или округа, или армии, или…) отправили. Я прав, Серёга?
- Не знаю. Ты гадаешь, а мне по фигу! Как там сейчас Иринка?...
- Да, иди ты… Я ему про железяку, а он мне кексы в рот кладёт. Работа будет, капитальная! Месяц, а то и два, и дембель! Здорово! – Пашка смаковал эту непредвиденную незадачу их военной службы. Он был рад такому случаю, и ещё больше желал поскорее начать.
- Перестань. Я, вот думаю, что нас куда-то базируют. Парашютов  нет? Не-е-т… А ты, работа, работа… Какая, на хрен работа? «Квартировать» нас… Сейчас для проверки, как мы поведём  себя, а там… там не знаю… - Как-то  задумчиво выступил Сергей, что-то припоминая, или, что-то обдумывая.
 Кто-то может из них угадал, но всё, предстоит ещё  увидеть и услышать. А пока, пока рампа закрывалась и стало намного тише. «Куль» решил поделиться своим мнением, с сзади сидящим «соплеменником». Он повернулся.

- Эй! Дружище…- он хлопнул дружески по плечу товарища, предвкушая утвердительный ответ, который значил, что Пашка прав полностью. Сидящего  за  его спиной не было видно - кто он такой, да, Пашка и не нуждался в представлении, он и сам, как  представитель с другого мира, обрадованный событием, которое сам себе представил. – Ты, как считаешь: нас на «масштабку» везут или, что-то… ВА! Да ты баба, что ли?.. Подруга? Ты за нас или против нас? Откель, если не секрет? – Он уже забыл, что хотел услышать в ответ. Тут для него такое открытие открылось!.. - Что-то, я вас, дамочка в наших рядах не видел раньше.
- Слышь, белозубый, заткнись и спрашивай, чего хотел по - делу, а не разглагольствуй не попадя… Я не привыкла канитель разводить, да ещё с такими, как ты. – Строжее строгого ответила, по всему видно, что десантница. По погонам не  определить было, какого рода – племени был… была «соплеменница», их не было. – Чего вылупился? Что надо, говори, продолжай, раз начал.
 Пашка  не ожидал такого  напора от симпатичной женщины, пожалуй, чем девушки, где-то лет под тридцать семь, не больше, и тут же переменил тон на более снисходительный и ласковый, но всё же его незаурядная личность – балагура, не давала спокойствия насладиться к месту и не к месту сказанных словечек.
- Красавица, - собрался с душевностью Пашка, - Вы не прочь рассудить нас с братом в вопросе о перемещении нашего состава. Куда нас пхнут сейчас? Вы за меня будете голосовать или против? – Ответ надо было держать. Он, ведь был мужчина! Тем более перед ним открылось невиданное - женщина (он ещё не привык к женщинам в такой обстановке, тем более – десантницы), которая глядела на него не только строго, как и могла, она, где-то в сокровенных уголках этих ясных и прекрасных глаз, цвета моря и небес, улыбалась. Хотя в жёсткости этого взгляда – не откажешь.
- Хотелось бы сказать комплимент в вашу сторону за оценку, но если вы узнаете меня, вам будет не до каламбуров в мой адрес. Это во - первых, во-вторых, пока я вам прощаю. Как вас зовут? – спросила она. Самолёт выруливал на взлётно – посадочную полосу, покачиваясь на своих амортизаторах плавно и медленно развернулся на полосе по курсу взлёта. На некоторое время все затихли, ожидая взлёта и начала пути не зная ку - да…
 Самолёт оторвался от земли и, набирая  высоту, плавно  накренился, разворачиваясь в необходимое направление. После крена он плавно пере - шёл в  продолжающийся  набор по  линии, уже не  разворачиваясь. Всё происходило по написанному. Встреча продолжалась между Куличом и женщиной-десантницей. Ему было понятно, что это действительно десантник, только женского пола. То, что у неё было, было и у него: не хит - рая военная поклажа и оружие. Тоже обмундирование, но, вот серьёзность выражения глаз и лица, совсем не походило на женственность. Паш - ка, даже присмирел от этого и замолк, не находя, что сказать, он ещё перед взлётом бесцеремонно отвернулся от неё, но, по всей  видимости, даме  такое обхождение не понравилось. Она хлопнула  его по плечу, повторив тоже самое, что и он, недавно. Пашка нехотя, но обернулся.

- Не гоже так, не гоже с дамами обращаться. Что же ты, милок, замолчал? Никак, совесть заговорила, что не прав. И не представился, а обязан. Ведь я слабый пол, тем более попросила. – Она улыбалась, но уже не в злом  выражении лица, а на  удивление  Кулича, как-то и  по дружески, и добродушно, чем успокоила его. Пашка тоже улыбнулся в ответ, но промолчал. – Я думала, что ты не скучный и прямой человек, а ты сразу в кусты. Эх, бродяга. Нам долго лететь, чего же молчишь?
- Да, с мыслями собираюсь, хотя их нет. Думал, что вы уже про меня забыли… - он перешёл на вы, замечая, что дамочка совсем не та…
- Так, как зовут-то?
- Кулич Павел, по батюшке…
- Этого мне не надо. А звание?
- Гвардии младший сержант, - Пашка не понимал, почему это он должен ей всё рассказывать? Но её миловидная настойчивость, просто не давала придумать другое отношение в разговоре и обращении. Он  приоткрыл рот, что-то хотел  вымолвить, но звуки не полились, а в голове витала мысль спросить: «А вы, кто?» Что-то мешало ему это произнести. Но не тот был Пашка. Он всегда ходил впереди, и сейчас  не  хотел отступать. Взял себя в руки и выпалил:

- Простите, мадам, если вам приятно такое обращение с моей стороны. Не так ли? Я поддержу с вами беседу, потому что эти «хулиганы» мне порядком за два года службы надоели, а вы, это другое дело. Я, почему-то рад нашему знакомству, хотя не знаю: кто вы и, что из себя представляете. Если не секрет…
- О-о… нет, нет. Этого вам, молодой человек, ещё рано знать, но недолго. На земле всё станет на свои места. Вообще-то и я рада с вами познакомиться.
 Пашка не ожидал от себя, что станет таким джентльменом, а не балагуром и грозой, как в отношениях  со своими. По всей  видимости, на него было навеяно не строптивость женщины, а её желание знакомства с ним.
- Эх, Паша, Пашенька… - продолжила она. - Я инкогнито, и человек я не простой, но ты скоро узнаешь меня воочию и будешь ужасно рад нашему знакомству. – Она улыбалась полуоткрытым ртом красиво и, как-то нежно, как-то невероятно заманчиво, губами, ярко  накрашенной губной помадой.
«Заря, да и только!» - пронеслось в голове Пашки.
- А, теперь, Паша, уймись и ожидай, что будет дальше. Мне же дай возможность остаться одной, хорошо? – Она подмигнула, всё также, улыбаясь своей яркой улыбкой зари. – Отвали, а?
- Как скажете, мадам. Вы по праву  вошли в мою глубь… Я освобождаю  вас от притязаний  со своей  стороны и замолкаю, как рыба на глубине водоёма, - Пашка  выполнил это незамедлительно. Он  отвернулся и заглох, больше не тревожа кого-либо  своими  рассуждениями, намёками  и вопросами. Ему самому было непонятно такое молчание, но он замолчал.
 Женщина – гвардеец тоже отвернулась, улыбаясь, всё также и, качнув головой из стороны в сторону, как будто её не удовлетворило поведение своего собеседника, но ничего на это не сказала. Самолёт ровно и монотонно гудел своими двигателями, убалтывая пассажиров салона в раскрепощённую позу небрежности и в сон. Они могли расслабиться, парашютов-то не дали, а значит прыгать не будут, да и лампа готовности к прыжкам не светила. Кто спал, кто играл в шахматишки, невесть  откуда взявшиеся, кто  читал, кто… Да, вообще, откуда всё это могло взяться? Как -будто не по тревоге их подняли, а в развлекательный полёт для отдыха в экскурсионные места, за неведомыми приключениями и увидеть, что - новое, непознанное. Может это и будет, но красоты будет мало.

                5. Перегруз на новое место

 Колёса «Ильюшина» очень мягко коснулись бетонной полосы, но всё же твёрдое покрытие, их не справедливо приняло, жёстко  дальше, стуча резиной шасси по стыковым швам плит. Движки самолёта взревели реверсом  торможения. Лётчики – пилоты, усилили  торможение, нажав на тормоза в кабине и все, кто сидел в салоне, прижались от продольной перегрузки, друг к другу, не желая этого, и не по своей прихоти, наклонились телами в сторону носа этой «махины». Многие, кто сидел около «глазниц» - иллюминаторов самолёта увидели, тянувшиеся вверх пики вершин горных хребтов, окружающие аэродром, в снеговых ледниковых панцирях, отличающихся белизной и искристым блеском в солнце.
 Громоздкость этих столпов внушала настороженность и, где-то, даже боязливость внутренних чувств некоторых солдат, кто впервые сталкивался с вековой красотой гор, манящих своей непревзойдённостью и силой величия эпох. Было, как-то боязно, но горы встретили их не только восторженно - холодно, они приняли их спокойно и молча, не склоняясь утешить, а наоборот - вдохнули в ребят, некую одухотворённую силу – силу жизни в камне. 
  Некоторых вершин не было совсем видно, они утопали в безмятежной расслойке дымных облачных приведений, не спешащих исчезнуть и от - крыть вершины каменных столпов-скал, гор. Эти вершины казались обрубленными или пологими, но никак не остроконечными и белые, седые, как - будто  волосы: трещины, овражные прожилины этих  изваяний были  засыпаны снегом, по которым  можно, но  осторожно  подниматься и опускаться, а, где-то и скатываться. Всё было при деле на этих горных каменных изваяниях, но не везде можно было пройти.  Между этих  горных столпов, охраны земли Русской, неся свои быстрые потоки воды, вилась узкая лента реки. Сверху она виделась ярко серебристой  полосой, вившейся между грядами  горных изваяний, резко, разворачиваясь в стороны и, даже, иной раз, поворачивала назад, но лишь немного, как – будто отдохнуть, и снова бежала вперёд, неся свои воды горных хребтов в привычном направлении. Вековая красота!.. Сюда и было назначено…
 
 Самолёты, перевозившие, как оказалось, не только полк… по – интервально, в назначенное время, друг за другом приземлялись на полосу. Они разворачивались и катили, покачиваясь на бетонных плитах в место стоянки заправки и разгрузки своего груза.
- Смотри, Пашка! Куда это нас занесло? – Сергей с открытым ртом вертел головой и смотрел на то, что выросло  вокруг аэродрома и  окружало неприступной стеной природного ландшафта.
- Красиво, конечно, но мы - то с тобой в таких местах ещё не были, - они вышли из самолёта после приземления, - и, вообще, где мы едрёноть?.. Я в растерянности, а ты, Серёга?
- Слушай, я о таком только в клубе путешественников видел по телевизору, а тут и в самом деле, офигительно и страшно, как-то. А ты…
- Я, по-моему, знаю или догадываюсь, где мы с тобой теперь жить будем. Попали мы с тобой, Серёга, по самый, что ни на есть – не «балуй». Во, бля!.. – Пашка, хоть и любопытствовал, когда смотрел по сторонам, но заключил очень страшно свою мысль. – На войну мы с тобой приехали! Понял, братка? – Грустно и негромко прозвучала горькая истина от Пашки.
- Да. – Это всё, что мог сказать в ответ Серёга.

- Становись! Равняйсь! Смирно! -  ротный  пошёл на доклад к командиру батальона, где Кулич увидел в компании начальства  батальона  свою  знакомую, а Сергей, краем глаза посмотрел в сторону медсанбата и, тоже приметил неожиданность – свою Ирину. Оба брата были шокированы и не только. Они, просто потеряли и дар речи, и, как говорится: «В зобу дыханье спёрло!» А, когда ротный подошёл с докладом к той, какая была знакома ему по полёту, Пашка, чуть не потерял равновесие, и совсем «занемог», но силы ещё остались, хотя не те, какие он имел, выходя из самолёта Это был удар ниже пояса!..
 Получалась совсем неутешительное, непредвиденное обстоятельство, в котором он, Пашка оказывался в дурацком положении, оценивая ситуацию, как крайне неприглядную и он должен, даже без разговора идти на «гильотину» без суда и следствия. Он посмотрел на брата слёзными глазами, как -будто просил помощи, но тот не смотрел на него и не видел жалостливого выражения Пашкиной мимики. Сергей разглядывал другой фланг строя, где стояла Ирина и, то ли со злости, а может с непонятной горечи, зло сплюнул на дорогу. Пашка подумал, что это его касается, хотя он ещё и слова вымолвить не успел, но посмотрел туда, куда был направлен взгляд Сергея и спросил:
- Ты, чего это плюёшься? «Верблюжонок горный», - съязвил Пашка, в расстроенных чувствах. Он и сам желал бы так освободиться от своей го- речи – мысли.
- Да, вон, смотри, - Сергей кивнул в сторону Ирининого фланга, - им то, чего здесь надо было. Она, ведь там…
- А-а… ну, ну… - Пашке это было безразлично и он отвернулся от брата. Не стал плакаться в жилетку, тем более было уже некогда.

- Рота-а… Напра..а-во! – скомандовал Соев и его подчинённые вышли из строя полка, и куда-то двинулись за своим командиром.

 Соев направлял свою роту на новую погрузку а автомашины. И, вновь поездка, вновь они собирались куда-то мчаться. Ехали по дороге горных склонов, извилистых и опасных своей узкой шириной, где с одной стороны громоздились отвесом чёрные скалы гор, с  другой  дорога  обрывалась пологим скатом и отвесами, и эта сторона вела, как в пропасть, вниз. Съезд туда был только один – не возвращаться! Эта сторона не прощала ошибок водителям. Скаты были настолько глубоки, что любой, кто бы посмотрел сверху вниз, мог не удержаться от головокружения на высоте, смотря туда. Где-то в пути и такие прологи скатов в пропасти заграждались горными стенами и охраняли от падения вниз, тогда проезд вёл, как будто они ехали по ущелью, не видя долинных предгорных мест, а только солнце сверху освещало и давало свет между горных скал, но всё равно: что обрывы вниз, что скалы слева и справа, не могли бодрить. Это грамождение каменных глыб пугало своей мощью и в тоже время удивляло не простой красотой.
- Вот так, Серёга,- Пашка обратился к брату,- попали мы с тобой в неведомую сторону, где придётся дослуживать наши последние с тобой деньки до «дембеля».
Дорога была каменистой и то, и дело, машину потрясывало на осколках камней, скатившихся сверху по склонам скал, а поэтому Пашка говорил заикаясь на этих камнях. Серёгу такой разговор немного веселил и отвлекал от мрачного пути между каменных отвесов.
- Брось, чудак. Не всё так плохо. Нам осталось – то немного, уж, как-нибудь…Ты Ирину не видел на построении? Они стояли на фланге справа, в конце.
- Да, видел, видел… Меня не это сейчас интересует, - Пашка смотрел на свой рюкзак, стоящий между ног и был не так спокоен, как его брат. Он вообще думал о своём сейчас и не очень-то хотел делиться мыслями о том, куда и с кем он попал,  - меня сейчас не это интересует, меня интересует, что дальше будет?..
- А, как ты думаешь, - не прекращал допрос «Селезень», своего брата, - она с нами сюда прилетела или просто провожала?
 Пашка на него удивлённо посмотрел, как - будто на упавшего с луны.
- Ты не понял, что ли? Сюда всех пригнали – одним «гамузом». Весь полк здесь. По всё видимости дослуживать нам здесь придётся, а об остальных не знаю. Да, отстань ты. Чего хочешь от меня? Дай посидеть в спокойствии и доехать куда везут. Не мешай. – Пашка сказал резко, как - будто ставил точку в разговоре. Сергей это понял и замолчал.
 Через некоторое время, Пашка засуетился, что то высматривая в своём рюкзаке:
- Вот, б…, незадача! Забыл блокнот свой из тумбочки взять…
- А на кой он тебе? Звонить не позвонишь, а адреса все знаешь. Забудешь, так я подскажу, - Сергей улыбался на незадачливого Пашку. Тот послушался и перестал ворочаться в поисках своей пропажи.
- Я, тут подумал, - Пашка проигнорировал насмешливое настроение Серёги, - а, ведь, её, ну… твою Иринку, не взяли бы. Нет, точно не взяли, - Пашка смотрел перед собой в раздумьях над сказанным.
- Это почему?
- Да, «зелёная» она ещё. «Зелёнка» и есть, «Зелёнка» … Молодая слишком. Да, мать с отцом, вряд ли отпустят из дома. Привяжут покрепче и на 
замок все двери запрут. Не вырвется!..  Ты конверты приготовил, чтобы ей писать поэмы? Эх, если бы у меня вот так было, я бы точно исписался напрочь…
- Зря ты так думаешь. Она у меня боевая! Да сам, что ли не видел? Палец положишь – пол руки откусит!.. Слушай, а ты, что поэтом хочешь заделаться? Видел я твой блокнотик, хе-хе… Понравилось. Сердечно и с душой, но примитив… конкретный. И, когда  тебе писать-то стихи? Ты  же рапорт на «сверхсрочку» подал?
- Одно другому – не палка в колёса… А, ты чего это подглядываешь? Чуж..и..е, - их транспорт на камнях запрыгал, но вскоре опять гладко ехал.
- Сам на тумбочке оставил, я и посмотрел. Не обижайся. – Сергей дружелюбно хлопнул брата по плечу.
- Никакой я, не поэт и не собираюсь им быть. Так для души… Кстати, я тебе не сказал, что недавно ответ на свой рапорт получил.
- Да, ну…
- Ага… Я в училище Рязанское буду поступать. Надо было через неделю ехать, но тут, вот какая оказия получилась, едрёноть!.. Ладно, на следующий год, теперь… Не-е… если я задумал, то уж до конца!
- Молодец! Но не завидую. Я так, ещё думаю, куда  свои «кости» деть. Наверное с  Иришкой всё решим позже. Как она  скажет, так и будет, а я ей во всём помогу. Здоровья моего на десятерых хватит.
- Давай, давай, жених… Не-е, не подумай плохого. Честно. Пусть всё сложиться так, как надо и у тебя, и у меня.
- Согласен, Пашка!
 Они пожали руки в знак согласия и уважительного отношения за свои мечты в будущем и, что они готовились сделать в дальнейшем. Замолчали. Оба, не сговариваясь повернули головы и продолжали смотреть в щели тента, закрывающего кузов машины от пыли. Было видно многое, а поэтому и не скучно.
- Открой тент, вроде пыли меньше стало, - Пашка сказал, рядом сидящему бойцу. Автомобили медленно поднимались в гору, потому и пыль не особенно вилась из под колёс грузовиков. В некоторых местах каменные склоны обрывались, открывая пейзажи местности предгорья. Очень и очень красивых мест, каких они не видели и в помине!..
- Смотри, как здорово! – Пашка толкнул локтём Сергея, хотя тот и без подсказки уставился в открытое «окно» заднего борта машины.
 Пейзажи предгорья открывались один за другим в ярких красках солнечной зелени и «серебра» водного русла реки, бегущей по этой природе, а
солнечные блики  на реке, отражались и некоторый раз  освещали  горные склоны, как «солнечные зайчики» от зеркала. Но недолго длилось это картинное представление, потому что и с этой стороны выросло скальное нагромождение, которое закрыло вид внизу. Колонна двигалась в зак-
рытом пространстве, как в ущелье.
 Узкая горная дорога тянулась вверх и походная техника колонны делала переход на высоте – около тысячи метров… Правда, скоро они спускались вниз: также осторожно, на расстоянии друг от друга в 30-40 метров. Где-то в середине этой технической «змейки» загудели своими сигналами автомобили, а это означало, что, что то случилось. По рации, передовой машине передали двигаться не останавливаясь – дальше. А, там в середине…
- Командир! Тормоза!.. – кричал водитель в кабине молодому лейтенанту. Солдат-водитель был опытным. Отслужил уже своё и срок службы подходил к концу. Он резко и нервно нажимал на педаль тормоза, но это ни к чему не вело… Машина скатывалась назад. Он рвал рычаг ручного тормоза, но и это не помогало, а молодой лейтенант не мог, что-либо предпринять, да и растерялся не на шутку, что можно было прочесть по глазам, расширенным от испуга и неожиданности, в какой он оказался. Машина ползла, набирая скорость!.. Лейтенант выпрыгнул из кабины и хотел, хоть, как-то остановить эту махину, гружённую людьми. Он бросал под колёса первые попавшиеся под руку камни, что вобщем-то, немного гасило скорость съезда, но всё равно было недостаточно для остановки многотонного грузовика. Лейтенант пытался своими силами, креп - ко схватившись за борта руками остановить грузовик, но тщетно. Ему на подмогу уже бежали из других машин бойцы и командиры, а из кузова этого грузовика, пока скорость была не велика, выпрыгивали десантники и отбегали в сторону, потом же присоединялись к лейтенанту, чтобы помочь.
- Ах, ты ё… твою! Ну, я тебя, су!... – водитель выруливал в сторону скалы и криками, что есть силы в его голосе, предупреждал о свороте на ска лу, - Справа по борту… Берегись! На скалу рулю! Отойдите!!
 Все, кто стоял по эту сторону, вместе с лейтенантом, быстро бросили своё дело и отстранились в сторону, не мешая водителю выполнить заду - манный им манёвр. Машина с грохотом и скрежетом, вместе с оставшимися в кузове  бойцами, врезалась в каменную стену. Кто был в кузове, упали на пол и передний борт, а водитель, головой уткнулся в лобовое стекло, разбив его. Грудная клетка его столкнулась с рулём и, по всей видимости, нанесла травму. Голова солдата, тоже была ранена. Маленький ручеёк крови из под пилотки показался незамедлительно. Грузовик не только врезался в скалу, но он ещё и наехал на валун, лежащий рядом со стеной из камня и готов был перевернуться на бок. Он медленно начал крениться. Водитель был в сознании и, увидев этот крен, бросился на освободившееся место сидения, где находился недавно лейтенант, в сторону, поднимавшегося борта машины. Этим прыжком, солдат спас не только свой грузовик, но и тех, кто находился в кузове. Оказалось достаточно… Благо то, что колёса правого борта поднялись всего на пять-семь сантиметров. Вовремя!.. Грузовик столкнулся с валуном и прилип к нему без каких - либо покачиваний. Мотор машины водитель ещё раньше выключил. Всё замерло… Всё затихло… Бойцы стояли заворожёнными, а лейтенант закрыл руками лицо и глаза, чтобы не видеть происходящего в ожидании страшного будущего. Всё обошлось…
 Ещё немного растерянности, но через некоторое время, все, кто был в кузове – выпрыгнули, а, кто стоял с другой стороны на краю обрыва – кинулись к машине, чтобы задержать её скатывание обратно. Кидали, что придётся, под колёса. Грузовик не двинулся.
- Семёнов! – Лейтенант скомандовал гвардейцу. – Когда снимем с валуна, подложи хороший камень, чтобы не двинулась. Сразу подложи.
- Так. Точно, това…
- Давайте, ребята! С Богом! И-и… раз!.. И-и… раз! – Лейтенант уже командовал своими бойцами, не обращая внимания на Семёнова, снимая с валуна грузовик. Когда всё было закончено, лейтенант вытер пот со лба:
- Спасибо, ребятки, спасибо!.. Ох, ё… моё!.. Что же делать дальше?
 К водителю подошёл комбат. Посмотрел:
- Сколько времени надо на починку? – спросил он водителя.
- Не могу знать, но час надо, как минимум…
- Сбросить в ущелье! Все по другим машинам, - комбат отдал он приказ лейтенанту и, развернувшись от того, сел в свой «УАЗик». – Не медли, лейтенант, некогда.
- Есть!
 Грузовик развернули, предварительно  очистив его от своего груза до самой  мелочи… и скатили с окраины  дороги вниз в ущелье. Проводили взглядом падающий с грохотом металлолом, и расселись по другим «повозкам». Колонна осторожно, но быстрее прежнего стала догонять свой авангард. Дорога вилась вниз, потому что они прошли экстремально высокую точку своего маршрута похода.
                6. «Точка!..»

 
  Потребовалось ещё немного, но и не мало времени, чтобы добраться до места их служебного «квартирования».
Колонну принимала передовая часть, уже находившееся на месте и передавала всё, что было у них, а так же принимала и рассредоточивала по местам базирования, прибывших на территорию разбитого палаточного лагеря для начала службы в этом краю. С флажками стояли бойцы – диспетчеры – регулировщики, которые определяли места для стоянки автомобилей, БТРов, БМП и другую технику колонны, прибывшую на место дислокации для дальнейшей служебной деятельности. В течении часа, может больше, но вся техника была разведена в места стоянок, а десант -
ники были рассредоточены в местах их проживания (палатках) комплектования: взводов; рот… согласно штатному расположению по территориальному  разделу палаточного городка нового места службы. Уставшие от долгого перехода военнослужащие, но удовлетворённые окончанием этого перехода, они немедленно, уложив свою амуницию и, заняв коечные места в палатках, строились по приказам своих командиров для проверки и получения дальнейших указаний.
 Построение длилось недолго. На всех территориях их расположения находились таблички и указатели – что, где находится именно этого под – разделения, а именно: туалеты, баня, столовая, классы подготовки и т.д. Палатки, а именно, кто в них проживает – подписывали сами: фамилии, звания, чьё подразделение и какое.

- Серёга, теперь ты понял куда мы попали, и, что будем здесь делать? – Кулич разбирал своё место, укладывая вещи, оружие в места, где всё это должно храниться.
- Понять-то понял… Интересно другое: надолго ли мы в эту заваруху попали? Узнать бы про Иринку…
- Слушай, братик, тут пуля и дура и не дура, а ты всё о своей милой, да хнычешь не по делу. Вон, сопли распустил ниже… Ну ты понять должен и это, - улыбаясь укоротил его Пашка, - делай своё дело и будь в «форме». В любой момент поднять могут и не спросят, где твоя любимая. О самоходе – забудь! Нам немного осталось «кантоваться» на службе здесь. Давай «доскрипим» уж, как-нибудь… Уразумел?
- Да, чего уж, там… Но, всё равно… - грустно, не обращая на колкости брата, выдохнул с сожалением, «Селезень» и тоже принялся разбирать свои вещи, таким образом готовя «бивуак» для жизни и службы в палатке на отведённом ему месте, рядом с братом.
 В палатку заглянул их старшина роты, гвардии прапорщик Звягин Елисей Владимирович. Он быстро осмотрел внутренности палаточного помещения, прикинул время, которое будет необходимо для полного построения комфорта десантникам и, как всегда, кхекнул…
- Вы, что же, не можете быстрее свои причиндалы разложить? Не успеете за пятнадцать минут привести всё в порядок, значит ужина вам не видать. Голодными будете! Построение через двадцать минут на ужин. Поняли? – и улыбаясь, опять кхекнул для острастки своего намерения, но прекрасно понимал, что этого не будет.
- Так точно! – ответил Кулич и все, кто находился в палатке, а это отделение, начали убыстрять свои действия по уборке вещей на месте их проживания.
- Хорошо. Повторять не буду. Удаляюсь… – Старшина закрыл вход палатки и растворился за дверью, не мешая гвардейцам.
- Слушай, Пашка, а чего он всё служит и служит… Уже давно мог бы клубнику разводить, да с внуками на качелях качаться? Сергей торопился убрать свои «пожитки» и говорил брату не, как всегда – в глаза, а не смотря на того, в пол оборота. – Года –то уже, поди своё выбрали, а он всё снами… Да и нередко я его на наших тренировках отсутствие видел.
- Не твоё это дело, Серёга. Он достоин только уважения и дружбы нашей. На хрена ему наши тренировки?.. Он тебе молодому и спортивному, фору отвесит по «самый не балуй!..» Догонит и поддаст, чтобы быстрее ножками в своих сапожных «штиблетах» передвигал. Школа у него высшая! Наши командиры не хотят, чтобы он уходил не подготовив замену такую же, как наш «старичок – старшина», понял!? – Пашка уже был го тов к выходу на построение и добавил, - советы старшины – «золотая жила» для командиров, когда бы он их не давал. Тебе помочь?
- Нет. Я знаю про него, но всё же… Мог бы на жизнь смотреть откуда – нибудь из Анталии… или из Сочи. Наша жизнь итак коротка, а он заслужил лучшего. Я не прав, что ли?
- Человек он неугомонный! Мы его жизнь!.. Не понял, что ли? – Пашка сел на край кровати, Сергей рядом.
- Пожалуй ты прав. Мужик он, что надо! Чё, делать – то будем? Время есть, а остальные подтянуться, - Сергей посмотрел на брата в ожидании..
- Пойдём осмотримся.
- Пошли.
 Они встали со своих мест. Поправили  кровати. Взяли  автоматы и боекомплекты. Вышли из палатки покружиться на месте своей «стоянки» и осмотреть это место.
- Смотри, Пашка, - Сергей указал на таблички с надписями: «туалет» - 80 м. направо и стрелка; «столовая» - 50 м. налево и стрелка, - смотри  не перепутай… Ха-ха-ха…
- Да, иди ты… Сам не обознайся!
 Они походили ещё немного, осматривая «достопримечательности» территории, где будут «жить-поживать» и служить – дослуживать!
Невдалеке, примерно метров пятьдесят, табличка указала на умывальник в двадцать кранов для срочной службы, за ним ещё один, а у командиров, живших в палатке на четыре человека, умывальник находился за палаткой в две персоны, чтобы не мешать подчинённым, а те, в свою очередь – не мешали им.

- Первая рота! На ужин, становись! – Звягин стоял в очерченном «квадрате» построения и командовал построением роты. Из палаток выбегали, а, кто выходил, десантники. Они быстро занимали своё место в строю для похода на светлые и желанные минуты принятия пищи и последующего отдыха. Желанное наполнение едой своего желудка и подпитка мозговых центров была необходима после перехода горной местности для то го, чтобы наконец насладиться отдыхом. Пускай короткий, но всё же это был отдых! Как это приятно!.. Как это необходимо!.. Кто бы знал?..
 Всё прошло именно так. Отбой!

                7. Неизвестности службы и первая задача.

 Горы, окаймляющие местность, где расположился палаточный городок, в своей каменной статности и строгой, восхитительной силы, ничем не уступали тем, какие встретили  десантников, раньше, когда рота Соева со всеми остальными, брала перевал за перевалом в походном режиме колонны на место сегодняшнего расположения. Но было различие в том, что при походе они смотрели на ландшафты природы из кузова и кабины автомобилей, другой  техники, здесь  же всё величие  горных столпов не  только  показывало свою силу, оно их окружало с, какой то  охраной и в воспитании сдержанности, строгости, учёности, что с горами не шутят! Ребята это ощущали каждодневно, ежечасно и воспитывались на этом строгом величии горных хребтов, питаясь горным величием массива. Небо над горами и равниной предгорья было совсем не такое, какое они видели и жили там – дома, в далёких километрах отсюда, за многие дни отсюда… Оно было тёмно – синим и непредсказуемым даже в ярком солнечном дне рассветного утра. Облака, проплывающие по нему, встречались с вершинами горных хребтов, как-будто разбивались на отдельные комки, а где, просто обволакивали, расползаясь, окружая своей пеленой течения, так, что скрывали от глаз, смотрящих снизу на горные вы-соты этих хребтов и не давали определить высоту. Да это, вобщем-то и не надо было, потому что на картах местности все высоты давно уже бы ли определены, но всё равно, интерес в определении на глаз метровую высоту, всегда существовал. Облака, плывшие в своём направлении, как- будто были ватными. Они расходились, словно рвались. Вата не склеивается?.. Волшебство! Склеивается… Уходя дальше, после встречи с гора ми, они собирались опять в кучность и плыли до встречи со следующими горными изваяниями. Всё повторялось, но их конфигурация всегда меняла форму: то вырастали до причудливых построений, то расползались в ровное облачное озеро, понижаясь с высоты своего течения и, снова поднимались словно волны, плывущие к берегу. Куда же они плыли?.. Вершины горных нагромождений игрались с небом, прячась в облака и опять открывали свои сглаженные и пикообразные высоты. Они купались в облаках, играясь с ними. Даже у бывалых гвардейцев – десантников будили некоторую дрожь: «Аж, мурашки по телу…», смотря на эту игру гор и неба.
 Снизу в предгорье этих столпов поднималась зелёная краска растительной природы. Поднималась не высоко, но растительность будто пуховым одеялом укрывала основание гор и сопок, чтобы те не студили свои «ноги», а на верху, снежно – ледяные шапки искрились от солнечного света, играя своими искрами и не привыкшему к такому, ненадолго ослепляли своей искристой белизной глаза. Приходилось восстанавливать своё зрение, глядя на зелень предгорья, хоть и недолго, но несколько секунд надо было привыкать, чтобы в глазах не играли блики белизны снегов «шапок» вершин.
 Завораживало всё. Дышалось всегда свежо. Наверное, именно поэтому долголетие, живущих здесь горцев в близлежащих аулах, было распространено повсеместно. Сила гор; чистота природы и воздуха питали жизненную сущность исконно и «бесконечно» давно, горцев. Они спускались в расположение гарнизона по своим тропам и встречались с командирами: части; подразделений; офицерами и солдатами… Приносили свои дары, иной раз неожиданно много, но и торговали. А, почему – нет?.. Обмен культурами, знаниями и многим другим, всегда приветствовался и необходим, как одним, так и другим. Появлялись друзья, а кое кто заводил и с женской половиной отношения этих поселений, но инкогнито и благоразумно. Такие отношения скрывались от любопытства, как сослуживцев, так и, в особенности, от командиров.
 В ночном небе южные звёзды при не облачной погоде, что было чаще всего, светились ярче яркого и были огромны, рассыпаясь по «ковру» небесного и космического пространства!.. Эта красота не раз питала вдохновением Великих: писателей, поэтов, учёных… передавших своё воображение в картинных полотнах; поэмах; рассказах и многом, многом другом… Чудо силы красоты!
 Здесь же, из истоков горных гряд и сопок, стекались на равнинную местность ручьи вод, соединяясь в один или несколько нетерпеливых потоков, а потом уже, превращаясь в один спокойный и не спокойный, но извилистое речное русло, наделённое миром жизни в глубине и на верху этой реки. Река несла свои воды дальше, дальше и дальше!..
 В этом блаженстве природной территории строить санатории, но… Границы, есть границы России! А желающих преступить через них со своими уставами устройства жизни было много больше, чем это казалось!

 Но всё же служба здесь была не сладкая пастила, а тоска по родному краю и отчему дому, а именно – их прежним местом службы, где гвардейцы привыкли жить и работать в не лёгком ратном труде. Конечно же, тоска приходила и уходила. Сложность и постоянная готовность к непредвиденному, к испытаниям, заставляли отбрасывать всю тоскливость и обыденность рутинной военной работы, хотя, даже эта мужская работа, иной раз напоминала и щемила сердце по дому, прежней службе, особенно наглядно это происходило в минуты отдыха, где они могли вспоминать о доме: в письмах, разговорах, мечтах о будущих встречах…

- А, хорошо здесь!.. Согласись Серёга? – Пашка лежал на койке и смотрел безразлично на брезентовый потолок палатки, - слушай, нам разреши ли во время отдыха на речку сходить, но отделением и, как всегда со старшиной. Давай удочки у местных приобретём и порыбалим, а?
- Хм-м… Я не против, - Сергей подшивал подворотничок.
- Тогда я быстро смотаюсь, сейчас же… - Пашка уже одевал сапоги.
- Сдурел, что ли? Поймают, так «бздец» будет тебе, ну, а там уж… - Сергей очумело смотрел на готовку брата к походу за, какими-то удочками.
- Не бойсь, я не в аул, а в киоск здешний. Попрошу хозяйку пускай достанет два удилища и снасти, - Пашка уже пробирался между коек и не обращал внимания ни на кого.
- Неугомонный!.. – Сергей улыбнулся и качнул головой в сторону в подтверждение сказанного самим же. Кулич умчался.
- Серёга, - к нему подошёл Бледнов, - у тебя не будет лишней иголки, а то мои сдохли. У всех ушки поломались.
- На, - Сергей протянул ему, - не возвращай, у меня есть ещё.
- Спасибочки… Куда это твой братец мотанул?
- В киоск за пирожными
- А-а… на сладкое потянуло, это хорошо, значит здоров. Ну, ладно, ещё раз спасибо, - Алексей повернулся и ушёл.
 Селезень проводил его взглядом не очень уж милостивым и подумал: «Всё-то знать хочет, заботливый наш…»
 Вернулся Кулич и уселся на кровать.
- Фу-х… Ты, как? Сгонял и уговорил. Завтра принесёт.
- Нормально.
- Далеко, зараза этот киоск стоит. Пришлось побегать, - он снял автомат и боекомплект, положил рядом, - как только на реку, так и порыбалим. Согласен?
- Угу… - Серёга был не многословен
- Эх, блин! Говорят здесь есть ленок и щучка водится, и, что-то ещё. Мне говорили, только я названия не запомнил, какое-то новое для меня, - Пашка мечтательно это произнёс уже лёжа на койке. Сергей разговор не поддержал.

- Первая рота! Строиться на стрельбы!
 Это были уже пятые стрельбы на полигонной площадке за пять дней пребывания их здесь, а после стрельб они уходили маршевым бегом в ближайшую чащу для отработки прохождения лесных кущ и зарослей в отделениях, часа два, с выкладкой. Выходили на лесные дороги и бежали в лагерь, где отрабатывали приёмы рукопашного боя, где-то с час, потом строились и неумытые, потные направлялись в учебные классы, где пи- сали теорию в свои конспекты и проводили разборы по прохождению лесных массивов и тех тренировок, какие им выпали сегодня на день. За- тем уходили на принятие пищи (обеда). Час отдыха. И всё повторялось, но в обратном порядке: рукопашный бой; лесной массив; стрельбы; раз- бор в классе.
 Прошла неделя. В воскресенье им дали полный покой – целый день! Разрешили сходить на реку, даже на три часа!.. Одним словом: «разгуляй» после натруженной недели.


                8.  Пошла вторая неделя.
 
- Подъём! Боевая тревога!

 Согласно всем воинским законам: без промедления; без расспросов; без, каких - либо объяснений – по этой команде, военнослужащие, находящиеся в расположении, да в условиях близких к боевым, должны выполнять те команды, какие им представили от дневального и выше так, как будто наступил час войны! И началось…
 Топот по земляному настилу сапог с лязгом железа оружия и неровное дыхание, причём слышимое каждому впереди и сзади; справа и слева… Палаточные «двери» хлопали, словно крылья у птиц! И десантники стояли в строю… Время? Здесь нет времени! Здесь всё делается по записанным правилам Устава и тренировочных занятий ранее отработанных в подготовке.

- По машина-а-м!..
 
 Командиры указывали машины, в какие необходимо было рассаживаться для чего? Пока никто не знал, но предназначение той техники, какая уже стояла в колонне – новой колонне, многие понимали, что будут выполнять задачу, с которой они находились здесь…
 Когда загрузка была произведена, прозвучала команда: «Поехали!» Это было началом начал!..
 Ехали маршрутом незнакомым, но предположительно догадывались, ведь недалеко от них располагался полевой аэродром, где могли произвести посадку транспортные Ан-12, Ан-24 и, даже, при условии хорошей погоды, могли находиться для взлёта и посадки их Ил-86 Д. Так оно и произошло.

- Рота! Из машин на погрузку в самолёты! – Соев командовал своим. Другие ротные тоже стремились побыстрее загрузиться в стоящие «борта» на режиме с работающими двигателями, поднимающими пыль за своими винтами, но не осложняющею загрузку «живой силе» - десантников и техники, орудийным расчётам артиллерии и всему тому, что необходимо было…
 Погрузка в самолёты была скорой и не заняла много времени. Давно научены: как, где, зачем… Почему? – вопрос не возникал. Он не имел права присутствия в такой обстановке.

- Пашка? А куда это нас?.. – Сергей смотрел на брата, почему-то не понимающим взглядом, видимо ещё не проснулся. Он всегда любил много поспать.
- Спокойно, скорее всего… Знаешь, что? Сиди и только сопи, но молчи, на хрен! Увидим.
- Да я так, просто… Спать то можно?
- Вот – ПРОСТО, и помолчи. А спать… Не знаю. Вряд ли… Хотя… Слушай, заткнись на время! – Пашка сам переживал, не зная маршрута, но тревожился: «Неужели?.. И так рано?..» - подумал он, видимо, всё же догадываясь – куда их кинут!
 Двигатели самолётов взревели. Рампы закрылись. Самолёты выруливали на взлётную полосу. Только один, первый батальон полка №.. «МЕД ВЕДЬ», был загружен вместе с техникой в транспортную авиацию Российской Армии. Только один батальон!

- Ты, как? – Пашка спросил брата.
- Да, ничего… Мы на войну? – как-то уж очень обыденно ответил вопросом Сергей.
- Похоже на то… Ладно, братишка: всем не бывать, а одной не миновать!.. Будь, что будет! Как говорил Гамлет, где-то там… - Пашка поегозил на своём месте, поудобнее располагаясь в нём и откинулся головой на внутреннюю стенку фюзеляжа самолёта. Закрыл глаза, но не заснул, а не захотел просто смотреть куда-то, закрыл глаза: уж лучше помечтать или подумать, не ожидая сегодняшнего будущего – неизвестно какого!..
- Пашка!.. Ты, как? Спишь, что ли? – Сергей смотрел на брата.
- Да иди ты… Не сплю. Чего надо? – раздражительно ответил он. Сергей оторвал его от занимательных мыслей.
- Я на тебя дополнительный комплект патронов захватил. Ничего?.. На. – Сергей протянул подсумок, где были снайперские патроны, - берёшь?
- Давай. Сколько у тебя то?..
- Мне хватит.
- Спасибо, а то я, как-то не подумал…
- Да, ладно… Чего уж там… Свои люди… - он не успел договорить, как зажглась красная лампа с не очень приятным звуком, всё равно что кряканьем: «Приготовиться!» (значит, скоро прыгать...). Открылась рампа и в салон ворвался холодный воздух неба. Все встали с мест и пристегну ли карабины парашютов к тросам. Каждый посмотрел друг за другом сзади, чтобы не было захлёста фалы за ранец парашюта. Каждый хлопнул друга по плечу: «В норме!» Загорелась лампа с визгом: «Пошёл!» (значит, выход из самолёта в небо!) – прыжок…
 Небесный простор принял их спокойно, но холодновато было, а опускаясь к земле – теплело. Солнце уже вовсю «распоясалось» на небесах и светило своими «пожарными» лучами на землю, лаская и обогревая её. Небольшой ветерок разбавлял горячность солнечного обогрева летних деньков и этого утра. Приземлялись, как «горох» сыпались, но было всё предсказуемо и правильно. Никто не пострадал, даже молодо – зелено. И – «ладушки!» Нет, в бой с неба они не уходили, а буднично строились в незнакомом месте, сложив свои парашюты в несколько рядов.

- Становись! Парашюты оставить в рядах! – Соев указал место, где рота должна находиться, рукой и ожидал. После того, как последний был в строю, Соев отдал приказ, - За мной!
 Первый побежал он, а рота за ним усердствовала так, чтобы не отстать, уж больно быстро их командир побежал… Впереди чернела чащоба в своей таинственности и была она не маленькой, но всё же предлесок этой чащобы освещался ясным утренним солнцем и первые стволы дерев были в свету, окрашенные в зелёный цвет своими кронами. Добежав до предлеска, Соев остановил роту и указал место, где им расположиться для отдыха, а взводных: Зосимова и Вялых взял с собой и они скрылись в лесной чаще. Ротой командовал старшина.

 В чаще командиров рот вместе со взводными ожидало лагерное место с большим блиндажом и палаткой рядом. На входе в блиндаж стояли два часовых, а не вдалеке расположилась: передвижная кухня и небольшая «скворечня – кухня» сделанная по полевому строению. Запахи в округе неслись, как говориться: «кишка, кишке протокол записали: надо бы поесть!..»
 Соев и Сланец вместе с командирами взводов своих рот вошли в блиндаж. В блиндаже стоял стол. На столе стояли три свечи и несколько кружек. Больше ничего лишнего. В углу сидел за рацией радист, в другом гвардии прапорщик Гречин Николай – адъютант командира батальона. Когда офицеры вошли, находившиеся в блиндаже, встали в приветствии и докладу.
- Командир батальона сейчас подойдёт, - Гречин смотрел и на Соева, и на Сланец, - Здравия желаю, товарищи командиры рот, адъютант командира батальона, гвардии прапорщик Гречин.
 Они поздоровались за руку, так как были давно знакомы. Недолго это продолжалось. Командиры расположились за столом, достав свои карты из планшетных сумок и раскрыли их на столе в ожидании комбата. Просто разглядывали местность молча.
- Вить, - обратился Соев к командиру второй роты Сланец, - ты понял куда мы попали сегодня? – он указал пальцем место на карте.
- Яснее ясного. Тут их… кишмя кишит, да и тропы проходимые, а уж гор, как у нас и в помине…
 В палатку вошла женщина в десантной форме с заместителем командира батальона – Панцырь и начальником штаба батальона – Добровольским. Замполита не было с ними. Все стояли смирно. Командиры рот смотрели непонимающе на женщину, но Панцырь предупредил неловкость создавшегося положения, потому что никто из командиров рот и их взводных не был в курсе смены командования батальона, пред - варительно на базе.
- Товарищи офицеры! Представляю вам нового командира батальона – гвардии майор Алексеева Юлия Павловна. – и как-то по граждански добавил, - прошу любить и жаловать… Простите, товарищ гвардии майор, но они, просто не знали…
- Да, чего уж там. Сойдёт и так. К столу, товарищи офицеры. Времени у нас мало. Знакомиться, по отдельности, будем потом. К столу. – и указала на стол рукой.
 У стоящих офицеров перед комбатом округлились глаза от неожиданности и произошло некоторое замешательство, чего, вобщем-то, комбат и ожидала, потому не стала рассусоливать ситуацию, а взяла с «места в карьер» и склонилась над разложенными картами. За ней последовали остальные офицеры, вышедшие из некоторого оцепенения: главное дело, а там на верху и без них знают, что делают… Но всё же, какая-то неловкость имела место быть. Они некоторое время «поколдовали» над картами, после чего комбат распрямившись приказала:
- Через десять минут общее построение. Пора представиться. Прошу извинить. Надо было срочно от бывшего комбата принять дела и, как видите, быть тут. Командуйте, Сергей Тимофеевич, - обратилась она к Панцырю, своему заместителю.
- Есть, - он коротко принял приказ. – Товарищи офицеры стройте подразделения для представления и в путь!
- Соев и Сланец, останьтесь, - скомандовала Алексеева, а своему заму сказала, - я с ними немного поговорю и подойдём.
- Так точно.
 Командиры взводов вышли из палатки.
- Ну, что ротные, готовы воевать? Туго придётся. Противник вооружён хорошо и, даже очень. Их очень много, но и мы не из сатина шиты. Не так ли?       ++++++++
- Конечно, Юлия Петровна, я в своих верю. Жаль молодёжи много, но «старики» готовы полностью и помогут в любой ситуации. Хотя молодые «крутые» ребята. Будем, как говориться начеку. – Соев посмотрел на Сланца с выражением, что тот его поддержит. Потом открыто на комбата.
- Ладно, не бравируй, не в почёте это сейчас. Пойдёмте знакомиться.
 Роты стояли стройно строго в ожидании командиров. Конечно же многие были удивлены происшедшим, когда комбат приветствовала:
- Здравствуйте, гвардейцы! – приветствие прозвучало не громко, но слышно для всех. Комбат говорила спокойно, но без каких-либо причин стеснения.
- Здравия желаем, товарищ гвардии майор! – ответил хор рот.
- Будем знакомы, командир нашего десантно-штурмового батальона, гвардии майор Алексеева Юлия Петровна. Прошу любить и жаловать, я же женщина, но предупреждаю сразу – от меня жалости вы не увидите, да и мне она от вас никчему…
- Ты что-нибудь понял? – «Селезень» обратился к брату. «Куль» глубоко вздохнул и с прискорбием выдохнул…
- Ещё, как! Мне будет «бздец». Я с ней лично знаком ещё в самолёте, когда нас с базы перебазировали, а ты дрых в этот момент. Ох и каламбурил я с ней. Да-а-а… попал по самый «не балуй» - Пашка ещё раз вздохнул горько и опустил голову, как-будто ожидал топора от палача на казни.
- Ничего не понял, - «Селезень» смотрел на брата с двойным удивлением и непониманием.
- Потом поймёшь, - со злостью на непонятливого ответил Пашка.
Алексеева продолжала:
- Что ж, гвардейцы, послужим Родине и Отчизне! – она осматривала солдат, каким-то хитрым прищуром глаз и улыбкой, - эта командировка для многих из вас первая, для меня же нет, но служить и верить в себя, как и в меня, вы должны достойно и с гвардейской честью десантника! Поэтому, прошу и приказываю помогать первогодкам всем, чем сможете, но не забывать о свей службе. Рассказывайте, делитесь, не скрывая и, конечно предупреждайте об ошибках, не давайте совершать их, иначе смерть! Учиться надо не в бою! Вы не смотрите, что я женщина. Тот, кто меня знает не по наслышке и сталкивался со мной на служебных дорогах, знает меня не как кроткую женственность, а совсем другую сторону и медаль та не чеканное золото в оправе добродушия, - она говорила уверенно без употребления недосказанных слов, мыслей. - Вот вы, младший сержант, - Алексеева обратилась к «Кулю», стоящему в первом ряду и пристально посмотрела ему в глаза, - поняли мою женскую сущность, так?
- Так точно, товарищ гвардии майор! Прошу прощения… - Пашка готов был провалиться здесь же, так, чтобы не видеть этого рентгеновского взгляда, сверлящего его до позвоночника, но всё же по чести, не отвёл взгляд, а выдерживал смотрины.
- Ничего, ничего, - успокоила она его и подойдя ближе, похлопала его по плечу, - всё обойдётся, хотя начальство надо знать не только в лицо, а чувствовать душой и сердцем, всем своим нутром. Думаю это всем понятно, как пятью пять, что баба и не ягодка опять! Что ж, сейчас час отдыха и вперёд! Труба зовёт!
- Есть! – Соев.
- Есть! – Сланец.
 Десантники разошлись после команды для ожидания обеда и небольшого отдыха. Полуденное солнце пригревало не на шутку. Воздух был наполнен и природой, разгорячёнными, потными телами после принятой пищи, ещё больше загрузившей телосложение гвардейцев и, придавшей обильность капель потовыделения, как на голове, так и на всём теле. Тенёк, в котором старались спрятаться бойцы, тоже не прибавлял спокойствия и не особенно удовлетворял их. Оружие, бронежилеты словно «тулоповали» десантников, добавляя жара.
- Фу,х… Жарковато, пожалуй… - «Куль» прикрыл глаза в тени дерева, которое они, вместе с «Селезнем» заняли для кратковременной передышки перед дальнейшим. Он не обратил внимания на брата, сидящего рядом и не ожидал ответа.
- Не говори, но в теньке всё же полегче как-то. Так ты хотел рассказать историю знакомства с комбатом. Я весь во внимании и нетерпении услышать этот поучительный рассказ, хе-хе… - Сергей полуобернулся к Пашке, растянувшись полулёжа на траве. Во рту жевал травинку, а оружие и бронежилет положил рядом.
 Пашка своё обещание выполнил, хотя и нехотя.
- Теперь мне хана! Мадам, пожалуй, не забудет мою ретивость и легкомыслие в обращении с ней. И надо же было так попасть!.. – Пашка подводил итог рассказа, понимая, что может произойти в дальнейшем.
- Да, брось ты расстраиваться. Ты думаешь, что у неё без тебя мало дел? Забудь и не кисни, - Сергей хлопнул брата по спине в подтверждение своей правоты, успокаивая Пашку.
- Чего уж, там… Будь, что будет! – оба замолчали, наслаждаясь минутами отдыха, думая каждый о своём.
 Наступила тишина и только птичий щебет, да шелест листьев деревьев мелодично нарушал этот покой.

- Первая рота! Стройся! – их старшина командовал.
- Ну, вот, началось, едрёноть!.. – Пашка вскочил, одевая снаряжение, - давай, Серёга, не медли. Держимся вместе, не отрывайся, - они осмотре-ли друг друга, - по коням!
 Из-за деревьев, кустов, просто из травы, уже появлялись гвардейцы, бежавшие на построение, а двигатели им приданных БТРов, БМП и грузовых автомобилей, «коробочек», какие ожидали их в этом месте, пока они летели до него и сыпались с неба, выполняя задачу, взревели своим рёвом, наполняя воздух выхлопами газов перегорелова масла и топлива. Тишина природы на этом умерла.
 После построения и получения команд, десантники занимали места в кузовах машин на погрузке, готовясь к очередному марш-броску.

- «Десятый!?» - командир взвода Вялых, - ответь «пятому» - командир роты Соев.
- К движению готов, «десятый»
- «Восьмой!?» - командир взвода Зосим, - ответь «пятому»
- К движению готов, «восьмой»
- «Передовая», ответьте «пятому»
- «Передовая», слушает.
- Погрузка завершена, к движению готовы! – Соев
- Поняли. Трогай, - скомандовала комбат своему водителю на УАЗике и колонна начала движение. Четыре роты батальона (две присоединились чуть позже) в полной готовности боевых машин и грузового транспорта с, сидящими в них гвардейцами; медчасть, батальон связи и поддержки и все те, кому выпала нелёгкая доля боевой тревоги, согласно штатному списку, двинулись маршевой скоростью к месту назначения. Впереди на своём УАЗике и пулемётом на турели, ехала комбат, как на боевом коне…
 Техника зарычала ещё сильнее и рванулась с места по известному маршруту. Это были не учения.
 За ними пристроились все в колонну: вторая рота, потом третья; четвёртая… Вперёд Соева выскочил УАЗик с комбатом – Алексеевой и БТР охраны. Первая рота уменьшила скорость, пропуская комбата, а потом, чтобы не отстать рванула… Российские флаги гордо развивались трепеща и издавали звуки похожие на хлопушки. Батальон выдвигался в квадрат… выполняя задачу, о которой знала только комбат, да и то не полностью.
 Пара вертушек (вертолёты) находилась в сопровождении колонны, прошла над ними, создавая дополнительный эффект шума от винтов, усиливая, тем самым разгон воздушной небесности, совмещаясь с грохотом двигающейся колонны на земле и её тишины. Все сидели с плохо скрываемым напряжением: в бронетехники, машинах, но такова их судьба, их жизнь, их рабочий день на военной службе.
 Колонна двигалась в горном ущелье, поднимая пыль грунтово-каменной дороги. Все, кто сидел на броне, готовы были в секунду вступить в бой. Они зорко следили за кустами обрывов и за верхними порогами, окаймляющими дорогу в разных направлениях и, всё же главное, это надо было следить за скалами, угрожающе нависающими на маршрутом их движения.
- Слышь, Куль, а правда, здесь, какая-то чёрная тишина? Я такого не видел и не слышал раньше, - Сергей крепко сжимал свою винтовку снайпера между колен.
- Вообще-то ничего сверхъестественного, но ты прав. Ты меньше «бренчи», да страху не нагоняй и смотри в оба, - Пашка тоже был до предела собран телом и головой, намереваясь выпрыгнуть из кузова в случае непредвиденной неожиданности и сразу же откатиться от машины под её прикрытием или под подходящий валун, подальше от машины, под любой куст, как рассказывали бывалые в переделках, как их учили на занятиях, а из этого прикрытия палить во всё движимое и недвижимое, что представляло собой опасность или по определению – нападение… откуда мог лететь свинец смерти.
 Башня БМП крутилась с поднятым стволом вверх на все 360 градусов.
- Ребята, - обратился к ним Бледнов, - а здесь не плохое местечко для погрома…

                9. Первая печать войны

 Он не успел досказать своё пророчество, как послышался свист снаряда летевшей мины, но через их машину в сторону БМП. Оказался перелёт, а вот перед машиной, следующей за ним, он разорвался впереди и машина взбрыкнула, словно скаковая лошадь, поднимая свой тыл. Тормоза были выжиты до отказа водителем и она встала мёртво без движения. Из машины посыпали гвардейцы на дорогу, занимая оборону, не понимая, пока – откуда вылетел снаряд, а поэтому начали стрельбу короткими очередями вверх на скалу, на её пологий обрез с некоторой растительностью.
 Разрыва грохотали не поочерёдно, а сплошным огонным воплем: автоматов, подствольников, пушечных и пулемётных выстрелов, кромсая камни и кусты на верху скалы. Около Сергея вёл стрельбу Пашка.
- Серёга! Давай, вон по тому дереву подствольником лупани, а я буду следить, какая зараза выползет, - он показал брату место, - размажь их там, - и начал следить в оптику винтовки.
 Как и было задумано, после удачного выстрела Селезня, зашевелились духи и хотели, пригибаясь перебежать в другое место, раскрывая себя.
- Вот они, голубчики! Ну, су… - Пашка лихо снял одного. Полёт тела был предопределён и не занял много времени, но Пашка не следил за телом убитого врага и он выстрелил ещё раз, не на удачу, а, как учили. Полёт и этого тела был скоротечен. Даже в гуле стрельбы, гулкое падение тела было слышным.
- Мужики! – к ним бежал, стреляя на ходу, Бледнов. Оставалось метров десять, как он, словно споткнулся, выронив автомат из рук и уткнулся в гальку дороги лицом.
- Лёха!.. – Сергей бросился, сгибая колени под свист пуль и щелчков от попавших пуль в скалу за ними, к Бледнову. Он подбежал к нему и перевернул тучное тело на спину. Подхватил автомат Лёхи, всё также пригибаясь потащил его под укрытие машины, - ну ты чего, куда?.. – он осматривал Бледного, но видел только разбитый нос и губы, - живой, что ли?
- Да, заткнись ты. Чего орёшь, как оглашенный, даже взрывов не слышно. Дай ногу посмотрю, что-то жжёт. А, вот начала течь… Достань из кармана перевязку и шприц. Ампула там же (Лекарство от заражения крови и болеутоляющее средство), - Бледнов кривился от боли, не укола, а раны и засевшей пули. Сергей хотел было начать перевязку, но… - отстань долби их, как можешь больше! Я сам перевяжусь.
- Хорошо, как скажешь, - и он начал стрелять в сторону духов, прикрывая Бледного и брата. Куль же воспользовался этим и бросился в расщелину стены скалы с их стороны, какая была недалеко. Спрятался в ней. Перезарядил винтовку.
- Серёга! – тот обернулся, - пульни гранатой под тот валун, - Пашка указал на место большого камня, лежащего на самом краю.
 Серёга кивнул головой и с бедра, не целясь, выскочив из-за машины послал гранату с подствольного. Граната легла там, где ей надо было и быть. Сергей тут же опять спрятался за машину. Валун подпрыгнул и без грохота слетел вниз, где влип в землю без движения, оголив трёх духов, а те в свою очередь, немедленно подскочили в полный рост и развернувшись хотели изменить своё положение, но не смене позиции для продолжения боя. Развернулись, чтобы отступить вглубь, где находилась пологая гора с некоторой растительностью, один, правда, задержался, лёжа, но с открытой головой и чуть, приподнявшись открыл половину туловища, как получил пулю в лоб и немедленно плюхнулся лицом в землю на краю скалы. Куль стрелял из своего оружия, как из автомата. Он немедленно достал второго, не успевшего и шага сделать, а третьего, Серёга добил из автомата. Он не стрелял из своей винтовки, которая была за спиной, предоставил это делать брату, прикрывая его.
 Две машины были в огне. Рядом лежали десантники: кто был ранен, кто убит и около них суетилась с красным крестом на белой повязке…
- О, Бог мой!.. – Селезень видел всё и узнал медсестру, - Ирка! Быстро за борт! Быстро!!
 Она послушалась, но обеими руками схватилась за двух гвардейцев и потащила их, не обращая внимание на свист, уже нацеленных в неё, пуль. Сергей не мог это долго сдерживать в себе и смотреть, как маленький, хрупкий «котёнок – девушка», самоотверженно в пылу боя, не замечая, что её преследует смерть, спасала «здоровенных» гвардейцев, и ведь, спасла! С помощью Сергея, который в несколько секунд оказался рядом. Он помог, перехватив обоих раненых десантников, одной рукой, а другой подхватил её, оторвав от земли, практически донёс весь этот полужи-вой груз под стоящую машину. За спинами, спасавшихся в этой круговерти боя, в земле поднялись столбцы земельной пыли от разрывов пуль, но это уже им не грозило. Были они за бортовым 66-ым ( ГАЗ-66 ), как прикрытием, хотя бы на время… Сергей смотрел на неё очумелыми глазами:
- Ты, как здесь оказалась? – хоть вопрос и был не к месту, но большего он не мог придумать.
- Стреляй! Я сама всё сделаю. Стреляй же! – и строго посмотрела на него. Она начала перевязывать раны одного бойца. Второму помощь уже была не нужна. Из его шейной артерии лилась кровь. Глаза остекленело смотрели в небо, а изо рта тихо потекла струйка крови, грудь промочила кровь и разошлась большим пятном…
Сергей начал стрельбу, помогая другим, но больше, всё же защищая Иринку!
 Казалось, что конца и края не будет бою, но это был предвзятый вывод времени. Как всё началось неожиданно, так всё и закончилось – неожиданно. Прекратилась стрельба со стороны скалы, сверху и с другой стороны – от гвардейцев. Всего-то час, а раненых и погибших было достаточно. Горела техника…
- Иришка, что у тебя? – Сергей опустился на корточки перед ней и протянул руку, чтобы погладить лицо и убрать грязевую пыли, сажу… Она сидела на земле молча, уставясь на него и не отвернулась (видимо в шоке). Просто сидела молча. Сергей это понял и посмотрел на раненого десантника. Тот не громко стонал. Глаза бойца были в слезах, а лицо выражало гримасу с непонятной искривлённой то ли улыбкой, то ли с застывшим оскалом от боли, от борьбы организма за жизнь.
- У него ранение в грудь. Похоже лёгкое пробито и, вон, рука с ногой в крови. Я всё сделала, что могла, но дотянет ли?.. – Ирина собирала свою медсумку, вроде, как пришла в себя немного, - надо его в машину положить. А, что так тихо? И не стреляют…
- Пока сиди здесь и никуда не ходи, а я рацию послушаю.
- М-гуу, - она ответила, считая, что ему всё ясно и понятно.
 Сергей открыл кабину 66-го и включил рацию, лежащую на месте водителя. Звучали команды комбата:
- Всем оставаться в укрытиях и быть на чеку до моей команды.
 Время шло своим чередом, но было тихо и порой казалось, что и не было ничего! Разведчики из роты Сланец (Слон) в группе по трое справа и слева на этой скале – засаде, поднимались на верх. Они продвигались осторожно и были готовы к любым выходкам противника. Вот уже первая группа была на верху этого плато и осматривало, а так же и растительность, где прятались нападавшие духи, но видели одну общую картину – трупы, трупы… Вдруг, за одним из кустов раздалось стоны мычания. Это был раненный.
 Бойцы скрытно и мягко ступая по травяной поверхности небольшого ската, за кустом обнаружили духа, лежащего без оружия, но в позе: на спине со скрещенными руками на груди, а между пальцев протекали ручейки крови. Он смотрел на подошедших бойцов жалостливо и просящий о помощи. Один из бойцов нагнулся над ним и раскрыл руки на груди. Три пятна крови на груди навели его на мысль никчёмности живого трупа:
- Тут, уже…
- Да, пожалуй… - ответил стоящий рядом.
- Может, всё же отправим его вниз. Пускай там разбираются.
- Он не выдержит, хотя, думать не нам, а вдруг да и пригодится.
 Остальные укладывали трупы в линейку рядом друг с другом. Фотографировали.
- Ну, что там у вас? – Сланец спросил по рации
- Насчитали, тридцать восемь трупов, но один затесался, как раненый и ранен серьёзно. Спустить или…
 Пауза.
- Спускай. Мы внизу встретим с осторожностью, - ответил командир роты.
 Через полчаса всё было закончено.

 - Соев, сколько у тебя раненых и убитых? – комбат записывала, что-то в блокнот и вносила в карту. Она не поднимала глаза и не смотрела на  ротных. Её душевное равновесие было неоднозначным, оно не гармонировало с природой после этого часа войны. Она понимала, что потеряла многих и многих: молодых и красивых сыновей; бывалых мужей и … и… их не вернуть. Лишь память будет будоражить тех, кто был с ними связан, как теперь оказалось, тонкой нитью жизни; сознание и душевную энергию всех тех, кто жил с ними, любил и верил.
 Комбат не торопила ротных с ответом. Всё, что они скажут, это её боль и рана навсегда, и надо было знать, какое время она будет залечивать эту рану, и залечит ли? Она не могла сдерживать слезу расставания со своими… но выдержала!
- Двенадцать, груз 200 (убитые)… Двадцать пять раненых, из них трое тяжело… Одна машина сгорела вместе с БТРом, - доклад закончил. Он поперхнулся, вспомнив, что потерял своего сокровенного друга. Это был старшина роты гвардии прапорщик Звягин, душа и сердце Соева. Трагедия этой семьи продолжалась, но с женой – дело случая, а здесь, то, что он сам выбрал и знал, и не отвернулся…
 Звягин погиб, спасая двух раненых бойцов из машины, но не успел – вторая мина попала повторно в машину, где он находился. Память гвардии прапорщику Звягину Елесею Владимировичу и слава герою!
- У тебя, ротный? – комбат обратилась к капитану Сланец, и также не могла смотреть ему в глаза, опустив их, а взгляд был направлен под ноги.
-  Трое, груз 200… Трое раненых (груз 300), но тяжело. Техника цела. Первый удар был по мне и… а-а!.. – он махнул рукой с сожалением и отвернулся от комбата.
 - Понятно, - она простила его за несдержанность и не стала упрекать ротного, самой было нелегко и плохо, - у вас?
- Двое, груз 200… Трое груз 300, легко, могут продолжать находиться в строю до места дислокации, а там… Техника в сохранности, - командир третьей роты гвардии лейтенант Завьялов доложил и стал смотреть куда-то вдаль. Вряд ли он, что-то видел там. Просто смотрел безучастно.
- У тебя, капитан? – она подняла голову и посмотрела на командира четвёртой роты, Серых.
- Двое, груз 200, и один ранен легко, техника цела, доклад закончил, - как бы за всех он произнёс это- «доклад закончил», потому что так положено докладывать, что не сделали остальные, но это комбату было понятно и она не стала одёргивать, упрекать остальных за пропущенные слова устава.
- Ясно. Закругляемся. Погибших и тяжело раненых к Лебедевой в медсанбат, она разберётся, а сами по машинам. После доклада от военврача тронемся, но придётся прибавить скорость, поэтому, проинструктируйте водителей и старших машин, командиров бронетехники об увеличении скорость на 15 км/час больше., надо поторапливаться, задержались мы, что-то… Зеленых, ты выдвигайся на расчистку сгоревшей техники и убери всю её для прохода колонны, доложишь, да время не теряй, понял? – она обратилась к командиру бронегруппы гвардии майору Зеленых.
- Так точно!
- Да… пускай тебе, если это надо будет, поможет командир батальона тыловиков. У него, там есть, чем помочь. По местам.
 Сдержанные в своих чувствах десантники-гвардейцы, сохранившие свою честь, достоинство и отработавшие первую боевую встречу, поставили первую печать начала того, что ждёт их впереди, а ждёт их нелёгкая работа войны! – продолжили путь до цели.

                10. Продолжение дороги войны
    
 Гвардейцы сидели в машинах молча и никто не желал, что либо говорить, спрашивать, а уж тем более, объяснять или хвалиться. Молчали, но понимали, что не на «танцульки» их отправили и не на весёлую прогулку по горам. Движение колонны было остановлено через час, может быть, немного больше. Они выехали из ущелья на, освещённую солнцем, равнинное предгорье. Колонна остановилась около лесного массива, где прозвучала команда: «Из машин!»
- Технику в лес и укрыть маскировкой. «Слон», ко мне! – комбат вышла к ротному разведки на встречу. Техника освободилась от «груза» и отправлялась в указанные места, после определения мест стоянок, на пристанище. Это было недалеко, где-то метров 100-200 и скрылась с глаз.
- Вот, что, Борисыч, видишь ту сопку, - она указала направление просмотра сопки. Эта сопка с виду была неприметная, но в некоторых местах была покрыта древесной зеленью типа рощ, а в большинстве своей площади – мелким кустарником. Высота её – 362м, расстояние до сопки составляло, около четырёх километров согласно карте и места стоянки батальона. В сторону сопки бежала небольшая речушка, шириной, где-то тридцать-сорок метров. Мелководная горная речка светилась на солнце отдавая солнечные лучи, как будто «солнечные зайчики» от зеркала. Чистая с каменистым дном, быстрая. В нескольких местах лежали валуны, как мосты для перехода этой речушки с тросовыми перилами. Видимо так её переходили местные жители, чтобы попасть в этот лесной массив, где сейчас находилось место стоянки батальона.
- Так вот, - продолжила комбат, - отправляй группу разведки из роты, вот сюда, - она указала на левый фланг сопки, - здесь должна быть дорога по которой мы передвинемся на сопку для защиты этой дороги по какой мы сюда и приехали. Нам поставлена задача защитить это ущелье и дорогу. Спустишься с сопки по плоскому спуску к лесу, какой находится внизу неё. Пройдёшь этот лес, увидишь равнину, правда меньше, чем эта, но за лесом надо выбрать место охраны и окопки, чтобы видеть равнину перед лесом. Одним словом, это будет наш передний край оборон. Выберешь и на сопке место для расположения части батальона. Будет второй эшелон охраны. Нас уже засекли… Интересно, как они узнали? – задумчиво спросила себя же, - ну, да ладно, это потом…А твои ребята, осторожно всё разведают и прикинут путь, как туда дойти и расположиться. Думаю, мы быстрее дошли сюда, чем они. Если наткнётесь, давай назад, будем здесь «строиться» для обороны. Ты понял?
- Так точно. Надеюсь десяти моих молодцов хватит. Я пойду, - Сланец ушёл.
- Дай Бог, дай Бог!.. чтобы всё у тебя получилось, - сказала она тихо вслух, вслед уходящему ротному, - Позови мне всех командиров рот и вспомогательных частей, вместе с Лебедевой, - приказала комбат своему адъютанту прапорщику Гречину, тот незамедлительно умчался, а пока он выполнял её поручение, Алексеева нашла место, где все они могли расположиться, незаметно и обговорить выполнение задачи по свойски спокойно. Нашла несколько брёвен и сделал, своего рода «курилку». Присела на одно из брёвен в ожидании. Командиры немедленно отправились к Алексеевой и через некоторое время все собрались в «курилке».
 Пришли командиры подразделений.
- Товарищ, майор… - начал было Соев докладывать о прибытии, но комбат, сидевшая на бревне отказала молча жестом руки.
- Присаживайтесь и давайте поедим. Я объясню вам задачу дальнейшего нашего продвижения и покажу место нашей дислокации обороны. Майор, Панцырь, откройте мне пожалуйста тушёнку, а то руку камешками немного потесало, побаливает, - сидящие незаметно посмотрели на руки Алексеевой и увидели, что обе руки перевязаны до пальцев. Пока командиры бежали к ней гончим бегом, комбат уже достала и выложила на траву перед собой, в виде импровизированного стола, словно на пикнике: тушёнка, банка солёных помидор, колбаса, лук зелёный, хлеб и т.д., но конечно же не в больших количествах, - угощайтесь без стеснения, пока никто не видит. Своё – домашнее, а то сухофрукты в горло не лезут.
 Офицеры посмотрели на это богатство, но не стали ёрничать, а по – немного, всё же прибрали со стола, не отказывая ей и себе в удовольствии, не только поесть, а вкусно поесть, тем более хотелось этого – не по-домашнему, очень… Нервы клеточного мозга, усталость от боя и перехода и, многого другого, ждали пищевой добавки организму и некоторого растворения своих мышечных тканей строения тела для отдыха.
- Итак… - комбат, закусывая, разложила карту перед всеми и стала объяснять поставленную задачу.

- Слушай, Пашка, а надолго ли нам дали здесь кости протянуть? Я жрать хочу, как голодный пёс, - с выражением выдохнул Селезень, не дожидаясь ответа, он полез за едой в рюкзак. Нащупав, что-то в нём, он выкладывал перед собой, - у тебя соль есть? Я свою, кажется забыл.
- На,.. – он протянул Сергею баночку с солью. – Ты, что, забыл? Соль и перец у меня на двоих, а свою, как хочешь – ищи, куркуль. Какой-то ты у меня братец забывчивый стал. То патроны ищешь, то …
- Пашка, я Иринку встретил в бою.
- Да, ты что!?
- Она в нашей колонне с ранеными и… - Сергей не стал говорить продолжение, а просто задумался молча, держа в руке банку с тушёнкой.
- Это хорошо, но плохо, что её отправили сюда с нами. Делать женщинам здесь… - но вспомнив о комбате, Пашка заикнулся, - хотя, как сказать. Комбат-то у нас боевая «подруга»! – это продолжение имело смысл восторга за себя и Сергея, видя, как тот, задумавшись сидел и смотрел с безразличием куда-то. – Да не переживай ты так. Всё устроится, всё будет «тики-таки», - Куль хлопнул по плечу брата в знак подтверждения и одобрения сказанному, как – будто печать поставил на брате, чтобы и ему было хорошо.
- Не знаю, не знаю… - как- будто раздумывая, тихо ответил Сергей.
- Ну, если, что… толкни, а я подремлю немного. Сказали ждать по боевому, а я хочу отдохнуть, ну, всё к «ляду!» Это – или сейчас, или сей – час… - Пашка приложил винтовку к груди, лёг и мысленно приказал:
«Чуть на отбой, а потом и в бой!» - закрыл глаза на дремоту.
 - Что рассказал пленный? – спросила Алексеева у Панцыря, после перекуса и обсуждений дальнейших действий, ожидая разведку
- Вообщем-то всё совпадает с данными начальника штаба, так, Антон Владимирович? – она обратилась к старшему лейтенанту Добровольскому.
- Всё верно,- затягиваясь сигаретой ответил начальник разведки, - главное сейчас, это то, принесёт нам разведка. – Он посмотрел на свои эксклюзивные карманные часы (про них много ходило присказок, анекдотов… типа: «Наш начальник штаба без своих часов, закрывает сердце на стальной засов и тогда нам, братцы всем «каюк» без бля… И «Акулья смертушка»  бродит, уй-ля-ля!!» или «Ты чего, милок, такой мрачный и потный, а глаза словно увидел полный ужас? – спросил один боец другого. – Да, понимаешь, «Акула, совсем оху…! Вызвал меня в кабинет к себе сегодня утром, когда пришёл. Ну, я, конечно же уже, был в ужасе, только от приглашения. Он начал ставить мне задачу. На столе, как обычно лежали часы. Тут ему позвонили и он вышел. Я не обратил на это внимание. Сижу, думаю о своём. Он вернулся. Сел на своё место. Досказал, что хотел мне. А, когда надо было проверить время, часов на столе уже не было. Я и попал под раздачу. Он всё проверил, все свои закоулки формы, а часов нет!.. Ну, естественно, только я и был. Он меня так тряс, хорошо, что без рук, кранты были бы, а тут в дверь стук и вошёл дежурный. Принёс часы, которые он оставил в бытовке, когда выходил, но увы… топор его уже опустился… Правда надо отдать должное «Акуле», выпустил меня из своей пасти, только я из туалета не выхожу, который час! Вот так, братец. Попробуй тут не быть в мыле и пене. Я получил от него премию в пять увольнительных, причём по моему желанию и не только в воскресенье. – Во, блин, как тебе повезло! Мне бы так. Я знаю, как у него часы спи… а потом верну, как будто нашёл. Может и мне повезёт.
 Так произошло, но всё наоборот – десять суток «губы». Добровольский сам вычислил «козла», да и помогли… а во время увольнения этого недородка было последнее прощание таким, как хотел «Акула» - «без трусов»!»
 Эти часы были наградные от командующего ВДВ.

- Ещё два часа и они должны выйти в эфир. Проверим наше время!.. – сказала комбат. Все посмотрели на свои часы. Было 16.28
 У командиров рот, начальника политотдела батальона – капитана Ложкина Владимира Алексеевича время сходилось секунда в секунду, как «тики-таки».
- Вот и замечательно, - заключила комбат, теперь отдохнём немного. Вы к своим ребятишкам идите, а ты, Сергей Трофимович (начальник штаба батальона), позови, пожалуйста медсанбат. Хочу узнать, как там у них дела обстоят.
Панцырь встал и хотел было удалиться, но Алексеева остановила его:
- Подожди. А, кто это сегодня так лихо «духов» снимал в середине колонны?
 Панцырь от удивления приподнял брови. Как это она, находясь в такой трясине боя, да в самом начале «кишки» колонны, могла видеть, что меткость и точность сбитых со скалы «духов» была за кем-то. В бою участвовали все, но именно это её заняло.
- Наш снайпер, младший сержант Кулич, - ответил зам.
- Позови его тоже, - она улыбнулась и несколько мотнула головой словно говоря: «Да, уж!..»
 Он не знал обстоятельств этого жеста. Не знал, что имела ввиду комбат, но ответил:
- Есть, - и ушёл к роте и медсанбату, почивавших в «зелёнке».
«Молодец Кулич, лихо работал. Если бы не он, пожалуй, потерь было бы больше. А, как он с глыбой сработал, здорово! Надо бы его к ордену представить. Балагур, правда, но специалист своего дела, отменный. Молодец!» - подумала комбат, водя тросточкой ветки по земле в ожидании военврача Лебедевой, в миру «Лебедь» и Кулича. Минут через десять подошли: гвардии майор Лебедева и Кулич, друг за другом.
- Разрешите, - майор отдала честь.
- Проходи, Надежда. Садись сюда, рядом со мной.
- Разрешите, - через минуту подошёл Кулич, - младший сержант Кулич, по вашему приказанию прибыл! – Он отдал честь по стойке смирно, не понимая, но ожидая неприятностей (а, что хорошего можно ждать, когда тебя сам… сама комбат пригласила) от этого приглашения?
- Вольно, вольно… - комбат махнула рукой: «Да, ладно, уж…» - скажи, Кулич, это ты из-под глыбы на скале выудил «духов»? – Алексеева, в простонародье – «Юля», прищурив глаза, как-будто хитро смотрела на снайпера роты, спросила его спокойно, не давая повода, чтобы тот мог подумать невесть, что происходит или соврать в ответе.
 «Джентльмен» Куль, понял вопрос и понял свой ответ:
- Так точно, только камень не я сбросил, а мой братишка, то есть, - он смутился, - рядовой Селезнёв, подствольником.
- Хорошо стреляешь. Я представлю вас обоих к наградам, - она встала, Лебедь тоже. Обе отдали Куличу честь, - благодарю за службу!
- Служу России!
- Теперь иди, отдыхай, но учти, впереди будет много работы, сложной работы, рискованных дел, где жизнь и смерть ходят рядом и друг от друга не отлучаются. Береги себя стрелок.
- Есть! – он повернулся и быстро ушёл.
- Ну, что, Надежда? Как дела? – они сели на свои места, - как у тебя с медикаментами и всем остальным?
- Есть всё, но надо две 66-х (ГАЗ – 66), остальное, это госпиталь, две операционных, две машины у батальона поддержки, одна у связистов, ну и так по мелочи… всё есть.
- Запомни, нас сюда кинули не зря и надолго. Сколько времени пройдёт, оно же и покажет. Я, полагаю, что это будет два – три месяца. Потом смена или добавят, кого – нибудь, а это опять время. Не на базе окапываться по – домашнему, одним словом, а здесь – в земле… Можем и зимовать, но это будет видно, - Алексеева вздохнула чисто по – женски, - Слушай, у тебя помада есть? – неожиданно спросила Юля, - губы обветрила, а хочется по - симпатичнее выглядеть. Ты, вон, смотрю вся при всём, мне тоже желательно не бросать бабских привычек. Ха – ха – ха… - они обе засмеялись. Девчонки, есть девчонки, тем более без мужей… Их защитники остались лишь в воспоминаниях, тяжёлых воспоминаниях. И подполковник Алексеев, и капитан Лебедев погибли. Миной накрыло в воронке. А говорят, что бомбы в одну воронку не попадают. Оказывается всё не так. Попадают…
- Что ж, если у тебя всё в норме, остальное решаемо, иди к своим. Вон, мой зам ступню сюда топчет, - она кивнула головой, показывая откуда шёл её «покровитель», кстати тоже холостой.
- На, держи, Петровна, а то действительно, неприлично выглядеть перед мужиком не в своём наряде женщины, - Лебедева протянула ей помаду и флакончик духов, которые всегда были у неё в сумке, - у меня ещё есть, пока твой заступник не видит. Очень они не любят некрасивых.
- Это точно. Ну, беги. Спасибо, «Лебедь».
- Пока, - а сама подумала: «Жаль, что бабы на войне оказались. Им бы рожать, да дома сидеть и ждать своих, да любить, любить… Что ж поделать? Сами выбрали свою «военку», сами и готовы постоять за мужиков, но с их помощью, ведь они в любом случае наши защитники: мощь и сила!»
- Всё, всех привёл в готовность. Были?.. – Панцырь присел с Алексеевой и закурил.
- Поняла. Ты здесь посиди, а я отойду на время, минут на пять, а потом в машину пойдём ждать разведку.
- Угу… - Панцырь разглядывал карту, а она отошла привести себя в порядок по – женски: накраситься, оправиться и так далее…