Такой розарий

 
Чувство тоски навевает розарий столичный…
Час уж сижу, а не тешит он душу настоем цветочным!
Думалось: дунь ветерок — оживет она и растворится
в свежем и щедром созвучии, безукоризненно точном, —
нет же: пустынно и  немотно в сердце, несовершенно.

Что-то в блокнотик пишу, а не чувствую слова: не вижу, —
в смутный и вязкий гекзаметр впадаю, забыв о цезурах,
а из него, для любимой, пусть нет ее, песни не сложишь,
не прозвучит с покоряющим чувством мое ожидание чуда.

Тяжко Психее без Музы! И нет впечатлений отрадных…
Сирыми дырами окон глазеет читальня. Поодаль —
два алкаша дискутируют, пальцы в расчетах сгибая,
каменно-слышимо бычатся лбами, крепя аргументы.

Алые губы поджавши, с ухмылкой врагов прозревая,
движется полная дама с раскрытым журналом "Природа",
поверх очков на мою сигарету взглянула с презреньем,
но покачнула забывчиво бедрами в красных рейтузах.

Дико-надменно столбы фонарей упираются в серое небо,
мутное, схожее с жидким плывущим бетоном…

Песня все ближе. За мощной бетонной оградой —
песня гуляет, собой широту заявляя,
истинный дух превосходства  над трезвенным миром.

Вскрикнула женщина там, и засмеялась протяжно,
очень довольная, видимо, спутника шуткой железобетонной.
Что ж он с ней сделал?.. По попке прихлопнул со страстью?
Или лобок прихватил, озорно хохотнувши…
Радостно женщине, если любима так страстно,
искренне, честно и весело, с удалью русской!
 
Вот она, жизнь, я подумал, которая смерти подобна, —
жизнь без поэзии... А ведь недавно, быть может,
здесь и сидела та женщина, живописуя картину собою:
девушки грустной, читающей чьи-то стихи с наслажденьем,
может быть, даже мои, но тогда  с любопытством народным,
с той неприязнью, которую счесть похвалой я обязан.

Здесь и сидела, представилось, школьницей умной,
с нежной улыбкой, блуждающей в гладких губах изумленных,
с персями легкими, в платьице ярко-лимонном,
в розах, таких же как эти, прекрасных и чистых,
огненным светом летящих на икры младые… Младые?!
Огненный свет?.. Да еще и летящий при этом?..
Вот уж не ждал, что до выспренних слов опуститься придется!

Что ж не встаю?.. Почему я вальяжным бароном расселся?..
Тело младое узрелось фантомно чудесным,
с персями, близко торчащими в розовом блеске,
льнущее в смутной отваге к плечу моему, соблазняя
павшего духом забыть о поэзии должной!
   
Встать бы, уйти, но подняться нет сил: как в бетон погружаюсь.
Да и созвучие, душу щемящее, предощутимо по ритму,
просит внимания, сосредоточия… Нет, не на слове!
В знак  превращается плотный и слову не так уж и нужный,
в знак восклицательный и символически-четкий по смыслу,
знаком встает и твердеет, железобетонным.

Вот уж и звуки послышались в знаке, гуднувшие робко.
Если прислушаться — радостней он запоет и погромче.
Есть в этом прелесть, и я удивляюсь Эрато с Евтерпой:
что не смогли никого вдохновить песней знака достойной, —
полной  мелизмов игривых, с крещендо, спешащего в коду.
Знак, без которого нет человечества, должен —
увековечен быть в теме его пробужденья, хорально!

Тихо в розарии… Пусто. И нечем отвлечь эти звуки.
Ни алкашей нет, ни дамы с журналом. Лишь ржавые листья
пошевелились, больные, на мокрой скамейке,
да лепестков сбросил горсть на аллею Зефир налетевший…

Эврика! пусть охлаждается знак, остывая в пространстве!
Ибо, воспряв,  не остынув, — магнитом окажется хватким, —
и не одобрит такое Эрот, к красоте благосклонный.

Да, все звучнее знак хочет врасти в небеса загудевшим...
Пусть нарягается. Пусть. Жду я чуда, в розарий взирая,
руки вдоль лавки раскинув, дыша ароматом цветочным.
Чудо намерен, впав в транс, сотворить, побеждая пространство.

...Где же та девушка в платьице ярко-лимонном?..
Ах, на скамейке напротив сидит, улыбаясь чему-то,
словно б узнала меня и смутилась, себе не поверив.
Поздно смущаться! Излишне смущение девы,
присланной взору Кипридой! Представшей — Аглаей изящной…

Нет, не стесняется. Скинула платьице в розы.
Смотрит влюбленно! Глаза разблестелись. Уже распускает
дождик волос золотистых, Психеей сидит воплощенной,
юное лоно рельефно явив. Прямо в сердце —
мягкая молния бьет, острый трепетный свет оставляя.

Вот — и ладони мои прикасаются к икрам бесстрашно.
Вот — и лобок я жасминно-душистый целую бессчетно!
Вот — на коленях своих я её, задышавшую страстно,
знаком держу, замираю, объятый  космичным покоем, —
мира, без спешки творящего Эроса праздничный образ!

Вот — и целует, целует, сияя взволнованным ликом!
Вот — и целуемся мы, и обнялись, задвигались вместе,
перси целую упругие, сколько хочу, удивляясь
резвости мячиков их, удержать невозможно.
Чувствую чресла, их ритм ожидания гулкий,
могут быть быстрыми, могут и медленней стать, восхищая.

Вот — и глаза ее… Очи! ...Я глаз не свожу: чтоб усилить
образов чувство и чувственность образов, близких к оргазму…

...И — будто солнце восходит над нами, вдруг быстрое, жарко.
И — словно б дождь отшумел, оставляя в испарине тело,
радугу нам раскрывая — приветом Нефелы, Ириды!.. *|
_____________
 *) Богиня облаков, богиня радуги.