И плывут в курносой лодочке,
и поют про Гамаюнию
заскорузлые молодчики,
горизонтовые очи;
и идут за Неваляшкой
под луною полоумной
на косых оленьих ноженьках,
опыляясь снежной чушью;
и идут зеленой ноченькой,
и спешат по белым камешкам
за Царевною игрушечной,
за колдуниною Куклой;
и летят по ветру капельки -
ювелирные мгновенья;
бьются в солнечном сплетении
красоты несметной нотки,
болевою ниткой сотканы…,
не орлиным вдохновением,
а кривой какой-то музыкой
мне сегодня Музу мучит,
и какие-то безлесые,
цепенеющие местности,
стылым светом заболочены
очарованные дали…
Смотрит в сторону Израиля
черепушечка скворечника:
все какие-нибудь листики,
да березовые вены;
и блестят на шее девушки
ювелирные созвездья
изнурительнее капельниц,
жарче ярости рябины,
и горюет в сердце точечка,
и упрашивает форточку:
«Приходи, моя любимая .
Мне себя не надо."Dixi.»
Приходи, моя любимая,
у меня мозги завшивели,
понесли меня кромешные,
карусельные созвездья,
пели звезды, пели девушки,
пели вздернутые ротики…,
- я бы все простил, но все-таки,
не подавленную нежность.
Приходи, моя любимая,
смерть поблескивает в мебели,
на бельме очарования,
на колготках в черных чайках…
О, бардак, моя любимая!
Гуси-лебеди свидетели –
ни к чему мне эти литеры,
дайте неба на разживу!
И кишит слепыми птицами,
Не хочу его одышки!
Медлит кровью клякса вечера,
и дыхания не взять
из лазури с черной речкой,
Обмирают в сердце вишни,
и сказать по-человечески
«я люблю тебя» нельзя.
В горле нет такого крика.
Разве ласточкиным писком . -
в петербургские отдушины,
в рок-н-рольные обрывы, -
и в свалившихся наушниках
ультрапульс летучей мыши:
- Приходи, моя любимая,
у меня устали крылья.
Не дразните, гуси - лебеди!
У меня чего- то с психикой,
у меня душа засвечена
смерти в солнечном сплетеньи
электрическою веточкой,
и боится сердце девочки.
- Приходи, моя любимая,
на последнее словечко.
Нету имени обиде.
Разве вздуют горло певчее
зори ветреными лентами,
соколиные легенды,
лебединые обители,
и с окалиною Солнышко
и, свихнувшееся с Вечности,
небо в бешеных кудряшках…
- Уходи, моя хорошая, -
В адских лучиках и лютиках,
золотая моя девочка,
я люблю тебя. Мне страшно.
............
Что-то холодно мне, дерево,
пыль трамвайная, неверная...
Легкий май слегка вальсирует,
я не справился с красивым.
Ненаглядная Венера
разгорается над озером.
Ах, какие будут образы
в ночь, взлохмаченную спиртом!
.........
Пуще женщины и воздуху
человеку нужно музыки.
Люди добрые, умолкните, -
в пьяной памяти о лете
с растопыренного кустика,
оголтелого и горького
снизу красное Горелово
соловей берет на горло.
Перестаньте, гуси - лебеди.
Перестаньте, что вы плещете ? -
Что я видел лучше девочки,
соблазнительнее смерти?
Как они умеют взглядывать!
..............с подсечкой.
..........
Снег играется с тигрятами.
Рождество на белом свете.
Я устал от прилагательных.
Люди добрые, поверьте! -
Все какие-нибудь образы,
от которых стынет сперма,
даль трамвайная, неверная,
снег в балете; гуси-лебеди…
Различи меня в автобусе.
Если ты на самом деле.
_________________________
Это же очаровательно! -
Май в корзиночке с овчарочкой,
с лихорадочкой березовой,
слаще ампулы со слезкой,
и бескрайними копытами
я пошла по этим ампулам -
все какой-нибудь реланиум...
- Ну, упала я! Упала.
…Или это Солнце прыгнуло?
Я- дурашливая козочка:
суицидные оплошности;
сексуальные попытки;
колокольчик с огорошиной; -
я – Ау! – искала милого.
Только лай… такой в чернилах…
Я его не знаю имени,
У него душа зеленая,
с разлетевшимися кленами,
мой позор меня подымет.
Окружает небо красное,
небо голое, и ястреб.
У тебя душа в черемухе.
У тебя любовь и голуби ,
у меня любовь и ярость.