Лев Аннинский о поэтах и поэзии

Валерий Шувалов
          В гостях у традиционной телепередачи "Вечерние стихи" 23 апреля 2014 года был известный российский литературный критик Лев Александрович Аннинский, которому 7 апреля этого года исполнилось 80 лет (см. фото). Представляя его телезрителям, поэт и критик Марина Кудимова тепло поздравила его с только что прошедшим юбилеем и очередной премией, на сей раз от питерского журнала "Нева". Думаю, нет смысла скрывать Ваш возраст, заметила она не без улыбки, на что Лев Аннинский (также не без улыбки) отвечал: Лев Николаевич Толстой скрывал это таким образом: когда ему в 1908 году исполнилось 80 лет и его все стали поздравлять с круглой датой, он сказал: "Я чувствую себя на 79!" На что Марина Кудимова, не теряя самообладания и чувства юмора, заметила: "Тогда давайте и мы будем Вас чувствовать на 79!" На том и порешили.
          После этого Льву Аннинскому были заданы многочисленные вопросы и развернулась настоящая дискуссия по поводу того, когда писали лучше: раньше или сейчас, должен ли поэт страдать, чтобы создавать свои произведения и т. д. Со своими стихами выступили приглашённые в студию участники проекта Стихи.ру. Короче, встреча получилась в высшей степени содержательной и насыщенной; думаю, её стоит посмотреть целиком, когда она появится в записи на нашем сайте. А пока я хотел бы познакомить наших читателей с теми мыслями о поэзии и поэтах, которыми поделился накануне Лев Анненский и которые показались мне наиболее интересными:

          В России огромное количество прилично, неплохо и совсем даже хорошо пишущих людей. Причина этого кроется в самой истории России: русский язык способен в большей степени, чем западные языки, рифмоваться и т. п. Но дело не в том, кто лучше пишет строчки. Я ставлю вопрос иначе: если поэт ставит вопросы, которых все ждут, и отвечает на них именно так, как от него ждут, то он поэт средней руки. Великий поэт ставит вопросы, которые никому в голову не приходят, и отвечает так, как никто не ожидал. После этого я оцениваю, как он пережил эпоху, что он из эпохи извлёк. Вот это мне интересно. А хорошо пишут строчки более или менее все . . .

          Критик - опасная профессия в том смысле, что если не похвалишь кого-нибудь, то врага наживёшь (на что Марина Кудимова молниеносно заметила: "А похвалишь - тем более наживёшь, только с другой стороны!"). Я могу в своём этюде о поэте дать почувствовать читателю, нравятся ли мне стихи этого поэта или нет. Я именно дам почувствовать, но я не буду никогда "тыкать" - читатель сам должен распознать, что хорошо, а что плохо.

          Если человек пишет для того, чтобы оставить след в памяти потомков, ничего у него не получится. А если он не может выдержать и делится тем, чего он не может выдержать, может быть, тогда и получится: потомки решат. Поэтому ставить перед собой задачу поразить потомков - это сразу бить мимо мишени. Как правило, человек одарённый не может НЕ писать: он так мыслит...

          Нельзя специально быть великим поэтом и оставить след - не в этом дело! Надо просто быть собой... Один пошёл вместе со всеми крушить старое (я имею в виду Маяковского) - это тоже вариант. Правда, к концу жизни он не знал, как ему освободиться от всего этого. А Пастернак по-другому это воспринимал. Страдание у всех одно, а тип переживания - разный. Не надо напрашиваться на страдания: они сами придут! А великие стихи рождаются из великих страданий.

          Мне нужно читать всего поэта, и не один раз, чтобы понять, что с ним происходит. Тогда я пойму, что со мной происходит. Желательно, конечно, знать, откуда поэт, из какой он семьи, где вырос. Тогда многое становится понятней.

          Разговор в рифму - это разговор с Богом. Как правило, у великой нации есть великие поэты, хотя они пишут не всегда в рифму.

          Чтобы справиться со страданием, надо записывать свои строки. А если другим они понадобятся, тогда они скажут: "Помнишь, ты нам читал?.. - Прочти ещё раз!" И они, быть может, тоже справятся со страданием при помощи Вашего стиха.