Ко мне за столик подсаживается Артур
Шопенгауэр, свинцово-мрачен, угрюм.
Хмурится. Двигает ближе плетеный стул.
Требует подать ему ром. Оправляет костюм.
Мы говорим с ним три вечности кряду,
И из них узнаю, что личность мертва,
А вот воля - жива, отравляет нас ядом,
Пущенная, как стрела в небеса. Тетива
Натянута и мгновением позже лопнет
От первозданного ужаса в наших глазах...
Близится полдень, и в раскрытый рот мне
Заезжают сгоревшие замертво поезда.