Еве очень (не)страшно и (в)больно дышится,
она никак не решит, на что же надеяться?
Или ну его к черту,
если она скоро закончится и испишется,
выльется желчью через аорту.
Но,может быть, не умрет — Еще успеется.
Ева швыряется болью в окно и стены.
Что-то другое швырять — жалко и глупо выглядит,
да она особо и не умеет.
В Еве цветет росянкой растущий синдром отмены,
залавливает все мысли, вообще все,что выследит.
А Ева гаснет, вымораживается и немеет,
хотя вроде куда уж дальше?
Ева выбрасывает то,что не приколочено.
Приколоченным оказывается слишком всё.
и она сама.
Она медленно но верно сходит....
всего лишь за сигаретами. Только потом с ума,
которого ей не хватило. Еве в спину дышит теперь зима,
пока она почти спит.
Евино солнце сошло со знакомых орбит
где-то между полуночью и разрывом,
когда лестница вдруг рассыпалась,обернувшись крутым обрывом.
Ева даже не стала цепляться —
быстро падать — разбиться быстро.
Ей бы очень помог один-единственный выстрел —
Ева падает до сих пор.
Уж когда-нибудь она все-таки упадет?
Ева, конечно, однажды в себя придет.
И совсем никого там, разумеется, не найдет.
Если вообще до этого доживет.