Як кіптява, кругова порука бруднить,
Торкнуся чиєїсь руки, відчуваю хіть.
Очі шукаю, а відчую погляд ворожий,
Де вище голів, знаходиться місце порожнє.
За сходом червоним – щось рожево-художнє.
Тут ледь човгає потяг, а простір – бездонний.
Тут суглоби зім’яли – з’явились колонни.
На кухні – гарячі слова, інші – для вулиць,
Орел повалений через курку і устриць.
Тримаю рівняння, навіть, якщо цілуюсь.
Молитися можна й за відсутності віри,
Робити корисне, де немає вудила.
Жебраки моляться навіть за те,
Що їхнє жебрацтво – одвічне й святе.
Але як красно не грай, граєш відбій,
І якщо є ті, що приходять до тебе,
Знайдуться і ті, хто прийде по тебе,
Так само скуті одним ланцюгом.
Жінки тут шукають, але втрачають лиш вроду,
Тут за міру роботи вважають утому,
Нема тут негідників в кабінетах і ложах,
Тут, швидше, перші на останніх схожі,
І не менш, ніж останні, втомились може
Бути скутими одним ланцюгом,
Бути зв’язаними одним вузлом.
Скутими одним ланцюгом,
Скутими одним.
ххх
Круговая порука мажет, как копоть.
Я беру чью-то руку, а чувствую локоть.
Я ищу глаза, а чувствую взгляд,
Где выше голов находится зад.
За красным восходом – розовый закат.
Здесь составы вялы, а пространства огромны.
Здесь суставы смяли, чтобы сделать колонны.
Одни слова для кухонь, другие - для улиц.
Здесь сброшены орлы ради бройлерных куриц
И я держу равнение, даже целуясь.
Можно верить и в отсутствие веры,
Можно делать и отсутствие дела.
Нищие молятся, молятся на
То, что их нищета гарантирована.
Здесь можно играть про себя на трубе,
Но как не играй, все играешь отбой.
И если есть те, кто приходят к тебе,
Найдутся и те, кто придет за тобой.
Также скованные одной цепью.
Здесь женщины ищут, но находят лишь старость,
Здесь мерилом работы считают усталость,
Здесь нет негодяев в кабинетах из кожи,
Здесь первые на последних похожи
И не меньше последних устали, быть может,
Быть скованными одной цепью.
Скованные одной цепью,
Связанные одной целью.
Скованные одной цепью,
Связанные одной.
(Илья Кормильцев (российский поэт, переводчик)