Сказ о Медвежьей Шкуре или Последний Турнир 12 гл

Дочь Ньерда
Начало:
http://stihi.ru/2013/06/01/6380
http://stihi.ru/2013/06/23/8333
http://stihi.ru/2013/06/28/6330
http://stihi.ru/2013/07/09/1724
http://stihi.ru/2013/07/11/3130
http://stihi.ru/2013/08/10/5879
http://stihi.ru/2013/09/01/6678
http://stihi.ru/2013/10/13/7715
http://stihi.ru/2013/11/04/7003
http://stihi.ru/2013/12/18/6682
http://stihi.ru/2014/02/24/7723

Автор:
- ...Читатель мой, тебе не лгу
Я ни единым словом,
Взметая пёструю пургу
Забытого былого.
Идут ко мне издалека
Видения и тени...
Я и сама от них слегка
В раздрае и смятении.
:)

...Итак, продолжим:
Во дворце
Шум, гам и суматоха.
Довёл до ручки Короля
Епичицкий сонет.
Сидит на золотом крыльце
(Что, в общем-то, неплохо),
И до державного руля
Бедняге дела нет.
Растерян, как последний лох,
В безумном расколбасе
Словесных па и антраша,
Невиданных досель.
Почти ослеп, почти оглох
От песен тех и басен.
Но как-то надо завершать
Всю эту карусель...

Король плетётся на балкон,
Обозревает полигон
(Сиречь, окрестности дворца),
А там — без края и конца,
Ни дна ему, ни берегов -
Людское море.
И врагов
Не отличая от родни
(Так схожи обликом они),
Король дивится: ну, делаа!..
Уж помогла так помогла
Монарху Ведьма... И поди,
В столпотворении найди
Причину этой суеты.
Смутила разум — и в кусты...

Да, верно. (Уж куда вернее.)
Вот прямо под балконом куст.
Там Ифигения. А с нею -
Какой-то бравый златоуст.
Король подслушивал? Да полно!
На что ему тогда Шпион?-
Беседу в точности запомнил,
Затем доклад представил он:


Пилад:
"Да, лживы сны и лживы даже Боги..." (эпиграф)
 
1.
Пределы у линейности времён заложены развитием сюжета.
Заснув в горизонтали, видишь сон, по вертикали уносимой Летой.

За жизнью жизнь переживаешь вновь - одновременно все в одно мгновенье.
И к смерти по согласию готов в любом из сотен перевоплощений.

Однако же, узнав любовь в лицо - единственную, названную счастьем, -
Вдруг обретаешь нелинейность снов, где будущее с прошлым - в настоящем.

Дай руку мне! Переплелись дороги.
"Да, лживы сны, но не бывают - Боги".
 
 2.
 Идиосинкразия от стихов волной настигла на полях турнира.
 Со смыслами игра посредством слов Тебя внезапно в жрицы превратила.
 
 "Орест, Пилад" - слова ушли в песок, внезапно потерявшие основу.
 Для Библии пусть Богом будет слово. Язычникам лишь сила - суть основ.
 
 Плутая лабиринтами судьбы, узнав Электру, потеряв Ореста,
 Пытался перейти с тобой на "ты", Ифигения... Но лишь утратил место
 
 Своё под Солнцем... "Лживы сны и боги"!
 Мой вдох и выдох - на твоём пороге.
 
 3.
 Конфуций, Лао-Цзы, мудрец любой здесь нужное не отыскал бы слово.
 Ифигения, стою перед тобой в надежде возвратить хоть часть былого.
 
 Сейчас и здесь - чужой, безродный. Тот  Пилад, с которым встретилась в Тавриде.
 Какую сеть судьба для нас плетёт? Но мы не будем на неё в обиде.

 Согласна? Через два десятка лет позволь нарушить все табу земные.
 Любой непредсказуемый сюжет мы можем переплавить в сны иные.
 
 И я сегодня воплотить приду
 Твой давний сон в Таврическом саду.
 


Ифигения:  /в сторону/
- В душе моей - смятение и мрак.
Судьба, послав в неведомые дали,
Как будто отменила календарь и
Прочь укатила на семи ветрах.

И нет её.
А может, нет "кабЫ"?
И это шанс поднять свой род с коленей?
Она - грознее, необыкновенней;
Ты - не живёшь, а ропщешь: нет судьбы...

Нетрудно причитать "за что?", "зачем?"
Трудней признать по отголоскам гулким,
Что есть в душе такие закоулки,
В которых - темень тысячи ночей.

/Пиладу/

Что жертвою, что жрицей - мне углов
Не срЕзать; календарь дыханьем грею,
Чтоб в глыбу замороженное время
Оттаяло и снова потекло.

Пилад, сказал ты много верных слов.
Но что любовь? То - рок,
то - просто слово.
Пустой сосуд я - биться не готова.
Позволь не ведать мне, что есть любовь.

Как в паутине муха, виснет мысль.
Я - не в мечтах о дальних берегах, лишь
В растерянности. Что ты предлагаешь?
Присниться через двадцать лет?
Приснись...


Пилад:   
- Права ли ты?.. Пустой сосуд вопит:
"Наполните хоть чем-нибудь, иначе..."
Да, ничего "ПОТОМ" уже не значит,
Наверное. Воистину испит

И пуст - сосуд. Пожалуй, ты права...
...Любовь же возражает: "Чёрта с два!.."


Ифигения: 
- буйство чувств, что буйство фальши;
в наважденье втянет лесть.
мы (не ближе и не дальше) -
там, где есть, какие есть.

за приснившимся напевом
выйдя из бескрайних льдов,
я не знала, что за первым
и второй, и третий вдох
в грудь поместится; и стрелка,
отогретая рукой,
вдруг пойдёт, впуская реки
в мир оттаявший - другой -
с гор (в которых дремлют тени,
чтоб низинам снился рай),
в мир без игр и наваждений,
(даже если мир - игра);
мир, в котором без конвоя
каждый выдох, каждый шаг;
мир, в котором я на воле
каждый день учусь дышать.

полетать - не хитрость, - мелочь,
если влезть на каланчу.
жить, не падая, умеешь?
я - не очень; но хочу.

ты иди своей дорогой,
не хватаясь за любовь.
если есть судьба, то к сроку
где-то встретимся с тобой.


Пилад:
- Снова встретились с тобою - шутка ветренной судьбы?
 А ведомые судьбою отродясь её рабы?

Я судьбой, как псом, затравлен... Ты свободна выбирать,
Быть ли с верным, быть ли с равным. Быть счастливее стократ.

Право, жаль, что пробежала снова кошка промеж нас...
Ты подумай. Для начала предлагаю просто вальс.


Ифигения:
- Мне по душе, что речь твоя проста,
в твоих словах нет горечи и желчи,
и с виду ты действительно устал
от сложных трасс (а может, сложных женщин).
Так долго склеп считала за приют,
что в зеркалах я вижу незнакомку.
Прости мне недоверчивость мою,
ответов незаслуженную колкость.
Давай поставим точку с запятой;
линейностью толкаемым в непруху
крутиться в колесе - совсем не то,
что в танце левитировать по кругу.
Что дальше - станет ясно, а пока
на вальс согласна. Вот моя рука... 

Пилад:
- Взволнован я... Не знал наверняка,
Что скажешь ты. Обоим нам непросто
Поверить в то, что верная рука
Из круга вновь ведёт на перекрёсток.

Так долго был ничей... Теперь я твой.
И без врачей чуть более живой...

***

Автор:
- Покуда давние друзья
Вели свою беседу,
Взлетело солнышко в зенит,
А к солнышку — строка...
Но отступлю от правил я.
По тающему следу
Вернусь, разматывая нить
Словесного клубка...

***
Припомним Фоку. Наш герой,
Отшельник и аскет,
В пещере Гудрун под горой
Мутит «велосипед» -
Нет механизмии чуднОй
Названия пока,
Но Фоку «примус» заводной
Прославит на века.
Но я немного не о том
Хотела рассказать:
В подарке Фоки непростом -
Мой авторский азарт,
Моя удача, мой кураж,
Мой чуткий камертон...
Не примут люди за витраж
Раскрашенный картон.
---
Итак, подвеска: «Ночь и День».
(Учёный наш — буддист?!)
Бери, де, автор и владей,
С умом распорядись.
Держу подвеску - «День и Ночь».
Гадаю: как же быть?
А Йамы сын и Евко дочь -
В тисках одной судьбы.
В судьбу вмешаюсь. Амулет
Убережёт детей...
Я ветром сквозь завесу лет
Вдоль руницы путей
Пройду к истоку. Прослежу,
Чтоб ниточки дорог
Сплетались правильно в ажур,
И всё свершилось в срок...
Ну, а покуда правлю я
Сферический сюжет,
Дошла история моя
До краешка манжет.
Две нити скручены в одну,
Продёрнуты в ушко,
Игла снуёт по полотну
Сюжетному легко.
Следи, читатель, за канвой, -
Течёт из-под руки,
Бурлит и пенится живой
Поток моей строки...

***

Эйвинд:
- Здравствуй, наш любимый, зритель, благодарный, терпеливый.
Семимильными шагами приближаемся к финалу
Сказа о Медвежьей Шкуре и сразившем Бера Евко,
О проклятье девы Гудрун и большой любви Нарьяны.
"Ночь и день" - дуэт, рожденный на турнире менестрелей,
Скальдов, бардов и акынов завершает эпопею.
Ну, продолжим, Вандис?..  Скоро мысль порождает слово,
Да не скоро, ой, не скоро слово обрастает делом…
Солнце близится к зениту, переходит лето в осень.
День короче, ночь длиннее. Стало явно холоднее.
По дороге через поле путник движется усталый
С посохом, видавшим виды, и с котомкой за плечами.
Путь далёк, приют не близок. И как только он подумал,
Что пора б остановиться и ногам устроить роздых,
Вдруг идущую навстречу он девицу заприметил.
Молода, стройна, красива, только  обувь  истопталась.
Видно, пройдено немало сквозь дожди и непогоду.
Да ещё отяжелела (три луны прошло, не меньше).
Ей бы щи готовить в печке, ждать любимого с охоты,
В чистоте храня жилище, а не шляться по дорогам.
И окликнул тихо странник: "Не спеши, душа-девица.
Ты ещё везде успеешь, уверяю. Не пугайся,
Я не враг тебе, и если быть совсем уж откровенным,
То, скорее, друг. Я - Варди. Так зовут меня с рожденья.
И тебя я не обижу, помогу советом добрым,
Разделю свой хлеб насущный у костра... Давай, присядем.
Погляди, - уголья шают, приглашая обогреться.
Как зовут тебя, голубка? А ещё скажи на милость:
За какой идёшь нуждою, что тебя зовёт в дорогу,
Да ещё с такою ношей?  Что за дело ты пытаешь?.."

Вандис:
- Другу кланялась Нарьяна, тяжело к огню присела.
Да и верно – утомилась. Третий месяц на ущербе,
Как отправилась из дома в дальний путь по следу Евко.
Все болота исходила, все чащобы-буреломы.
Встречных спрашивать пыталась,  все красавицу жалели,
Только помощи-то в горе ей ни делом, ни советом…
Так ответила Нарьяна на вопросы Друга-Варди:
«Три луны тому, как вышла я на поиски пропажи –
Не вернулся мой любимый из урочища с охоты.
По моей вине загинул, сироту ношу под сердцем.
Духи озера лесного, птицы, звери, звёзды в небе
Знают – я любила Евко. И любить не перестану,
Даже если чум Вэсо’ко вдруг обрушится на землю.
Видно,  чем-то провинилась шибко я перед богами –
В темноте затлело счастье, разгорелось и погасло…
Отыскать бы мне останки, чтобы с миром упокоить.
Как войдёт ребёнок в  разум, задавать начнёт вопросы –
Об отце-то что отвечу? – хоть могиле поклониться…
А тебе спасибо, путник. Доброту твою запомню, -
У огня присесть позволил и последним поделился…
А теперь пойду, пожалуй. Мне бы к осени хотя бы
Утолить мою кручину – отыскать мою пропажу…»

Эйвинд:
"Дай-ка руку мне, Нарьяна," – старый Варди отвечает, –
"Так ведь звать тебя? Наслышан о твоём большом несчастье:
Говорят в народе. Скальды песни грустные слагают.
Но зачем же ты, Голубка,  ищешь Евко под ногами?
Он ещё не умер, - вижу на ладони вашу встречу.
Только много испытаний пережить тебе придётся.
Как же твой клубок распутать?..  А иди-ка к мудрой ведьме.
Уж она-то непременно верный путь тебе укажет.
Отдохни сейчас, Нарьяна, а с утра мы разойдемся.
У меня своя дорога, а тебе идти на запад.
Пару дней идти - увидишь одинокую вершину.
Распознать ее не сложно:  пик расколот на две части.
У подножья той вершины до поры и проживает
Та, кто, думаю, поможет и на путь тебя наставит.
Не впадай в унынье, детка, и к тебе вернётся счастье.
Передай поклон от Варди с благодарностью за травы…

Вандис:
- До утра спала Нарьяна безмятежно и спокойно,
Без тревоги, без печали, будто в тёплой колыбели.
А проснувшись, попрощалась (навсегда ли?) с добрым Другом,
Подняла свою котомку и пошла себе далече…
Долго ль, коротко – дорога привела её к утёсу,
Под которым Дева Гудрун коротала дни в берлоге.
Вот она и оказалась этой самой мудрой Ведьмой,
О которой между прочим  рассказал Нарьяне Варди.
С той уже далёкой встречи три луны прошли, растаяв,
Будто снежные комочки, в золотом котле Вэсо’ко…
А снежок уже порошей лёг на шёлковые травы,
На понурые деревья, на простуженные камни. 
И уже холодновато было в летнем одеяние –
Зябли руки, зябли ноги, сердце зябло без надежды…
Подошла к скале Нарьяна. Увидала вход в пещеру,
Занавешенный циновкой из травы сухой болотной.
Услыхала крик утробный, со звериным рыком схожий.
Крик неблизкий и невнятный – глубока берлога Гудрун…
Побрела во тьме Нарьяна, в узком длинном перешейке –
Странный голос ближе, ближе… Вот и свет. Огонь играет
В очаге под тёмным сводом из корней переплетённых,
Узловатых, будто пальцы покалеченного тролля.
В свете пламени Нарьяна видит странную картину:
Дева в родах, - бремя пОтуг жизни новой путь открыло.
Но уже через минуту у огня перед Нарьной
Не измученная дева, а медведица рожает!
А ещё через минуту нет её, как не бывало –
Снова девы крик протяжный Первопредка дух тревожит…
Принесла воды Нарьяна, порвала подол испода,
Приняла у девы сына, - сильный мальчик и здоровый.
А уже через минуту дева в облике медвежьем
Родила дитя другое, - дочку, крошку-медвежонка…
Беспокойным сном забылась, и во сне непроизвольно
Вновь и вновь меняла облик – то медведицей, то девой
Становилась, и казалось – это будет продолжаться
Бесконечно, без надежды прекратить её мученья…


Эйвинд:
- ...Сын, рожденный мудрой Гудрун, громко плакал, надрывался,
Если мама в одночасье становилась диким зверем.
И Нарьяна в те минуты на руках его качала,
Успокаивала лаской, добрым словом, тихой песней.
Ну а дочка-медвежонок – белый, крохотный комочек –
Только ела, прижимаясь к маме в облике медвежьем.
Да спала - не нарушала тишину, подобно брату.
Не спеша тянулось время в зачарованной пещере,
Так смола течет по древу в полдень середины лета.
Силы медленно, но верно покидали дочь шамана.
Изможденная Нарьяна где-то между сном и явью
За огнем в костре следила да баюкала младенца,
И давно со счету сбилась постоянным превращеньям...
Наконец-то сон тяжёлый отпустил - покинул Гудрун,
Та Медведицей очнулась. И, очнувшись, заревела —
Ажно стены задрожали, и услышала Нарьяна
Сквозь рычанье:
- Кто ты, гостья? Как войти сюда сумела?
Заградила вход в пещеру я могучим заклинаньем:
Ни одна душа живая не должна была проникнуть
В дом Вдовы Слепого Бера и сирот его невольных -
Человека и Медведя, да ещё и прямо к родам.
Зачарованные роды — непростое испытанье...
Только ты вошла спокойно... Знать, нужда была большая.
Или сжалилась Праматерь надо мною и над сыном.
Без тебя уснул бы смертным сном последний сын Йамалли.
Вижу, детка, - понимаешь ты меня в любом обличье.
Что ж молчишь, не отвечаешь? Чай, устала — мочи нету, —
Говори же, что за дело привело твою дорогу
К очагу моей берлоги в ночь, великую для Арсов -
Ночь Рождения Берсерков? Говори, - тебе внимаю.
А потом усни спокойно. Да не бойся, не обижу.
А когда вернутся силы — отпущу с добром и с миром.
Дабы ты успела к сроку до селения добраться.
А ходить тебе тяжёлой полторы луны, не дольше.
Поторопишься — поспеешь. Вижу, - это будет дочка...
Говори, не то промедлишь и уснёшь на полуслове.

Вандис:
- И промолвила Нарьяна, обнимая сына Гудрун,
К шевельнувшемуся чреву прижимая, как родного:
«Деве мудрой, обращённой в Мать-Медведицу, отвечу.
Не прошло ещё и года, как у озера лесного
Я отца своей дочурки не на радость повстречала.
Обрела и потеряла. С той поры ищу по свету...»
...Всё поведала Нарьяна — как давала клятву Евко,
Как ему женою стала против батюшкиной воли,
Как придумала уловку — Состязание Невесты,
Как велела воротиться женихам со шкурой Бера.
И о том, что было дальше — как вернулся храбрый Хаук
Сам не свой и покалечен, как угас в бреду горячки,
Не сказав о милом Евко ни единого словечка.
Как ушла тайком Нарьяна из селения родного,
Чтоб отца своей малышки отыскать любой ценою...
Рассказала о недавней встрече с добрым другом — Варди.
И привет передавала с пожеланиями блага.
И о том, как отыскала путь к раздвоенной вершине
Той скалы, в тени которой и была берлога Гудрун...
Рассказала и свернулась у огня, прикрыв ладонью
Нерождённой дочки темя, и уснула, веки смежив...
А Медведица молчала. Чуть дышала - наблюдала,
Как младенец, Сын Йамалли, перестав её пугаться,
Обхватив сосок набухший, жадно ест — проголодался...
Долго ль, коротко Нарьяна у огня спала — не знаю.
Но вестимо — пробудилось. Потянулась, огляделась,
Улыбнулась мудрой Гудрун — деве в облике медвежьем
И сказала: в путь-дорогу мне пора, прощай покуда...
А Медведица Нарьяну задержала у порога.
Попросила взять сынишку, унести подале — к людям.
Дескать, в облике медвежьем с человеческим ребёнком
Сладить будет невозможно, — непосильная задача.
Попросила Дева Гудрун позаботиться о сыне.
И Нарьяна обещала — прикипела всей душою
К малышу, что копошился у медведицы в подбрюшье.
Спеленала мальчугана в то, что было под рукою,
Молока сцедила в плошку из тугих сосков медвежьих,
Поклонилась и простилась, но опять её с порога
Воротила Дева Гудрун — ведьма в облике медвежьем.
- За добро твоё, голубка, повинюсь перед тобою.
Это я в минуту гнева прокляла убийцу Йамы.
Тем убийцей был охотник — твой, Нарьяна, милый Евко.
Я потребовала платы у Вэс'око за утрату,
У весов сравняла чаши: взял медведя — дал медведя.
Твой любимый нынче бродит по тайге в медвежьей шкуре,
В полнолуние теряя нА три ночи облик Бера,
Становясь самим собою — человеком — нА три ночи.
Только разум человека к Евко больше не вернётся.
Помнит сердце, как любило, а кого — Медведь не вспомнит.
Не ищи его, Нарьяна. Не вернёшь того, что было.
Нерушимое заклятье на убийце Бера Йамы...
---
...Тихо плакала Нарьяна. Слёзы бисером катились
На макушку и затылок сына Гудрун и Йамалли...
Постояла, повернулась, за порог шагнула дева,
Но опять её с порога — в третий раз — вернула Гудрун.
- ...Промолчала, не корила, поняла — за то, голубка,
Я тебе открою тайну. Невозможно снять заклятье.
Способ есть его ослабить. Всё в твоих руках и воле.
…Далеко за окоёмом, за великим океаном
Уронила ожерелье дочь Небесного Владыки.
Раскатились, расплескались семь жемчужин драгоценных.
Семь жемчужин разноцветных, семь озёр легли в ладони
Горных кряжей - древних стражей, семь волшебных оберегов.
В тех озёрах ловят Боги рыбу-радугу сетями.
Но поймать никак не могут — ускользает эта рыба.
Если ты поймать сумеешь рыбу-радугу, Нарьяна,
Если ты покрасишь пряжу, чешуи коснувшись нитью,
Если ты из этой пряжи свяжешь милому рубаху,
Если ты её на Евко в полнолуние наденешь,
Он к тебе вернётся прежним. НА три дня и нА три ночи.
А потом утратит память, облачившись в шкуру Бера.
Только сердце человека будет помнить о Нарьяне...
Всё в твоих руках и воле. Не вини меня, голубка...
А теперь ступай. И помни, - позаботиться о сыне
Обещала ты, Нарьяна. Обещание исполни!..
---

Эйвинд:
- ...Отошла уже далёко наша странница под горку.
И решила обернуться, будто что её толкнуло.
Обернулась — изумилась: увидала, как уходит
Гудрун в облике медвежьем, с нею рядом — медвежонок.
Шаг за шагом по спирали в небеса, туда, где тлеет
Головня — причина смерти мужа Гудрун, Бера Йамы.
И, почти неразличимы, всё идут, идут кругами,
Выше, выше — к яркой точке, ставшей Вечной Осью Мира...
---
Провожая взглядом маму — только день ему от роду,
А уже какой смышлёный! - заходился горьким плачем
Незадачливый сынишка Йамы — Бера-Первопредка.
Тяжело идти Нарьяне по болотам-буреломам.
Тяжело нести мальчонку и созревший плод в утробе.
День прошёл, другой и третий. А селения не видно.
Молока совсем немного в плошке — дно едва покрыто.
Страшно, маятно Нарьяне. Но мальца баюкать надо:
«...Ты не плачь, мой медвежонок, Бер капризничать не должен.
Молочка покушай лучше, и не бойся — не оставлю,
В дикой чаще на съеденье зверю лютому не брошу.
А заря с зарёй сойдётся — с неба мама улыбнётся,
И сестра помашет лапкой новорожденному брату.
Ты не лей напрасно слёзы — медвежатам стыдно плакать.
Вот пройдёт 17 вёсен — пролетят, и не заметишь! —
Станешь ты слагать баллады и пойдешь по миру с лирой.
И тогда, на пике славы, ты узнаешь, сын Йамалли,
Удивительную тайну о своих могучих предках...»

И от голоса Нарьяны в небе тучи расходились,
Солнце нежно согревало и дарило луч последний
Перед тем, как тихо скрыться до весны за горизонтом...
Птицы ягоды носили сыну Гудрун и Йамалли.
И Нарьяна сок давила в плошку, молоко разбавив
Поначалу соком ягод, после — собственною кровью...
---
Вандис:
- ...Третьи сутки на исходе. Обессилела Нарьяна.
Наконец тропа лесная стала торною дорогой.
Вышла девица под вечер к поселению большому.
И с торговым караваном прошмыгнула за ворота.
Было людно, было шумно. Шла Нарьяна переулком,
Вывел деву переулок аккурат к рядам торговым.
И от запаха съестного — пирогов, горячей сдобы, -
Закружилась у Нарьяны голова перед прилавком.
И упала бы бедняжка, уронив мальчонку наземь,
Да стояла рядом дама, — по одежде и осанке
Не из бедных горожанок. Выбирала хлеб степенно,
А за ней несли корзины слуги — дюжие громилы...
---
Эйвинд:
- ...И по знаку знатной дамы слуги бросили поклажу,
Подхватили и Нарьяну, и рыдающего Бера.
"...Молока младенцу. Живо! Успокойте, чтоб не плакал.
А сюда - краюху хлеба, спелых фруктов из корзины.
Кто ты, бедное созданье? И чьего несешь ребенка?
Ты сама брюхатой ходишь, а ему едва неделя.
Ешь спокойно и не бойся. Обижать тебя не стану.
Был мне сон о трех голубках, будто дам приют и пищу,
Отогрею, а наутро снова выпущу на волю..."
«...За насущный хлеб — спасибо...», – тихо молвила Нарьяна, -
«Я ищу родного мужа с середины Мидсоммара.
А ребенок плакал в старой и заброшенной пещере,
Прождала я двое суток — так никто и не явился.
Забрала с собой мальчонку, — не бросать же  на погибель...»
«...Что же, раз такое дело — будь моей желанной гостьей.»
И Нарьяну усадили в золочёную повозку,
Привезли в богатый терем, смыли грязь, переодели
И на пару с юным Бером увели в опочивальню...
А во сне пришел к ней Варди и сказал: «Не время мешкать!
Оставляй  хозяйке дома сына Гудрун и Йамалли,
А сама спеши на берег - сократишь дорогу к Евко...»
---
Вандис:
- ...Утро вечера, известно, мудренее. И Нарьяна
У приветливых хозяев попросить пошла совета:
На кого оставить Бера — Золотого Медвежонка,
Сына Гудрун и Йамалли... Предстояла ей дорога.
Путешествие такое пареньку сулило гибель...
И хозяева сказали: «...Не кручинься о младенце,
Отправляйся в путь-дорогу с лёгким сердцем без печали.
Не оставим без пригляда и кормилицу подыщем.
В замке вдовая кухарка по ребёночку горюет, -
Мертворожденного сына вслед за мужем схоронила,
Не прошло ещё недели... Вот она дитё и вскормит...»
Дама хлопнула в ладоши: «...А позвать сюда кухарку!..»
Дева статная явилась в тёмных траурных одеждах.
Прошептала: «Мой сыночек!..» - слёзы градом покатились.
Малыша прижала к сердцу, колыбельную запела,
Понесла в свои покои...
                «Видишь,» - молвила Нарьяне
Сердобольная хозяйка, - «Дело сладилось. Не медли,
Собери в дорогу снеди и ступай себе спокойно...»

...И пошла Нарьяна к морю. По совету Друга Варди.
Уповая на удачу и судьбы благоволенье...

---
Эйвинд:
- ...Море бликами играло в ожидании Нарьяны.
Крики чаек растворялись в нежном шепоте прибоя.
Гавань суетно шумела, мимо грузчики сновали
По мосткам туда-обратно... Вдруг один толкнул Нарьяну.
Тут же, будто коршун с неба, грянул с палубы на пристань
Парень в бархатном камзоле, тридцати годков, не больше.
Зычно гаркнул на громилу: «Ну куда ты прёшь, не глядя?!.»
И к Нарьяне обратился: «Госпожа моя, кого же
Вы искали? Муж напился и домой забыл дорогу?..»
Улыбнулась безмятежно собеседнику Нарьяна:
"Вы почти что угадали: несомненно, дело в муже.
Я ищу по белу-свету край семи озёр заветный.
В том краю моя надежда на свидание с любимым.
А зовут меня Нарьяной. Пассажира не возьмёте?.."
Собеседник сдвинул брови и, немного поразмыслив,
Произнёс уже серьёзно: «О такой стране не слышал,
Сколь ни хаживал морями. А прошёл, клянусь, немало –
"Альбатрос" мой быстрокрылый побывал уже повсюду.
Эту гавань покидает на закате, ближе к ночи.
Уважаю я, Нарьяна, риск подобный и отвагу.
Вам каюту предоставить я готов без промедленья,
Но решайте, — до заката есть ещё часа четыре.
Не решитесь — дело Ваше, обижаться я не стану...»
И, поклон отвесив чинно, он на борт взлетел обратно...
---
Вандис:
- ...У какого-то  матроса дева шёпотом спросила:
Кто таков, мол, и откуда? Тот с почтением ответил:
Карла сын, негоцианта из поморских дальних свеев,
Капитан, де, сей скорлупки. Слишком молод?.. Что Вы, полно!-
Он в расцвете лет и славы, героический мужчина!..
И раздумывать не стала — поднялась на борт Нарьяна.
Капитан (назвался Джеком) был любезным и учтивым.
А когда набили трюмы под завязку разным грузом,
За кормой осталась гавань — вышло судно в сине-море...
День, другой проходит — деву так тошнит от сильной качки,
Что глотка воды не может проглотить. Вставать не в силах.
А на третий день некстати преждевременные роды
Начались у нашей девы. Аккурат во время шторма.
Старый кок умылся ромом (отхлебнул, само собою),
Постелил скатёрку на пол, принял слабенькую кроху,
Спеленал в свою рубаху, положил под бок Нарьяне
И ушёл...
              Штормило крепко. Хоть бы что младенцу буря -
И наелась до отвала, и уснула, будто дома.
Захотелось пить Нарьяне. Кок водицы не оставил,
Только огненного рома цельных два галлона с гаком.
Побрела наверх девица. Позвала — никто не слышал.
Так посудину швыряло, - будто пробку или щепку.
А на палубе Нарьяна поскользнулась и упала.
Не моргнул никто и глазом — потащило шквальным ветром,
И волны большая лапа унесла Нарьяну за борт.
Миг — и скрылась под водою... А в каюте громким криком
Новорожденная дочка о себе напоминала...
Старый кок потом казнился, только что малышке проку
С запоздалых угрызений непутёвой повитухи...
Шторм утих на третьи сутки. Вся команда уцелела.
И малышка — вот так диво! - на пюре и на бульоне
Прожила ещё неделю. А в порту, сойдя на берег,
Старый кок бездетной паре кроху выгодно пристроил, -
Сам в накладе не остался, и супругам утешенье...


Эйвинд:
-...То не сиверко рыдает, не ревет шатун трехпалый,
Это волны окияна утихают после шторма.
А прибоем на песчаный берег вынесло Нарьяну,
Исхудавшую в пучине и едва-едва живую.
Сколько так ее носило, нам доселе неизвестно.
Только вынесло волною деву на родимый берег.
Птицы в небе раструбили, что кормилица вернулась,
И слетелись, а за ними звери радостно сбежались...
А кормилица, наевшись молока от оленихи,
Удивленно прошептала: "Неужели я вернулась?..
Только как? Признаться честно: ничего сейчас не помню.
А давайте, словно в детстве, расскажу свой дивный сон я?
Только не перебивайте. Мне приснились в лунном свете
Семь озёр, а я ловила в них большую чудо-рыбу.
Перья рыбы той светились всевозможными цветами.
Для чего ее ловила - то мне было неизвестно,
Только знала, что поймать мне эту рыбу очень надо.
Что за семь озёр заветных и таинственная рыба?.."
Звери разом приутихли, птицы тоже, только ворон
Трижды каркнул на березе и повёл Нарьяну лесом,
В бурелом. И на закате вывел к озеру лесному.
Берег весь зарос крапивой, и к воде не подступиться.
Приходилось - ох и жгуча в это лето уродилась! -
Рвать чертовку, пробираясь, прямо голыми руками.
Ворон выдержав паУзу, стал бросать крапиву в воду
И топтать там, выжимая. После каркнул деве, дескать,
Повторяй за мной, что смотришь? Одному мне не под силу...
И Нарьяна прошептала, вымочив крапивы груду:
"Волокно есть - будут нитки - будет милому рубаха..."
....Вечерело. Месяц рожки показал свои несмело,
Словно в ожиданье чуда, он решил проведать Землю.
Чудо вскоре появилось - не заставило ждать долго:
Воды озера поднялись и обрушились на берег,
В ярких красках разливаясь. А с небес звезда скатилась,
Осветив леса и горы, и упала в круг озерный.
- Неужели это рыба? - тихо молвила Нарьяна.
Ворон каркнул, подтверждая. Мол, лови, коли сумеешь....
И Нарьяна, платье скинув и связав узлом на бедрах,
Понеслась, стреле подобна, за своим последним счастьем.
"Счастье" будто издевалось: то ее подпустит ближе,
То в последнее мгновенье улизнет и заиграет
Ярким светом в сотне метров. Но Нарьяна не сдавалась.
Отдохнув на водной глади, воздуха набрав побольше,
Побарахталась и камнем залегла на дне озерном.
Рыба, видимо, такого ну никак не ожидала.
Покружив там, где недавно видела она рыбачку,
Стала медленно спускаться, разбираясь, в чем же дело.
А Нарьяна, незаметно платье развязав, укрылась
И лежала, наблюдая, как плывет в ее ловушку
Эта сказочная рыба. (Хоть волшебная, но дура.)
Подпустив к себе настолько, что поймал бы и младенец,
Резко в платье затянула и всплыла, подобно пробке.
А на берег возвратившись, призадумалась Нарьяна:
"Ну, поймала чудо-рыбу, что теперь с ней буду делать?
Может лучше будет если..."- и на ворона украдкой
Поглядела - тот как будто ничего и не заметил.
"Лучше будет, если, рыба, ты останешься свободной.
И к чему мне, в самом деле, счастье мёртвое на блюде?..
Так что, плавай по озерам, радуй яркими цветами
Мир и вспоминай Нарьяну..."- и с последними словами
Развязала дева платье - рыба радостно нырнула,
Окатив волною берег, а волокна из крапивы
Так и заиграли цветом. И Нарьяна прошептала:
"Будет чудная рубаха для тебя, любимый Евко!.."
Ворон, каркнув, скрылся в чаще, а с небес, держась за месяц,
Опустился медвежонок и промолвил: ты не бойся,
Мама Гудрун наказала проводить тебя в пещеру.
Там, Нарьяна, ты отыщешь всё, что может пригодиться.
Ну, бери свою крапиву, обними меня покрепче
И закрой глаза. Закрыла?.. А теперь открой: мы дома!
Обживай пещеру нашу, ну а мне пора на небо.
Не кручинься, дочь шамана, а вяжи рубаху Евко.
Помни, что в твоей печали скоро будет передышка...

Вандис:
- ...Золотые корабли
По воде бегут на юг.
Близко время белых вьюг...
...Ты боли во мне, боли.
Не стихай.

Всё вернётся. У огня
Будет кот и добрый друг.
И тепло знакомых рук.
Но не будет ни меня,
Ни стиха.

Всё вернётся. У воды
Рвётся клочьями туман.
Сочиняется роман.
Вьются стёжками следы
У крыльца.

Посреди большой земли
Вволю ветра одному.
И не скажешь никому:
«...Ты боли во мне, боли.
До конца...»

...Что там дева тихо пела, спицы в петли продевая,
И сама не понимала — просто пела, будто пламя.
Будто ветер в медных листьях, будто волны на закате.
А мотки волшебной пряжи день за днём всё меньше, меньше.
А на дне небесной чаши две медведицы по кругу
Всё ходили, подпевая, у костра своей утраты, -
И забыть о ней не в силах — тяжело, и помнить больно...
Всё ходили ночь за ночью... Так весну сменило лето.
А крапивная рубаха дивной радужной расцветки
У Нарьяны, после бури всё забывшей, кроме Евко,
Через девять полнолуний на десятое готова.
Что же дальше?.. Вот последний узелок на нашей нитке:
В тишине неподалёку от затерянной пещеры
Вдруг услышала Нарьяна грозный рык, подобный грому.
То, круша стволы валежин, Бер пришёл по бурелому.
И упали сталактиты, и обрушилась порода.
И едва не завалило вход в пещеру. А Нарьяна
Встрепенулась, подхватилась, натянулась тетивою
В ожидании ЧЕГО-ТО... А чего — сама не знала.
Только судорожно-цепко пальцы стиснули рубаху...
И вошёл потомок Йамы. Встал косматым исполином,
Стукнул в грудь когтистой лапой, топнул — дрогнула пещера.
Рыкнул коротко и гулко — высоко взлетело эхо,
Распугав летучих мышек под холодным тёмным сводом.
Подошла Нарьяна ближе. Глядь — упала с Бера шкура.
Перед ней охотник Евко. Смотрит холодно и пусто.
Смотрит холодно и пусто сквозь неё, не узнавая.
Обняла его Нарьяна и набросила рубаху.
Ту, что много полнолуний убаюкивала песней
У огня под форте ветра и дождей ночных стаккато.
Ту, что Радужная Рыба одарила на прощанье
Цветом нежности бездонной, цветом радости безбрежной...
И пришлась рубаха впору... Улыбнулся, потянулся,
Будто к солнышку, - рассудок воротился к человеку.
И шагнул навстречу Евко, тихо выдохнув: «Родная...»,
Не удерживала слёзы на груди его Нарьяна...

                ***
Улыбнулся месяц ясный, подмигнул на ветке ворон,
Хохорей кричал далёко — улетел за беломоре.
Слышал вукка-оленёнок, маме-важенке поведал...

...Да конец ли это сказке? Может быть, другой начало?..

                ***
Автор:
- ...А что же дальше? Погоди
Ещё денёк другой, -
Развязка сказки впереди,
Читатель дорогой.
Все узелочки развяжу,
Всёму придёт черёд.
(Такой пассаж и Лиссажу
Не сразу разберёт...)
;))

Продолжение: http://www.stihi.ru/2014/05/17/4912