Вдруг к тишине моей приникнул звук,
наполненный отчаяньем и верой,
он вспыхнул болью где-то в межреберье
и лбом уткнулся в беззащитность рук.
Горячечный и непокорный. В нем
я слышу то, что он в себе не слышит,
такой мужской и все-таки мальчиший,
играющий с надеждой, как с огнем.
Такой родной, что я дышу с ним в такт,
вдыхая жизнь и становясь собою.
А время истязает нас обоих
своим холодным медленным тик-так.