Валентин относился к тому типу людей, с которыми всегда происходит что-то необычное. Заявил он о себе пятилетним ребенком, объевшись беленой, — его тогда еле откачали в рай¬онной больнице. С тех пор редкая семья в селе не знала о нем какой-либо истории.
В выражении его лица было что-то никулинское: на Валентина, как и на великого артиста, нельзя было смотреть без улыбки. В больших голубых глазах пастуха, окаймленных рыжими ресницами, даже с возрастом не пропадало детское удивление. А любимое словосочетание «Эх, ты», произносимое на разные лады с добавлением ядреных русских выражений, делали его немногословную речь красочной и образной.
В летний полдень он отдыхал, лежа на боку у края Бокалдины (так мы называли небольшое болотце в лугах), и, отгоняя изредка стеблем полыни от босых ног жаливших и щекотавших насекомых, следил глазами за выкрутасами жуков-плавунцов и головастиков, выжидая, когда же подоит корову тетка Анна.
У этой женщины не было детей, и когда другие колхозницы, доверив полуденную дойку своих коров дочерям, отдыхали, кто в сенях, кто и в погребе, спасаясь от жары, она, пообедав наскоро, бежала на стойло и доила последней.
Большинство коров уже лежало, пережевывая жвачку и сопровождая этот процесс шумным сапом. Разномастные, они походили издали на перевернутые лодки, выброшенные морем. Рыжий, с широко расставленными короткими ногами бык Чемберлен (после войны взяли моду давать клички быкам из имен лидеров разных стран) обхаживал пегую телушку. Впитывая острые запахи ее чрева, он выгибал верхнюю губу, обнажал розовую десну с рядом крупных зубов и морщил нос.
Казалось, этот день не сулил ничего необычного. Пастух отдыхал, стадо тоже. Тетка Анна, наконец, подоила свою буренку и, накрыв подойник чистым платком, пошла к селу. Едва она удалилась шагов на двадцать, пастух вскочил. Его мочевой пузырь давно уже напоминал о перегрузке, но не будешь же отливать при женщине. Укрыться здесь было негде, а далеко отходить от стада было лень.
Зная о любви животных к соли, Валентин давно приучил быка отзываться на короткое « с-су!», а тот подолгу потом вылизывал намокшую землю. Вот и теперь, позвав быка, он занялся обычным делом, а бык, прекратив ухаживание за телкой, мчался к нему, тряся лоснящимися боками и поднимая крепкими ногами пыль.
Но в этот раз озорной пастух кликнул, видимо, быка рановато. Струя, бившая с большим напором, угодила в глаз спешив¬шему животному. Не поднимая головы, бык как ухватом так саданул опешившего ублажнителя, что тот навзничь плюхнулся в мутную воду Бокалдины, набрав от неожиданности и удивления воды в рот. Поднявшись на ноги, он долго отплевывался и, еле передвигая ноги от набухшей одежды и вязкого ила, грозил кулаком Чемберлену: «Эх, ты! Бугай долбаный... Чтоб на тебе черти воду возили! Чтоб тебе пауты муди искусали. Чтоб, чтоб...»
Но, довольный отмщением, бык, гордо подняв голову, спокойно шагал к ожидавшей его пеструхе.