Я видел женщин самых разных.
Я целовал их и грустил.
И набирался понапрасну
Ненужных стихотворных сил.
Все поцелуи исчезали,
Подобно радости с лица.
И больше громко не стучали
Наши потёртые сердца.
Их платья больше не томили:
Стакан, табак и россыпь звёзд,
Но в поэтической могиле
Терялся заданный вопрос.
Дрожало всё: столы и руки,
глазницы опустевших глаз,
Да так, что жизнь пошла по кругу,
не намекая мне на вальс.
Какого чёрта, я с гордыней,
Глядел вперёд и уповал
На то, что имя, моё имя,
Мне сам Всевышний даровал.
И тут не скрыть, и врать не нужно,
Что в заколоченном гробу,
Где было даже думать душно,
Я выбрал зябкую тропу.
А всем казалось! Мне казалось,
Что выворачивать себя -
Одни лишь пустяки и шалость,
В безумстве прожитого дня.
Теперь иду, склонив на землю,
Свой нос и взгляд, и всё о том:
Что при желании быть первым,
я стал последним дураком.
Мне надоело жить и знать,
Что быт и быта суматоха,
Готовы руку мне пожать
без сожалений и без вздохов.
С того и стало мне тревожно.
Смотри на юг, а там узрей
меня, которому так тошно
Растрачивать минуты дней.
Я жду совета. Где-то свыше
Смеются надо мной. И что ж?
И вместо ежедневной пищи
я натыкаюсь ртом на нож.
Как будто я уже никак
С колен подняться не сумею!
Ведь погибает не дурак,
А тот, кто дурака умнее.
Целует грусть в печальность лба
И я чего-то ожидаю.
За что мне жизнью грусть дана -
Ты хоть убей,
не понимаю.