Поглядишь в окно и увидишь зиму
и трубу котельной за детским садом.
Молоко приносит мне баба Зина,
говорит, зима, доставай, мол, сани.
Глядь, и впрямь зима и волхвы с подачкой:
полуостровом Крымом, бутылкой сангрии.
Снова я пролюбил все свои аттачи:
не могу найти на балконе санки.
Ни саней, ни лыж, ни стакана с кофе.
Если б прикуп знал, не курил бы дурку.
Назову тебя, баба Галь, Прасковьей,
а не хочешь так, будь хоть бабой Дуней.
Ночью выпал снег, и теперь заметно,
как строчил по снегу собачий зингер.
Идеальный день, но по всем замерам
молоко твое скиснет, соседка Зина.
Говорю: не дрейфь, небольшое горе,
сорок лет зимы — это круче фишка.
Баба Люда стоит у меня в коридоре,
улыбаясь мне, словно Лоренс Фишборн.
Тридцать три рубля за большую банку —
как ни кинь, а счастья полно на свете.
И летит над крышами Шура баба
и рукой своей рассекает ветер.