18/
А мой любимый чай,
тот, который "пуэр" или "да хун пао",
она называла
редкой китайской дрянью.
Она ломала все мои грани
и ребра, будто бумажный кубик,
а после впивалась в губы,
пальцы вонзая в бедра,
и жизнь приобретала
какой-то смысл.
Она – мое небо. И этой выси
я ранее не посвящал ни строчки,
ну а теперь – три точки. три тире. три точки…
Как-то не страшно, но синее небо
казалось вымыслом,
самым синим, чем синяя даль океана.
Мне ничего не нужно было,
но она, она где-то там,
но она уже не рядом.
Я выпил бы яду,
но им и так весь перенасыщен.
До нее я сердцем был нищим,
ну а теперь зачем такое богатство,
если с ним
у сердца выход один –
разорваться.
Злись, умирай, люби, женись -
всё в один день,
всё в одну жизнь.
Снова глагол,
снова выкрик и действие,
противовес обыденным мыслям,
работа и дом, и как говорил Хемингуэй
"маленькие башмачки детские
я отдаю в комиссионный магазин.
Они не пригодились,
наши дети не родились. "
Живая история - обыденность вымысла.
Воздушные замки разлетелись в пыль.
Все мои мечты, как большой мыльный пузырь.
А я всё так же люблю
эту зелёную и чёрную
китайскую дрянь.
Меня спасает в такие минуты
только крепко заваренный чай.
17.08.2012