Ирине Науменко
Усталое солнце уходило. За зиму оно порастратило свои силы, и сегодня, в первый по-настоящему весенний день, яростно топило серый снег, грело стволы старых тополей и берез, гнало вешние воды. Над городом стоял пар, обнажился асфальт, а мерзлая земля маслилась антрацитово-черной грязью. К вечеру тепло иссякло. Стоило солнцу закатиться за крыши высоток, как вечерний морозец тут же прихватил землю, снова запахло холодом.
Пассажиры на платформе зябко ежились. Наконец подошла почти пустая электричка. Основная волна пассажиров ехала в противоположном направлении, вон из города. За день поезд тоже устал, без передышки мотаясь между Москвой-Ярославской и Сергиевым Посадом. Неторопливо подбирал он вечерних пассажиров на Лосе, Лосиноостровской, Северянине, вез зачем-то их в Москву…
Проплывал за пыльными окнами Лосиный Остров, пока по-зимнему белый, пустой. Когда-то живописные подмосковные дачные угодья теперь превратились в унылую промзону со скучными жилыми микрорайонами. Только-только выпрастываясь из-под снега, город не успел еще приукрасить себя зеленью. Он казался гравюрой, плоским силуэтом темных зданий на фоне огромного прозрачного неба. И поезд, посвистывая на перегонах, в каждом окне, как на экране, показывал московское черно-белое кино равнодушным своим зрителям.
Никто особенно и не смотрел по сторонам. В теплом вагоне каждый уткнулся в свое, коротая надоевшую дорогу. После Мытищ по вагонам пошли продавцы, потянулись попрошайки. Покупали мало, подавать почти не подавали. Только морщились в ответ на слишком громкие вскрики, не отрывая глаз от телефонов и дешевых книжек. Попрошайки не обижались, шли себе дальше, привычно подвывая: сами мы люди не местные, нас тут несколько семей на вокзале… Ария заезжих гостей переходила из вагона в вагон, никого не трогая напускным пафосом.
В вагон вошла пара: высокий парень с гитарой и маленькая строгая девушка. Вот на них было приятно посмотреть – если бы кто-то только захотел внимательно приглядеться. Молоденькие, почти дети, студенты, наверное. Он – прямо Иван-царевич, русый, кудрявый, голубоглазый, румянец во всю щеку. Девушка, как мышка, выглядывала из-за его широких плечей, сурово насупившись, оглядывала пассажиров. Казалось – набросится с кулаками, только посмей обидеть ее драгоценного певца.
Парень устроился в проходе, потренькал, настраивая гитару. Пассажиры в душе взмолились: только не шансон! Хотя что можно было ждать от этого певца, с его открытым взглядом, с наивным выражением почти детского лица, какого шансона? Скорее – детскую песенку про дружбу… По рядам пролетел смешок, когда парень затянул:
Речка разлилась напрасно,
Ей друзей не разделить,
Ля-ля-ля-ля …
Будем дружбой дорожить…
Он даже пел, как-то наивно раскрывая рот и честно растягивая гласные на концах строчек. Нет, небольшой голос у него все же был, и тембр приятный, но петь он не умел совершенно. Многие бы заплатили, чтобы он перестал, да и шел прочь.
Но парень решил отработать всю программу. Запел еще что-то, потом еще. Получалось неважно. Ни одну песню не довел до конца, все оглядывал пассажиров. Видимо, он не мог работать без поддержки зала, без зрительской симпатии. Девчонка за его спиной прямо вся извелась. Она чуть не подпрыгивала, она готова была стукать этих ленивых слушателей по головам. Как смели они не обращать внимания на него, как смели не слушать?! Она кусала себе губы от досады. На середине четвертой песенки она буркнула певцу куда-то в лопатки:
- Хватит. Не надо. Пойдем.
А про себя, видимо, костерила невнимательных пассажиров: уроды, козлы, гады… Она схватила царевича за руку и поволокла по вагону. Он запутался в своих длинных ногах, споткнулся о чью-то сумку, чуть не упал, но с его красивого лица так и не ушло это удивительное, доброе, детское, наивное, доверчивое выражение… Эх, паря, как ты жизнь-то проживешь с таким лицом… «Проживет», - упрямо пискнула маленькая сердитая Гарпия за его спиной. И ведь проживет, пожалуй…
Не знаю, так ли уж были нужны им деньги. Девчонка несла разверстый пакет. Я оклинула ее и высыпала всю мелочь, что была в карманах и кошельке. Сердитое лицо девушки вспыхнуло, глаза сверкнули: спасибо. А парень остановился и, наверное, в благодарность, хотел спеть мне еще что-нибудь. О нет, только не это…
Остальные пассажиры наконец оторвались от своих экранов и книжек, заулыбались, глядя на парочку, стали тоже сыпать монетки в их пакет. Что-то они у нас в вагоне насобирали. Но мы платили не за заурядное пение. Просто мимо нас прошла Настоящая Любовь…