На крыльце его головы под навесом носа
твердеет издохший пёс языка.
Дверь выбита,
над проёмом висит колокольчик,
а дальше тёмно дымится сплошной коридор глотки.
Над навесом зияют две закопчённые дыры.
Внутри его тела растёт холодная ночь.
Светит невидимая луна заплывшего жиром сердца,
жабы булькают, совы ухают, ужи шипят,
в берлогах большое громкое дыхание;
ширятся болота, углубляются топи.
Если бы я стал колоть иглой его живот,
то внутри бы вспыхнули звёзды.
Выплощение – чёрный туман стелется.
Ещё никто не знает, где именно насквозь прогниёт
стена этого мира, объявив Солнце,
которое осветит покинутый им дом.