Борису Кутенкову
Под синие строки, зовущие за борт куда-то,
где море мерцаний, а смысл привычный одрях,
ребёнок с лицом предстоящего яду Сократа
старел на глазах, умирал и рождался в дверях.
Он снова вплывал и скитался по комнате пленно
и мерил свой шаг, укрощая погоду лица,
от паузы тесного пола в начале катрена
до края приветливой бездны, где точка конца.
Всё это качалось на тонкой невидимой ноте,
чужой и знакомой, как первая мысль поутру,
такой же, какую поймёшь, выбираясь из плоти
размять гулкий голос души на нездешнем ветру.
Ребёнок идёт и читает по сердцу, как дышит,
от темени ангела до преисподних седин,
средь звона ладоней и глаз многочисленных вспышек
обретший вниманье - сумевший остаться один.