***
Чуть ли не вплавь добирался я в город Салерно…
Пуля в заду и шершавый дублон за щекой.
Молодой рыбачок… Если только я понял всё верно:
Он вытащит пулю – я выплюну свой золотой.
Дублон мы потратили в местной харчевне. Джованни,
Так его звали, – картавя куриным крылом,
В рейтары звал меня: «Вот где пограбим!» Джованни!.. –
Так его звал я, когда он уснул под столом.
Из-под стола, кое-как отыскав свою ногу,
Шишку набив, и наметив маршрут заодним –
Джованни слюнявил крикливых девиц всю дорогу,
Что, впрочем, не портило мне красоту Аппеннин.
В тенистых палаццо Флоренция пробует лютню.
Ещё Лоренцетти не умер! Щекочут глаза
Стрекозы, стрекозы, гонимые солнцем к полудню…
Я пальцами воздух, прощаясь, над сердцем связал! –
О, вечные Альпы! О, бедный мой, славный Джованни!
Он так заливался слезами, что весь перевал
Забрызгал… Я думаю, тысячи разных желаний
Меня разрывали, покуда Джованни рыдал! –
Я дал ему в ухо, чтоб в Нюрнберг поспеть к фастнахтшпилю.
Терпеть не могу этот праздник дурацкий. А зря –
Когда ещё бюргера, в случай, придётся увидеть:
В канаве, да пьяного, с гульфиком в грязных ноздрях!
Пока я проигрывал в кости, Джованни вернулся.
Принёс медяков и хвастливые новости: он,
(Великий Джервазий!) гляди-ка, при шпаге, в рейтузах.
И Гретхен с Эльмирой давно уже ждут за углом.
Мне Гретхен досталась. Джованни залез на Эльмиру.
Эльмира, как позже я выяснил, был… меринком,
А Гретхен – подкована тоньше присохшего сыру,
Который Джованни всегда оставлял «на потом».
Но краденной лошади в зубы гляди хоть сто раз!
И с бандою рейтаров мы поспешили в Эльзас.