В год тысяча трехсот двадцать седьмой,
в апреле, в первый час шестого дня
вошел я в лабиринт, откуда нет исхода.
(Петрарка)
В магазине «Мир» на Невском я купил небольшую книжку сонетов Петрарки – параллельные тексты на итальянском и немецком. Так было удобно изучать новый язык, а чьи стихи - уже дело второе. Тогда вообще многих авторов – от японских до английских – легче было найти и прочесть на немецком. И русских философов, историков – тоже.
С Дворцового моста хорошо так виден Университет – и моя кафедра – где родился Блок, и здание Двенадцати коллегий… Всегда хотелось зайти на Васильевский, вглубь, но решался редко – слишком велика была плотность воспоминаний. Вот и теперь, поколебавшись, свернул в сторону Петроградской.
Злясь на себя за малодушие, нашел в кривом переулке рюмочную и с мрачным удовольствием нырнул в подвал. Получил стандарт – сто граммов в граненом стаканчике-стопке и обязательное приложение – бутерброд. Я выбрал со слегка засохшим сыром, хотя серьезные люди предпочитали кильку. Деликатесов не полагалось – и в том был особый шарм.
Встал за узкий длинный столик, поставил стопку и тарелку, положил книжку и огляделся. Любопытный народ обитал здесь: вроде и похожие на тех, что в «Коньяк – Шампанском», но только для неопытного глаза…
Внезапно в подвал почти кубарем скатился новый посетитель. Вероятно, споткнулся на пороге, - я вспомнил, как так же влетел в один из первых частных комиссионных магазинов. Хозяин испуганно вскочил; хорошо, тогда еще не было вооруженных охранников, а то бы меня точно подстрелили.
Между тем неудачник устроился напротив. Увидев мою книгу, с интересом взглянул на меня:
- Вы, часом, не ошиблись местом?
- Нет, настроение как раз сюда.
- О. как Вы точно определили! Именно настроение! Так выпьем за него!
Мы чокнулись, я слегка пригубил; в мои планы не входила длинная застольная беседа. Новый знакомец, напротив, как положено, опрокинул стопку залпом и тотчас сходил за второй.
- А знаете Вы вот это, - он перелистал книжку и стал читать по-итальянски. Заметив мою реакцию, перешел на немецкий. Кое-что я понял: тот самый день первой встречи с Лаурой.
- Да, помнится, он четверть века встречал ее у церкви и всё стихи о ней писал…
- И еще дольше – когда она уже умерла.
- Интересно, а если бы Петрарка не видел Лауру после первых встреч – как бы он помнил её облик?
- Мудрый вопрос. – Мой визави с уважением поглядел на меня и ушел за новой стопкой.
- А вот как. Совершенно не помнил бы, как она выглядит. Только редко, очень редко, где-нибудь на людной улице вдруг укол в сердце. Значит, встретил женщину, похожую на неё. А потом опять пустота.
В таких местах, где мы находились, в разговорах наступает момент, когда собеседнику поверяют всю душу. Я не знал точно, дошли ли мы до такого, но рискнул спросить:
- И Вы… Вы только что встретили?
- Да. Да.- И он вдруг перешел на обсуждение особенностей итальянского языка, возможно, стесняясь своей откровенности. Что я мог ему в ответ? Разве прочесть игривый итальянский стишок, - но он явно бы оказался не к месту.
Дождавшись паузы, я все же спросил:
-Ну, а обычная жизнь с её радостями и горестями, пусть и не исторического масштаба, - с ней как при этом?
Снова он одобрительно взглянул.
- А Вы неглупый человек – именно разные масштабы. Или, как развязка на дороге – в разных уровнях жизни. Да Вы ведь знаете немецкий:
Чем обладаю, - видится так малым…
Реальностью исчезнувшее стало *
- Но теперь-то чумы нет. И Вы могли бы, наверно, отыскать и увидеть…
- Нет. Разумеется, нет, ни в коем случае. После стольких лет… - он был явно огорчен и разочарован. – Я-то думал, Вы понимаете…
Оставив недопитую стопку, ушел, не прощаясь. Зря он так, и напрасно я его обидел. Я понимал. И даже вопрос задал, чтобы прочесть потом Набокова:
И все давным-давно просрочено,
и я молюсь, и ты молись,
чтоб на утопленной обочине
мы в тусклый вечер не сошлись.
Впрочем, кто будет молиться? разве только он…
_________
*) перевод Н.С. из Фауста:
Was ich besitze, seh’ ich wie im weiten
Und was verschwand wird mir zu Wirklichkeiten
Картинка: turizm.ru