КРЫША
Мест на двести для посадки в ресторане дан обед.
Не для свадьбы, не в поминки погулять решил поэт.
Поэтический гуляка, очеркист и прозаист,
он собрал к себе клаоку из подобных, сам речист.
И поднял кривой рукою кверху стопку, завопил:
наконец тебя, Андрюха, я догнал и получил
в шестьдесятую годину, в коренастый юбилей
Коасно Знамную Дубину, Орден, что у всех людей.
Хоть я, Вовка, и владею миром всех, но ты, Андрей,
обскакал меня на ниве немозолистых людей.
Ты, московский Вознесенский, сделал и намял бока
своей дерзостью словесной, из деревни чувака.
Я в Алёпине родился, титьки мамкины сосал,
я при Сталине мочился, Кремль от Гитлера спасал.
Не сидел в подвале тихо и на фронт не угодил,
мимо прокатило лихо, а деревня - на распыл.
Призывали рядом вместе одноклассников-ребят.
На небе давно при чести одноклассники висят.
Я с шинелью таровито зашагал в литинститут,
я стихи писал, корыто, мои опусы плывут.
Я к чему тебе, Андрейка, вспоминаю свой рассказ,
что судьбу твою, злодейку я ударил в правый глаз.
Помнишь, ели мы пельмешки как то вместе в кабаке,
ты сидел и жрал пельмешки, но сидел не налегке.
Капали твои слезинки в из пельмешек жидкий суп,
говорил ты мне, Андрейка, напечатай, не берут!
И не Пастернак Бориска, это я тебе, вахлак
для печати дал прописку, долг ко мне забыл, чувак!
Ты скупил в киосках кучи своих пакостных стишат,
накидал на пол, катался, бесноватых так смешат.
Грибоводник Солоухин выпил стопку, рюмку хрясь!
Полетел хрусталь по полу, нет, гуляка здесь не мразь!
Хоровод водили тучи сильных, борзых, молодых.
В шесть десятков знаешь лучше, как писать, чтоб для своих.