Война и мир
Я весь день оловянным был и свинцовым,
я весь день мечтал поскорей застрелиться.
И когда появился над церковью изразцовой
летательный аппарат бумажный,
я взбежал на звонницу с легкостью Наташи Ростовой
и застыл в восторге над разноцветными
султанами и плюмажами,
колосившимися на просторах Аустерлица.
***
Дачи чернеют за милей миля,
зима выписывает омегу.
Март - погода мясного гриля
и расставания с долгим снегом.
Угли шипят от туманной влаги,
изучает одетый в цветное карлик
прожженные зимней звездой овраги
и деревья, дышащие через марлю.
Над Байкалом
Летел серым вечером над Байкалом
на ржавом двадцать четвертом АНе.
Облака, как страницы бортовых журналов
шелестели ветрами воспоминаний.
Воздух вдыхая от горизонта,
я дрожал всем маленьким фюзеляжем,
приближаясь к пустому аэродрому, …
к серебру огней, где я был однажды.
Я летел-спешил к полосе покоя
над простором, поросшим байкальским кедром,
над Байкалом, похожим на все большое,
на то, что память питает щедро.
Война
Расступились предательские времена,
и отслаивались ежесекундно от темноты-сажи
фигурки смелые в камуфляже
где-то на дальней периферии сна.
Тараканы счастья
Я переплывал из воздуха в воздух,
из темноты в темноту.
Я зализывал ожоги от вспышек света.
Мой свет был темнее акульей пасти.
Со мной дружили тараканы
из квартир многодетных,
тараканы счастья.
***
Мне снилось, что вместе с композитором Дебюсси
мы искали музыку вдоль ручья.
Муравей нас по очереди укусил.
Раскрывала крестики глаз змея.
В норе шуршал трудоголик Крот.
шелестел листвой вдохновенный Клод.
Он был весел, длинноволос.…
С льняными сумками через плечо
мы брели мимо кладбища, вдоль ограды.
на сумках эмблема олимпиады,
внутри пыль кузнечиков и стрекоз.
И так брели мы через полесье,
пока из сна не достал меня
приемник, и в этот момент исчезли
Клод Дебюсси, муравей, змея.
Осталась орнаментом странных грез
пыль кузнечиков и стрекоз.