И нож в него, но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный за то, что был опасен.
Высоцкий.
***
Уж стало притчей во языцех:
«Поэт, да будь же гражданин!»
И вот печальной вереницей
Встают поэты как один.
И стихотворческие пушки
Нацелив, взорами горя,
сам Александр Сергеич Пушкин
порой обстреливал царя.
Царя, конечно, донимало
сие. А что же наш пиит?
Что ж? испугался? Да ни мало!
Не потому ль и был убит?..
Заряд гражданственной картечи
им Лермонтов направил в лоб,
когда апостол русской речи
придворными сведен был в гроб.
И вот за оное раденье
свинцом был тоже награжден:
под пули брошен он, в сраженье.
Ах, выжил?.. Что ж, тогда найдем
и для него убийцу тоже…
Погиб поэт и гражданин!
И отыскался раньше-позже
на все готовый челядин.
Но вскоре век настал двадцатый,
уж на расправу он мастак!
Коль ты поэт, знать, виноватый!
В чём? – Что гражданствуешь не так!
И к сфабрикованным дуэлям
нет больше нужды прибегать:
поэт у нас теперь расстрелян
по делу номер N-105.
В дни наши – как во время оно:
не изменилось ничего.
Нет на гражданственность законов,
помимо, разве, одного:
Судьба-злодейка лиховодит:
и чтоб поэт не постарел,
гражданский долг его подводит
иль под дуэль, иль под расстрел.