В прогалины меж туч прокалывались звезды.
Молочной полосой мерцал огонь Стожар.
Слезоточил июль. И поджигали грозы
Решетку нищих крыш сараев и кошар.
Я сторожил овец. И свечку к изголовью
Лепил и книжку брал. Но делалось темней.
Как в Книге Бытия, закапанные кровью,
Казалось, почернев, листы слипались в ней.
В пахучий полумрак с желтинкою огарка
Я осторожно шел… Шуршащий клок сенца
Одним касаньем губ брала, пугаясь, ярка
И дергала из рук суягная овца.
Овечьих черных лиц печальные цепочки,
Свеченье бледных глаз, прекрасных и пустых,
Тягучий запах сна, подсохшие комочки
И жилковатый свет разрядов грозовых.
… Овечий древний мир все глуше, деревянней,
Но кротость и тепло Земля еще несет…
Я гладил их бока. Трещал все окаянней
Навес, и холод плыл с клубящихся высот.
Наутро – чад пространств был желтый, мутноватый,
Как жир на остриях пастушеских ножей…
А равнодушный Бог в земле солоноватой
Мешает кости коз, овец и сторожей.
1985 г.