***
К морю бойко шагает по каменной лесенке взрослая Поньо.
Лето, теплый июнь, окна темные - дом на холме.
Волшебство не исчезло - все так же течет сквозь ладони,
Расцветая особенно ярко при полной луне.
В лунном море - разлитое золото этого света,
А из ближнего порта сигналят для Поньо цветные огни.
Вновь сестренки приносят от папы для Поньо приветы
И до самого света болтают, дурачатся вместе они.
Возвращается Поньо, и в мир возвращается утро.
И блестят на камнях мокрых ног торопливых следы.
Старый дом на утесе, запущенный сад в перламутре -
Виноград свесил плети почти что до самой воды...
Сооске спросит сквозь сон: "Как, родная, тебе колдовалось?
Хорошо ли плясалось сегодня при полной луне?"
Поньо фыркнет: "Конечно! Подремлем давай еще малость?"
Рыжий мальчик в кроватке тихонько смеется во сне.
***
- Что подарят мне?
- Завтра узнаешь.
- Торт будет?
- Будет торт тебе, Мэй. И на торте свечей будет шесть.
А пока - ну-ка сядь, как сидят все нормальные люди...
Ох и грязное платье - обычный набор здесь: и тина, и шерсть!..
Ничего в общем страшного - ты погоди, отстираю,
А сама ты пока грязь беги-ка смывать с рук и ног.
- Сацке, видела я, как вы с Канта вчера целовались!
- Ты умеешь секреты хранить? Вот и папе пока что молчок!
- Сацке, Сацке, а правда, что папа разводится с мамой?
- Кто сказал... а, неважно. Наверно, скрывать от тебя смысла нет.
У тебя по карманам опять горы всякого хлама.
Знаешь, торт будет завтра, но можешь пока взять конфет.
В доме есть телефон - и звонит папа в темные дали.
Нет, не той... иностранке, а в ближний же город большой.
- Доктор Хиро? Да-да. Да, увы, все как вы обещали.
Обострение снова у Сацке. Точь в точь как весной.
Жалко просто до слез: до сих пор она помнит сестричку,
Хоть с пропажи прошло, вот подумать, уже девять лет.
Да, конечно, приедем. Нет-нет, никаких электричек!
Да-да-да, не с утра, а, конечно же, где-то в обед.
Кстати, доктор, мне изредка слышится что-то... такое.
Может, средство какое-то и для меня тоже есть?
В ваной Мэй, девять лет как пропавшая, шумно играет с водою...
Сацке торт шоколадный готовит - и свечек на нем снова шесть.
***
Грустно все - провалила девочка испытанье.
Мама с бабулей смотрят горестно и светло.
Нынчее метла Осоне только для подметанья
И ведьмовское платье стало давно мало.
Скатится по перилам, рыжая и смешная,
Звонкими каблуками улиц смутит покой -
В булочную Осона затемно прибегает
И для того причину вам назовет любой.
В булочной подмастерье - хмурый, но добрый парень.
Знает Осона - вовсе парень тот не суров.
То вот возня у печки в четверо рук в угаре,
То вдруг дурачась кружат с хохотом меж столов...
Счастье - оно так рядом. Катится по перилам -
По уши все в муке, и в сахаре, и в золе...
Знает Осона - людям можно летать без крыльев
И кто сказал что это - только лишь на метле?
***
А вышло иначе все: Хару влюбилась в Барона!
И даже вернуться хотела в кошачью страну, чтобы снова стать кошкой.
Что быть человеком должна, убеждали ее непреклонно,
Барона ругали: мол, Гумберт нашелся, ведь ты же игрушка немножко!
А Хару, твердила, что все это совсем не засада,
Барон - он не старый, он просто умнее и старше всех мальчиков в школе!
Барон утверждал, что чуть-чуть повзрослее стать надо,
А глупое сердце - такое живое! Вдруг стало живое до боли!
Он прошлой весной, если честно, списался с Луизой.
Луиза - в Нью-Йорке, но есть особняк возле моря - отличные виды!
Недавно вот бабушкой стала. Малютка - сплошные капризы!
И некому тут затаить на Барона обиды...
А Хару еще обещали забавные люди
Что это пройдет, как проходит все-все и без толку...
Барону твердили: она подрастет и забудет!
И станешь ты снова игрушкой дурацкой на полке!
А Хару исчезла однажды вдруг осенью рыжей,
Ни взяв ни вещей, ни оставив записки в кровати помятой.
Недавно пришел ее маме конверт странный. Штемпель Парижа,
Внутри - рыбный крекер и веточки кошкиной мяты...