(по мотивам прозаической миниатюры Дмитрия Ковельского)
"Опустили бы, мечтатели, головки
с поднебесий на вонючие столовки".
Маяковский.
***
Столовая. Столы. Стоят рядами.
Народ ломится. Время – обед.
Рабочий, колхозник – те, кто годами
Нашей Отчизны был цвет.
Слесарь, грузчик – в одном все флаконе.
В робах, спецовках, в грязных сапогах.
Каждый – кремень! Ни один не стонет,
Не витает понапрасну в облаках.
Столовая, однако же, исключением тронута.
Только лишь в очередь встанешь, –
Жалобы, оханья, аханья, стоны ты
Тотчас же, верно, застанешь.
На лобном месте горой взгромоздясь,
Как курица на высоком насесте,
Огромная повариха, исподлобья косясь,
Орудовала, недоступная лести…
Движения – выверены, точны до предела, –
Ни капли не упадёт мимо!
И нет для нее желаннее дела:
Похлебку расфасовывать неумолимо.
Живет столовая буднями бурными.
Во время обеда другого не жди.
Кто-то сыплет словами не вполне цензурными,
А кто-то громко ест щи.
– Где Паша, не знаешь? – вдруг слышу за грохотом, –
– Он что ли с завода убёг?
– Нет. Он в больнице. – Вчера ж был живехонький!
– Был. Да вот вечером слёг.
– От чего? – Траванулся, похоже, в столовке…
– В какой, в нашей ли?? – В нашей.
– Черт бы побрал ее вместе с перловкой,
Со щами и прочей всей кашей!..
– Что врачи? – Говорят, вроде бы – сальмонелла…
– Чего??.. – Говорю ж: сальмонелла, бывает…
– А что это?… эта вот… как её …э…элла…
– А хрен его знает!
– Говорил ведь ему! (я ж мастак на уловки).
Но не слушал он! А совет мой был чёткий:
«Когда обедаешь в нашей столовке,
Запивать желательно водкой».
Меж тем выпускница медицинского колледжа
лихо разливала по тарелкам суп,
половник крепко рукою сжав.
(Её облик суров и груб).
А суп – мечта! в бульоне жиденьком
(навар от дешевой копченой колбасы)
тонули, маня и красуясь сытненько,
резанные картошка и огурцы.
В солянке той было мясо даже
(скорей вы слюнки сглотните!).
Никто супротив и слова не скажет!
Попробуйте сами, хлебните!
Хлебнуть не успел, но ясно я вижу:
Из мяса в солянке плавала
Колбаска, чуть-чуть разбавляя жижу,
Листочком присыпана лавровым.
И в оную жидкость добавление радости,
(что в ноты – вставка диеза)
И нет для нас большей благости –
Огромная ложка майонеза!
Майонезу любимому спели б мы оду –
Не чета она была б марсельезам!
Иные даже требуют (по нраву народу!) –
солянку с "двойным майонезом".
О, как неповторимо варево пахнет!
Терпкий, кисловатый, копчёный аромат!
Каждый, понюхав, в восхищении ахнет.
Не ахнет только завистник и гад.
Огромный чан с собой, товарищ, тащишь?
А совесть у тебя ли есть?
Норма – блюдце. Чего глаза таращишь?
Согласно норме ты и должен есть.
А тот, который непонятлив очень, –
И на него управа найдется:
Поварихи глаз предельно точен –
Ни грамма сверх нормы не нальётся.
Глаз этот взглянул на Юру строго –
у меня, мол, не забалуешь, паршивец!
Вы Юру не знаете? работягу такого
На заводе каждый знает сослуживец.
Юра парень дюже суровый.
Обыкновенный русский мужик.
Обернут боевой он зелёной робой.
На ногах кирзачи (к ним привык).
Лицо избороздили морщины «мыслителя» –
В его-то неполные тридцать лет.
«Блистала» улыбка, выдавая в нём ценителя
"простонародных" (без фильтра) сигарет.
Худощав он, и жилист, и мелкого роста.
Ручищи ж – на заглядение всем.
Что ногти не стрижены – ерунда: не так просто
Отработать подряд пять смен.
Не надо духов нам из-за границы!
Парфюмы свои у нас – вот как!
Пахло от Юры не французской водицей,
А духами под названием водка.
Заполнено всё помещенье столовой
Персонажами Юре под стать.
Вот Леха – взгляните сейчас на него вы:
Красавец ни дать ни взять!
А также – много мелких инженеришек.
И – скажем без особой погрешности –
В отдалении виднелась пара девушек
Весьма сомнительной внешности...
Крик разрезал воздух не понарошку –
Юра отчётливо произнёс:
– Я вляпался в чью-то картошку!
(он схватился за липкий от жира поднос).
На крик прибежала, визжа, полотёрша
(на полставки отвечавшая за подносы).
Неожиданная сия визитёрша
Поглядела на Юру косо.
Никогда он за словом в карман не лез,
Но тут не издал ни единого звука.
Смотрел же на нее он, как на ангела – бес.
И, видно, хотел сказать ей …
– Ты его тряпкой хоть три иль не три:
Поднос тот еще благовиден.
Что подносы! Юрец, сюда посмотри:
Ты ложки и вилки не видел!
Друг указал Юре на вилки.
Юра скорчил гримасу.
Меж тем под колкие друга ухмылки
Они подходили к мясу.
Здесь позвольте важное отступленье:
Опишу вам столовой интерьер,
Который поражал воображенье.
Всем интерьерам – пример!
Столы на крепких ножках железных
Блестят под люстрой подвесной.
Причина тому (не будем помпезны) –
жира многодневный слой.
Поцарапанные, обшарпанные, отколотые, отбитые –
Столы смотрелись великолепно!
Хотя и местами разной краской облитые…
О столах, в целом, отзываюсь хвалебно.
Столы эти жгло, к тому ж, осознание:
Им со времен основанья завода
стоять тут выпало предначертание.
О, сколько ими перевидано народа!..
С погнутыми ржавыми ножками табуретки,
боясь от столов отстать нечаянно,
гордо себя обозначали нередко
неистовым скрипом и качанием.
Почерневший кафель и закопчённый потолок –
О них тоже скажем речь лестную:
Каждый из них, как только мог,
Дополнял картину прелестную.
– А будет ли борщ? а, Марь Пална?
– Меню, что ли, не видел, алкаш?
– Понял, сегодня борща не перепало нам,
тогда мне пюре и гуляш.
– Юрец! ты лучше котлету бери-ка,
Паша вчера такую же ел…
Юра чуть-чуть не задохся от крика:
– Ты что, совсем обалдел?!..
– Ты разве не хочешь такую котлету?
Посмотри, как заманчиво лежит.
Друг не удивился юриному ответу:
– Я еще хочу жить!..
Шмякнувшись о тарелку громко очень,
На дно её упала котлета.
Оно и понятно: уважать себя хочешь –
шмякайся именно этак!
«Даже не пытайся найти во мне мясо!» –
котлета своим видом орала неистово.
А Паша ведь ел?!.. Юре не ясно –
какого черта лысого?
Юра смотрел изумлённым оком –
сначала пюре на тарелку вылилось.
Специально для Юры на блюде широком
оно лечь понежнее силилось.
Следом – гуляш. На вид – просто мясо,
Но запах манил неимоверно.
Сколько мяса в нем было – не ясно
(процентов пятьдесят, наверно).
Тарелку зажав ту в руках, как чудо,
Юра себя ощущает героем, –
Ведь держит то самое, дивное блюдо,
гордо именуемое "Второе"!
– А где находят …э…энэллу эту?..
– В яйцах и курице – я телек смотрел.
– А куры сегодня были? – Нету.
Яйца ж я, кажется, разглядел…
У Юры вопрос и тоска в душе
(знали б вы, как он страдает!):
– Интересно, а есть ли та дрянь в гуляше?..
– А хрен его знает!
Лицо у Юры скривилось болезненно –
Не у каждого такое застанешь!
Голодная диета, конечно, полезней, но
На заводе этак долго не протянешь.
Юра себе еще взял салат:
Ах, оливье – тебе тоже гимн бы!
Тебе! Тебе – каждый песнь спеть рад!
И, конечно ж, поверх тебе – нимбы!
Если к тому у вас есть интерес –
Секрет оливье я открою вам:
Лук, горох, колбаса и … майонез
(последний – в количестве утроенном).
Пирожки! Ах, какая ж столовка без них?...
Да! Без них нам точно не выжить!
И вот один при виде пирожков таких
к ним тотчас навострил лыжи:
– И с чем пирожки, скажи-ка, старушка?
– С ливером пирожки эти.
– Нет, тогда дайте мне ту вон ватрушку:
Я издали её заприметил.
– Не ватрушки, а шанежки – булочки те-то!
Вы разве ж не знали? так знайте!
…Что ей рабочий ответил на это –
Сами попробуйте угадайте.
Юра ж отчетливо слышал те слова,
И в себя приходил покуда, –
К ватрушкам подошла повариха номер два
И сотворила истинное чудо.
Божественной (из-под крана) их окропила водой
из волшебного (гранёного) стакана…
И они, повинуясь кудеснице той,
помолодели и зарумянились рьяно!
– Вчерашние, – созналась Юре кассирша.
– Ну, надо ж, а на вид – как новые! –
он руку отдернул, такое услышав,
вспомнив пашины испытанья суровые.
– А пирожки, те, что с ливером, свежие?
– Да, свежие, мил дружок.
Юра попросил весьма вежливо:
– Тогда мне один пирожок…
Первое, второе, салат и чай.
Плюс – на подносе булочка вертится…
На сегодня, обед мой любимый, – прощай!..
Надеюсь с тобой завтра вновь встретиться.
В восторге мы мечемся – вот это обед!
Роскошный и опциональный!
Обед, прекраснее которого нет!
Стандарт общена-
циональный!
– Эк, ведь, по-царски-то мы отобедали! –
Юра толкнул грязную дверь столовой.
Никакими теперь не возьмешь нас бедами,
Ну, разве что – голодом новым.
Годы летят, десятилетья, – не верится!
Широко время по земле шагает!..
…А наши столовки когда-нибудь изменятся?
А хрен его знает!