7. ТИХОЕ РЕМЕСЛО
1.
Природы таинственный облик:
зачахшие сосны, ольха,
мошка и заливистый зяблик.
В карманы полезу — труха,
в корзину — и то же. А сына
припомню, и думаю: «Вот,
глубокая здесь мочажина:
утонешь — никто не найдёт.
Одна застрекочет сорока,
да юркнет полёвка в траву,
и облачко всхлипнет высоко».
Но нет! Я живу и живу:
бреду, раздвигая щитовник,
валежником влажным хрустя,
так словно я главный виновник
распада и роста куста,
а может, и факта, что лоси
рванули сквозь лес напрямик, —
всего чего, кажется, вовсе
назвать не сумеет язык.
2.
На языке поэта
часто ночует небо.
Небо щекочет нёбо
и говорит про мета-
физику нашей боли,
про замиранье сердца.
Ляжешь — не отвертеться!
Встанешь — пиши! А в поле
бродит безумный ветер,
волчью рыдает песню.
По лбу ладонью тресну:
«Вот же, писать без литер
надо стихи, в которых
скажешь (приставка “недо”):
“Звёздное тонет небо
ночью в лесных озёрах”».
Жутко-то как! Четыре
ровно. Погас фонарик.
Здесь я — Никто. Сухарик
Правды не нужен в мире.
3.
Селить на планете каких-нибудь троллей,
и эльфов на бой отправлять из Рязани…
Мы столько уже чепухи напороли,
нащёлкали фоток, настроили зданий,
что кажется: мир не вполне интересен —
и жёлудь на ветке, и дрозд в перелеске,
зевок вызывает целебная плесень
и Баха кантаты. А голос нас детский,
скорее, пугает, скорее, о смерти
напомнить готов, о грехе суицида,
и даже малыш карандашиком чертит
не будку собачью, а пояс шахида.
Что, спросите, делать? Отвечу: не знаю!
Но лично бы я удивился рассвету,
ребёнку бы сказку придумал про Заю
и злую Лисицу. И жизнь я вот эту
не стал бы бранить понапрасну, а только
за то, что всё шуточки вместо печали,
за то, что страну разорили и Волга
грязней год от года... А вы бы смолчали?
4.
Тяжело быть собой, настоящим, увы.
Очень хочется красок добавить, принять
то красивую позу, то полголовы
нарастить для солидности, или загнать
нездоровые мысли поглубже — туда,
где уже догадаться не сможет никто,
как ты мерзок… Но выйдет опять лабуда,
клюква с кроной развесистой или в пальто
конь какой-нибудь. Вот как выводит строка
за ушко да на солнышко всякую тварь.
Будь собой. Не стесняйся себя, дурака.
Потому что поэзия — музыка, пар,
отлетающий вместе с дыханием, свет,
от которого скрыться — испортить стихи.
Будь собой, бедолага, безумец, поэт!
Если подвиг, то подвиг!.. А если грехи,
Бог простит, — у тебя больше выбора нет!
5.
И в прошлом веке с кем-то паралич
случался. «Времена не выбирают…
живут и умирают…» Но опричь
всех утешений, в этом так сгорают,
что ты твердишь: «Я вымысла хочу!»
Друг, дикая, кошмарная вот эта
у нас реальность есть, и ни врачу,
ни магу изменить её… Ракета
в какой-нибудь домишко попадёт,
в больнице заразят ребёнка СПИДом,
чиновник полбюджета украдёт…
Да, я скажу, что, кажется, обидам
уже потерян счёт. Но, дорогой,
дружище, я заметил бы: «И всё же
реальный мир со всей его бедой
мне выдумки беспочвенной дороже».
6.
Чтобы в бой поднимать, существует труба,
а стихи не для этой практической цели.
Все они просто так и текут, как вода,
сквозь бадьи ежедневной широкие щели.
Ах, но эта вот влага питает поля,
где побеги любви пробиваются к свету,
а практичных земля пересохла дотла,
и на ней, как в сраженьях, не место поэту.
7.
Тихая гавань сердца —
для парусов твоих.
Ну, от печали средство —
музыка на двоих
Блока ли, Пастернака
или ещё кого.
Песня ночного мрака —
только-то и всего.
Сколько тоски, и злобы,
и роковых измен
за поцелуй Изольды —
ах! — за любовь Кармен.
Синяя боль обложки —
сердце моё, стучи!
Вьюга поёт в окошке,
вьётся огонь в печи.