ОБРУЧЕННЫЙ
"Ты должен выбирать между мной и своими сигарами"
(дело о нарушении брачного обещания, ок. 1885)
Открой-ка сигарный ящик, сигару покрепче возьми,
Дела наши с Мэгги плохи, ушла она, хлопнув дверьми.
Спор шел о гаванских сигарах, уступать – не настолько я глуп;
Она придирчива слишком, сама же твердит, что я груб.
Открой-ка сигарный ящик – и дай подумать пока;
Рассмотрю я личико Мэгги в синеватой вуали дымка.
Смотреть на Мэгги прятно, но время оставит свой след:
Нежнейшая щечка увянет, глядишь – и любви уже нет.
Генри Клей, Ларранага – в сигарах мир и блаженный покой;
Но лучшую в час докуришь – пора заменить другой...
Брось окурок, и вот другая – ароматна, плотна и нежна,
Но Мэгги не больно-то бросишь: молва людская страшна.
Вот Мэгги, лет через тридцать – в сединах, и взгляд ее строг,
И нету силы на свете, чтоб я заменить ее смог.
И свет обернется тьмою, остынет сердечный жар,
Угасший светильник зловонней окурков старых сигар.
Окурок давно докурен, а все же – таскай с собой...
Не выкинешь черный уголь, ставший твоею судьбой.
Открой-ка сигарный ящик – взгляну я со стороны.
Вот мягкая смотрит Манила – а вот улыбка жены.
Какой мне удел дороже: оковы супружеских уз,
Или гарем темнокожих красавиц, приятных на вкус?
Советниц мудрых полсотни – испытаны и верны,
И ревность им незнакома: одна с другою дружны.
Раздумья раннего утра, отраду среди скорбей,
Покой закатного света, бальзам для усталых очей –
Подарят полсотни красавиц, ничего не прося взамен,
Охвачены страстью Сати – сгорать, обращаясь в тлен.
Вот что дарят полсотни красавиц. А когда иссякнут они,
Пять раз по полсотни новых украсят грядущие дни.
Земли далекой Явы, Карибские острова,
Новых невест пришлют мне, гарем оскудеет едва.
Кормить ни к чему, и нарядов они от меня не ждут,
Покуда чайки гнездятся, покуда дожди идут.
Ванили лучшей добавлю, чаем смягчу листы,
Мормону со мной не сравняться – мавра мечтанья пусты.
Вот Мэгги прислала записку, вопрос у нее один:
Плакса-Любовь мне дороже иль могучий бог Ник О'Тин?
Но Любви прислужник от силы я только последний год,
А Кабаньяс лет семь служу я – такой выходит расчет.
На унылых путях холостяцких, как вехи, пестреют огни:
Ради Дружбы, Отрады, Работы и Борьбы горели они.
А вот и дорога с Мэгги: и какой от Любви будет прок?
Единственный свет на болотах – блуждающий огонек.
Доведет ли меня безопасно или оставит тонуть?
Вместо дыма – огонь неверный, и ему ли доверю свой путь?
Открой-ка сигарный ящик; здесь старых друзей я припас –
Да кто же такая Мэгги, чтоб с нею покинул я вас?
Тысячи мэгги готовы в ярмо тебя заманить;
Но женщина – женщина только, с сигарой ее не сравнить.
Зажжем-ка сигару – я первый обет сохраняю свой:
Коль Мэгги не стерпит соперниц – не будет моею женой!
THE BETROTHED
"You must choose between me and your cigar."
—BREACH OF PROMISE CASE, CIRCA 1885.
Open the old cigar-box, get me a Cuba stout,
For things are running crossways, and Maggie and I are out.
We quarrelled about Havanas—we fought o'er a good cheroot,
And I knew she is exacting, and she says I am a brute.
Open the old cigar-box—let me consider a space;
In the soft blue veil of the vapour musing on Maggie's face.
Maggie is pretty to look at—Maggie's a loving lass,
But the prettiest cheeks must wrinkle, the truest of loves must pass.
There's peace in a Larranaga, there's calm in a Henry Clay;
But the best cigar in an hour is finished and thrown away—
Thrown away for another as perfect and ripe and brown—
But I could not throw away Maggie for fear o' the talk o' the town!
Maggie, my wife at fifty—grey and dour and old—
With never another Maggie to purchase for love or gold!
And the light of Days that have Been the dark of the Days that Are,
And Love's torch stinking and stale, like the butt of a dead cigar—
The butt of a dead cigar you are bound to keep in your pocket—
With never a new one to light tho' it's charred and black to the socket!
Open the old cigar-box—let me consider a while.
Here is a mild Manila—there is a wifely smile.
Which is the better portion—bondage bought with a ring,
Or a harem of dusky beauties, fifty tied in a string?
Counsellors cunning and silent—comforters true and tried,
And never a one of the fifty to sneer at a rival bride?
Thought in the early morning, solace in time of woes,
Peace in the hush of the twilight, balm ere my eyelids close,
This will the fifty give me, asking nought in return,
With only a Suttee's passion—to do their duty and burn.
This will the fifty give me. When they are spent and dead,
Five times other fifties shall be my servants instead.
The furrows of far-off Java, the isles of the Spanish Main,
When they hear my harem is empty will send me my brides again.
I will take no heed to their raiment, nor food for their mouths withal,
So long as the gulls are nesting, so long as the showers fall.
I will scent 'em with best vanilla, with tea will I temper their hides,
And the Moor and the Mormon shall envy who read of the tale of my brides.
For Maggie has written a letter to give me my choice between
The wee little whimpering Love and the great god Nick o' Teen.
And I have been servant of Love for barely a twelvemonth clear,
But I have been Priest of Cabanas a matter of seven year;
And the gloom of my bachelor days is flecked with the cheery light
Of stumps that I burned to Friendship and Pleasure and Work and Fight.
And I turn my eyes to the future that Maggie and I must prove,
But the only light on the marshes is the Will-o'-the-Wisp of Love.
Will it see me safe through my journey or leave me bogged in the mire?
Since a puff of tobacco can cloud it, shall I follow the fitful fire?
Open the old cigar-box—let me consider anew—
Old friends, and who is Maggie that I should abandon you?
A million surplus Maggies are willing to bear the yoke;
And a woman is only a woman, but a good Cigar is a Smoke.
Light me another Cuba—I hold to my first-sworn vows.
If Maggie will have no rival, I'll have no Maggie for Spouse!