Пусть судьба не хватает клюкою меня за плечо.
И своею бессмысленной яростью ей не грозить мне!
Я, пожалуй, сумею сказать, да и сделать что-то еще,
Колыхаясь в жизненных бурях, как в вспененном сбитне.
И судьба меня часто колотит, страданьем моря,
И подчас вкруг меня только гадкие рожи да рожи.
Может статься, пущусь я однажды за горы, моря,
Обрести чтобы тех, кто всего мне на свете дороже.
Я мечтаю о прочности неких связующих уз,
как мечтает мечтой трансцендентной орел о решке.
Но приходит и время взнуздать многомудрый свой ус –
И, пожалуй, очистим сейчас от скорлупок орешки:
Уготован ли нам высший жребий пожизненный сей,
Или сами творим мы все то, что случается с нами –
Все одно. Посему эти домыслы сей иль не сей:
все безжалостно будут развеяны грезами, снами.
Никуда не уйти, не взлететь, нет ни мочи, ни крыл,
у судьбы сто прочнейших дверей и все – из акрила,
уж какими словами я только судьбину ни крыл,
эти двери она все вдруг – бах! – предо мной и закрыла.
Но на небе главней всех созвездий в ту пору был Рак,
И внимал я тому, что немолчно гласили мне звезды:
«Восприми благодать от древнейших священнейших рак,
открестись от того, что сюда какими-то судьбами свёз ты».
От созвездий космический луч – прерывист и кос –
падал вниз. Я стоял, пораженный ответом искомым.
Как под гибельным натиском острых сбривающих кос,
отступала душа моя, в горле с слезами и с комом.
Раздавался далекий и гулкий то скрежет, то стон:
тo - вращались в своей круговерти вселенские оси,
так бываешь порой безвозвратно перерожден,
созерцая ничто и внимая его безголосью.