А мне бы жить лет двести, триста.
Но я старею. Я умру.
Года летят по жизни быстро,
Расправив крылья на ветру.
Последний снег прибьёт их книзу,
Сплетёт года корнями жил,
И не бывать уже сюрпризу,
Что три столетья я прожил.
Прочертит Бог над облаками
Большое острое тире.
Оно, не тронуто веками,
В меня вонзится в декабре.
Последний снег не бел, не пышен –
Истоптан, грязен и помят.
Но даже этот не излишен,
Когда не пахнут листья мят,
Когда следы в тупик упёрлись,
Когда последняя зима
Уже готовит жизни подлость:
Хоть ад, хоть рай – а всё тюрьма.
Три века. Прав печальный Кафка.
Смертельно шустр мгновений бег.
Пустой окажется добавка –
Второй, четвёртый, пятый век.
Но выход есть. И он несложен.
Прерву тревог ненужных нить.
Раз жить бессрочно мы не можем,
То надо правила сменить,
И, глядя вслед бессмертным рекам,
Писать, пока строка течёт,
Считая год столетним веком,
Ведя векам бескрайний счёт.