Русь заМКАДная

Олег Краснощёков
(К публикации стихотворения Ольги Аникиной «Огороды, поля, огороды…»)

http://www.stihi.ru/2014/02/16/6607



Существует расхожее мнение о том, что Москва это еще или уже не Россия. Может быть, и так. Всякий волен соглашаться с этим или нет. Всё зависит от того, какой смысл каждый вкладывает в понятия Россия и Москва. Но язык всегда вертится около больного зуба, и потому Москва, волей-неволей, была и останется центром притяжения сотен миллионов русских судеб. И никакое время не сможет изменить сложившегося веками порядка вещей.
 
Москва не сразу строилась, да и русский человек не любитель запрягать быстро. Теперь Москва в огородах "трёшки" и МКАДа, а человек – за рулем уютной камеры-одиночки автомобиля. Но что он видит за окном? Всё то же, что и человек из века, да хотя бы и семнадцатого:

«Огороды, поля, огороды…»


Семнадцатый век называют веком русского одиночества. Двадцать первый век мало что изменил в его характере. В нем как и прежде:

«Словно дышишь тоской первородной,
Сокровенной сыновней тоской».


Бездонная глубина почвенности соседствует с устремленным в высь западничеством небоскребов. За огородом кольцевой автодороги всё та же укоризна безликих престольных посадов, где не раз искали для себя спасения и прибежища русские монархи и страстотерпцы. Да, Москва – Третий Рим, но почему-то римская провинция начинается в шаге ходьбы от столичной околицы.
 
Глядя на всё это, понимаешь, что третий после "Что делать?" и "Кто виноват?" основной русский вопрос, сформулированный ещё в 70-х годах прошлого века Василием Шукшиным «Что с нами происходит?», и теперь актуален, как никогда. Что происходит? Да, вот, это самое все и происходит. То, от чего ужас картин настоящего, проносящихся мимо взгляда автора, становится непременным условием его существования. И тут уже не до ахов и вздохов, коль -

«вдохнуть до предела не можешь…».


И в сыновней тоске молчания звучит пронзительный возглас –

«Господи, Боже…».


Эхом откликаясь в сознании автора, -

«Словно кто-то сказал, а не ты».

Читатель, может быть, спросит, а что это за тоска такая? Тоска по утраченному Беловодью? Тоска по исчезнувшему в безголосой глади вод граду Китежу или по граду обреченных за горбылями АЗС кольцевой? Тоска по чему-то уходящему или уже ушедшему?

В изобразительном искусстве существует концепция Павла Корина «Реквием. Русь уходящая». Персонажи неосуществленной картины – предстоятели Русской церкви, монахи, нищие и простой люд, пришедшие проститься с Патриархом, – явились в ней олицетворением одновременности прощания и прощения. Всякий, кто видел эту портретную галерею Корина, понимает: они прощаются не только с Патриархом, но и с собственной жизнью. Все они, чьё духовное подвижничество составляло основу и суть Руси, уходили в небытие, исчезали один за другим, оставляя в своем сиротстве «огороды, поля, огороды». Русь уходила из жизни.

В стихотворении Ольги трагизм ухода достиг своего Абсолюта: автор чувствует то, как «под птичий жалобный клич над рекой»  уже сама жизнь уходит из Руси в некий омут «без проблеска впереди», превращая Русь уходящую в Русь заМКАДную…

И становится отчетливо ясным адресный смысл финальных строк стихотворения автора, какого и через сто лет будут читать и перечитывать:

«…Уходи же, к чужому, к чужому,
Уходи поскорей. Уходи».

16 февраля 2014 года. Москва.