Ты вдруг осознала, что ты никому не нужна.
Ни близким, ни добрым, ни злым, ни далеким.
Сама в одиноких ночах согреваться должна.
Чужими стихами и книгами, что о высоком.
И солнце забытые губы не тянет в улыбке.
Пустые зрачки, как стекло отделяют от мира.
И прошлое бережно прячешь в потертой открытке,
С той выпитой кровью, посредством энерговампира.
Ты, с призраком в танце кружась, опускаешь ресницы.
Ты чувствуешь чувство, названья которого нет.
Проносишь его сквозь ненужные разные лица,
Не глядя на то, сколько мимо прошло твоих лет.
Ты не угадаешь, почем покупается радость.
За кухней нарежешь на суп свою память и боль.
Готовое блюдо, назвав одинаковым «гадость»,
Приправишь, добавив свою горьковатую соль.
А позже привыкнешь и сдашься своей безысходности.
И, грустью тягая струну на гитаре, расплачешься.
И дымом себя задохнув, ты позволишь раскашляться.
Ты с ним растеряешь остатки своей былой гордости.
Об этом мечтала та девочка с русыми косами?
Такие мечты рисовала ты маме фломастером?
Глотая пилюли спокойствия грубыми дозами,
Сходи, исповедуй уныние-грех перед пастором.
Оставить на существование ложку спокойствия?
Ведь ты не цветущее, вымершее растение.
Не срежет никто тебя, больше не бойся ты.
Питайся слезами, ведь это твое удобрение.
Но только от них не распустится сердце заблудшее.
И только от страха ко смерти, наверно, живешь;
Которая смотрит на пламя еще не потухшее,
И ждет твою спину под круто заточенный нож.
Опомнишься от эпизода заштопанной давности,
От серой обыденной мертвости глупой души?
Ведь ты довела ее до паутиновой странности.
Открой ей свободу, пусти в себя воздух, дыши.