Двенадцать. Полночь. И начало дня.
-Еще не спишь, мой плюшевый защитник?
В пластмассовых глазах с досадным "bля!"
Застыл вопрос: - Ну что тебе, паршивке?
Ни он, ни я, ни город наш не спит,
Морщинит медный лоб зелёный Питер,
В гробу кукожится неумерший пиит
И просит няню, чтоб связала свитер.
Февраль прокис и вызревает в март
Местами жёлтый, склизлый, ноздреватый.
Играет Сплин. Под перебор гитар
Вползает меломан и завсегдатай
Кондратий. И бормочет имена.
И пальчиком почёсывает горло.
В окно с трудом дебелая луна,
Протискивается. Мне уже недолго
Осталось сдерживать приливы тошноты,
Не обусловленной беременностью тела.
С обшарпанными стенами мечты
Сливаются... Да вам-то что за дело...
Задело... снова рифма...и в пizду!..
А мне пора пришить мишутке лапы.
- Дружок, не помнишь, а в каком году
Решила я - тебе быть виноватым?
Когда пересекла я ту черту,
После которой бесполезны слёзы,
Когда свою пустую маяту
в отсутствие советчиков тверёзых
перенесла на лучших? Верных мне..
Мне, недостойной этой чистой веры?
Иголка, нитка, а в слепом окне
слепой девчонке грезятся химеры.