О, первый мой альков с дубовою кроватью.
Мой ленинградский март, мой неувядший мирт.
На полстены окно. Дорожка: шубка-платье-
перчатка-туфля-шарф-чулочек-Новый Мир…
Манил предмет любой на глубину алькова,
где с потолка палил в нас купидонов сонм.
Любовь… любовь… любовь… И дела никакого,
что день – давно не день, а сон – совсем не сон,
а дом – уже не дом, что на углу Бассейной
сияет тихий рай, гремит бесшумный пир,
а на союз лжеца и барышни кисейной
взирает свысока весь сталинский ампир.